Бывали минуты, когда они сомневались, выдержит ли корпус корабля непрерывные «потоки» молний и чудовищную силу ливня, от которых весь звездолёт дрожал мелкой дрожью.

При каждом ударе грома, а они были почти непрерывны, исполинский корабль так сильно вздрагивал, что, казалось, ещё немного – и он упадёт на бок и покатится по берегу, как соломинка, гонимая ураганом.

Атмосфера за бортом превратилась в сплошное электрическое море. Все приборы главного пульта, имевшие связь со внешним миром, мгновенно вышли из строя. Корабль «ослеп» и «оглох». По счастью, Топорков успел вовремя убрать наружную антенну, и это позволяло надеяться, что они не лишились радиосвязи.

Крепко ухватившись за первые, попавшие под руку укреплённые предметы, члены экипажа «СССР-КС 3» молча ждали конца этого хаоса. За все двенадцать минут, которые понадобились грозовому фронту, чтобы пройти мимо, никто из них ни разу не подумал о себе, о том, что их ждёт, если корабль перевернётся. Все их мысли были в лесу.

Звездолёт, весящий сотни тонн, с трудом выдерживал натиск бури. Что же стало с маленьким, лёгким вездеходом? Что стало с двумя людьми, находившимися в нём?

Достаточной ли окажется защита леса, на которую они надеялись, пускаясь в свой опасный путь?

Мучительно медленно текли секунды и минуты. Дрожал и качался огромный корабль. Им начинало казаться, что гроза никогда не кончится.

Впоследствии было странно вспомнить, что короткие двенадцать минут могли показаться долгими часами, но это было именно так.

Как только грозовой фронт, с обычной на Венере внезапностью, промчался мимо, во всех помещениях звездолёта раздался твёрдый и внешне спокойный голос Мельникова, который неотлучно находился на пульте, готовый в любую минуту поднять корабль в воздух, если пребывание на «земле» станет слишком опасным:

– Немедленно проверить и доложить мне состояние приборов и аппаратуры радиорубки, обсерватории и кормовых помещений. Товарищам Князеву и Второву подготовить второй вездеход и быть готовыми в случае необходимости направиться на помощь первому. Степану Аркадьевичу – возглавить спасательную экспедицию. Игорю Дмитриевичу – сделать всё возможное для скорейшего установления связи с Белопольским и Баландиным. Я буду находиться на пульте.

В ожидании, пока выполнялись его приказания, Мельников занялся проверкой корабля в целом. Он уже знал, что центральный экран вышел из строя, но как обстояло дело со всем остальным?..

Методично нажимая контрольные кнопки, он внимательно «читал» ответы, которые давали ему лампочки пульта и ленты самопишущих приборов.

Корпус звездолёта, механизмы амортизаторов и крыльев были в порядке. Выдвижная антенна так же осталась целой. Вышли из строя все слуховые аппараты, наружные экраны и радиопрожекторы.

Это было неприятно, но отнюдь не угрожающе. Зайцев и Топорков в один – два «дня» всё исправят.

Покончив с этим делом, Мельников стал терпеливо ждать донесений. Торопить с ответом было не в его правилах.

Мельников казался совершенно спокойным. Пожалуй, одна только Ольга по потемневшим глазам и подчёркнуто-неторопливым движениям Бориса Николаевича поняла бы его истинное состояние. Даже Пайчадзе, придя на пульт, чтобы доложить о полной исправности астрономических приборов, ничего не заметил.

– Разреши отправиться вместо Андреева, – сказал он. – Волнуюсь за Константина Евгеньевича.

– Этого никак нельзя сделать, – ответил Мельников и, помолчав, сказал, понизив голос: – Всё может случиться. Нельзя оставлять звездолёт без командира и без астронома. Ведь с нами нет больше Леонида Николаевича.

Упоминание о погибшем Орлове заставило Пайчадзе вздрогнуть. Он внимательно посмотрел в лицо друга.

– Ты думаешь?..

Мельников отвернулся.

– Степан Аркадьевич врач, – сказал он, – а ты нет. Может быть, они ранены.

Вскоре Топорков доложил, что радиостанция не пострадала.

– Всё в порядке, – сказал инженер, – кроме локаторных установок. Но об этом вы, вероятно, уже знаете?

– Знаю. Сколько времени понадобится на их ремонт?

– Двадцать четыре часа. Не больше.

– Хорошо! Как связь?

– Пока ещё нет. Ионизация воздуха слишком сильна. Радиоволны не проходят.

– Следите, и, как только явится возможность, вызывайте!

Мельников выключил экран.

– Что-то долго молчит Константин Васильевич, – сказал он.

– Зайцев и Князев вышли из корабля наружу, – сообщил вошедший в рубку управления Коржёвский.

– Что-нибудь случилось?

– Кажется, да. У Константина Васильевича был очень встревоженный вид.

Мельников не на шутку забеспокоился. Повреждение двигателей – это было самое страшное, что могло случиться со звездолётом.

Один за другим все члены экипажа, кроме Топоркова, Зайцева и Князева, собрались на пульте. Андреев доложил, что вездеход готов и стоит у выходной камеры.

– Который из них вы взяли?

– Средний, пятиместный.

– Правильно. Машина Константина Евгеньевича может оказаться повреждённой.

Все глаза неотступно следили за показаниями электробарометра. Против обыкновения, стрелка долго не опускалась к нулю.

Становилось очевидным, что прошедшая гроза была не такой, как всегда.

Прошло минут десять, и в рубке появились Зайцев и Князев.

– Двенадцать двигателей выведены из строя, – как-то необычайно сухо доложил Мельникову старший инженер корабля. – Три из них можно отремонтировать. Девять не будут работать.

– Отчего это произошло? – на мгновение растерявшись, спросил Мельников.

– Кормовые помещения сильно пострадали. Похоже, что туда ударило несколько сильнейших молний. Там ведь сплошной металл, – как бы в пояснение добавил Зайцев.

– Значит ли это, что мы обречены остаться на Венере? – медленно произнося слова, спросил Мельников.

Все с трепетом ждали ответа.

– Улететь с Венеры мы сможем, – ответил Константин Васильевич. – Вопрос в том, каковы будут ускорение и конечная скорость.

Засветился экран, и появившийся на нём Топорков сообщил, что Белопольский не отвечает на вызовы.

– Ионизация?

– Совершенно прекратилась три минуты тому назад.

Мельников повернулся к Андрееву.

– Отправляйтесь, Степан Аркадьевич! В сопровождении Второва и Князева, врач звездолёта поспешно вышел.

– Итак, – сказал Мельников, – у нас семь двигателей вместо шестнадцати.

– Да, только семь.

– И вы утверждаете, что корабль сможет оторваться от Венеры?

– Сможет. Но дело…

– Знаю, – перебил Мельников. – Об этом вы уже говорили. – Он на минуту задумался. – Прошу вас и Арсена Георгиевича немедленно заняться расчётами. Каковы будут ускорение и конечная скорость, сколько времени понадобится кораблю для перелёта на Землю, когда мы должны вылететь? Всё это я должен знать как можно скорее…

Александр Князев на полной скорости вёл вездеход прямо к порогам. Все трое знали, что Белопольский и Баландин проникли