С благодарностью вспоминали они при этом уроки Топоркова по радиотехнике, которые, по приказанию Белопольского, слушали все члены экипажа «СССР-КС 3». Без этих, пусть неполных и поверхностных, знаний невероятно трудная работа никогда не увенчалась бы успехом.

Они даже не заметили, как над самолётом одна за другой пронеслось несколько сильных гроз, и очень удивились, когда обнаружили, что с начала работы прошло девять часов.

Радиоустановка была отремонтирована. Но будет ли она работать?..

– Попробуем! – сказал Мельников.

– Медлить ни к чему, – согласился Второв.

Когда раздался сухой щёлк включённого генератора, он невольно закрыл глаза.

– Слышу, Борис, слышу! Где ты?..

Голос Белопольского… Почему сразу ответ? Разве Мельников говорил что-нибудь?..

Спокойный голос Бориса Николаевича звучал в кабине разбитого самолёта призывом к жизни.

Второв почувствовал лёгкое головокружение. Захотелось полной грудью вдохнуть чистый морской воздух.

Но его не было. Снаружи был отравленный воздух Венеры.

– Я считаю, что только подводной лодкой.

Потухшая лампочка индикатора прервала фразу. Связь оборвалась. Где-то между ними и островом проходил грозовой фронт.

– Признаться, я сомневался в успехе, – сказал Мельников. – Думал, что мы не сумеем исправить передатчик.

– Я тоже, – тихо ответил Второв.

– Посмотри, Геннадий! – сказал Мельников, незаметно для себя самого перейдя на «ты». – У самолёта нет крыльев.

Действительно, оба крыла, очевидно, сломанные ливнем, исчезли. Когда это случилось и почему они не слышали шума и треска ломающегося металла, ни тот, ни другой не могли объяснить.

– Мне кажется, что самолёт глубже погрузился в воду, – сказал Второв.

– А мне не кажется, – ответил Мельников. – Я в этом уверен. Его затягивает песок.,

Он сказал это так просто, что Второв не решился задать напрашивающийся вопрос, что будет, когда самолёт целиком уйдёт под воду. Лодки, чтобы перебраться на берег, у них не было. Надувная шлюпка лежала в крыле и исчезла вместе с ним.

Через два часа Белопольский сообщил, что подводная лодка отошла от звездолёта.

Потянулись часы ожидания.

Кабина медленно, но неуклонно погружалась всё глубже. Вода дошла уже до края кожуха. Часто налетали ливни, и сила водяных потоков ещё больше вдавливала самолёт в песок мели. Скоро пришлось отказаться от наружного воздуха и целиком перейти на кислородные баллоны. Открыть кожух – значило пустить в кабину воду. Её уровень был на несколько сантиметров выше борта.

– Жаль, что у нас нет водолазных костюмов, – сказал Мельников.

Когда прояснилось, они внимательно рассматривали в бинокли берега, окружавшие их с трёх сторон. Не было никакого сомнения, что перед ними настоящие деревья – гигантские представители растительного мира. Листва была ярко-оранжевой.

За стенками кабины сильный порыв ветра пронёсся по заливу. Мелкой рябью покрылась поверхность воды, зашевелилась трава на берегу, сильнее закачались верхушки деревьев.

– Как не похожа эта картина на пейзаж острова! – сказал Второв. – Там мёртвый покой, здесь жизнь. Не хватает только птиц.

– Посмотри на листву. – Мельников протянул руку к берегу. – Вот где совершенно непонятная вещь. Как могут держаться листья при таких ливнях?

– Вероятно, они устроены иначе, чем листья земных деревьев.

– Это безусловно так. И их надо основательно осмотреть.

Кратковременная, но сильная гроза прервала разговор. При шуме потока, тресках молний и раскатах грома они не слышали друг друга. Клокочущая пена целиком накрывала кабину.

А когда прояснилось, они увидели, что над водой осталась незначительная часть кожуха. Ещё один – два грозовых фронта – и поверхность залива сомкнётся над ними.

– Кажется, самый раз прийти подводной лодке, – заметил Второв.

– Придёт в своё время.

На панели приёмника замигала лампочка вызова. Второв повернул ручку верньера. Вызывал Топорков.

– Как положение? – спросил он. Мельников опередил своего товарища, собравшегося ответить.

– Без особых перемен, – поспешно сказал он.

– Погружение?

– Идёт нормально. Ничего угрожающего.

– Я уже давно не имею связи с лодкой, – сказал Топорков. – Где она?

– Километрах в пятидесяти.

Было слышно, как Игорь Дмитриевич тяжело вздохнул.

– Мы очень тревожимся за вас.

– Нет никаких оснований.

Связь снова прервалась. Условия прохождения радиоволн на Венере были на редкость капризны.

– Зачем вы их обманываете? – спросил Второв. – Не лучше ли сказать правду?

Мельников не сразу ответил. Он смотрел на Второва, словно изучая его лицо.

– По личному опыту, – медленно заговорил он, – я знаю, что переживать бедственное положение товарища гораздо труднее, чем самому находиться в таком положении. Они ничего не могут сделать для нас, кроме того, что уже сделали. Что же мне им сказать? Что лодка может подойти не раньше как через час, они сами знают. Что, если пройдут ещё два ливня, мы окажемся под водой и найти нас будет неизмеримо трудней? Что любой грозовой фронт может оказаться таким же длительным, как тот, который послужил причиной нашего теперешнего положения?..

Он с минуту молчал, потом спокойно произнёс:

– Правда хороша всегда, но во имя спокойствия друзей ею иногда надо жертвовать. Пусть они думают, что у нас всё по-прежнему.

– Вы думаете, что наше спасение ещё под вопросом?

Мельников улыбнулся.

– Ты сам знаешь «милый» характер Венеры. Пока мы не окажемся внутри лодки, я ни в чём не уверен. Но сейчас у нас неизмеримо больше шансов, чем до ремонта радиостанции. Тогда не было почти ни одного. Но и это ещё не причина приходить в отчаяние.

– А если бы радиостанция не заработала?

– Вот тогда мы оказались бы в серьёзном положении. Возможно, что пришлось бы погибнуть…

Этот последний час ожидания был самым длинным. Казалось, что секунды превратились в минуты.

Баландин сообщил, что локационный прибор показывает твёрдую землю в пятнадцати километрах от лодки. Это мог быть только тот берег, возле которого находился самолёт, – подводная лодка шла прямо на него.

Прошло ещё двадцать минут, в продолжение которых ни один ливень не обрушивался на залив, и лодка подошла совсем близко. Маяк был выключен: в нём не было больше никакой нужды.

– Вот нам и достался тот шанс, о котором вы говорили, – весело сказал Второв.

Вместо ответа Мельников поспешно наклонился к микрофону.

– Зиновий Серапионович!

– Слышу.

– Не всплывайте! Держитесь на глубине! Приближается мощный фронт.

Из-за вершин леса, зловеще поднимаясь всё выше и быстрее, надвигалась широкая тёмная полоса. По количеству молний, по раскатам нарастающего грома Второв понял, что это не кратковременный, а долгий, затяжной ливень. Края водяного занавеса скрывались в туманной дали.

– Ну, держись, Геннадий! – сказал Мельников. – Это последнее и самое серьёзное испытание.

Сорок минут непроницаемый мрак скрывал от них положение кабины; сорок минут неистовствовала вокруг разнузданная ярость стихии. При свете лампы они видели над головой только белую пену. Удары грома приглушённо доносились до них. Это могло быть следствием того, что кабина ушла вглубь, ниже поверхности залива.

И Мельников и Второв были уверены, что не увидят неба, когда гроза пройдёт, что они уже «с головой» погрузились в воду.

Но, когда, наконец, грозовой фронт промчался, они, к своему величайшему удивлению, не заметили никакой перемены в положении. Уровень залива относительно кабины был на той же высоте, что и раньше, до грозы. Сорок минут тяжесть водяного потока «вдавливала» самолёт, но он ни на сантиметр не опустился ниже.

– В чём тут дело? – озадаченно спросил Второв.

– Вероятно, мы легли на плотный грунт.

Это было единственным и, по-видимому, правильным объяснением. Теперь уже никакая опасность не угрожала и можно было бы спокойно ждать ещё несколько часов, пока не истощатся запасы кислорода. Но в этом не было нужды, – подводная лодка находилась где-то близко.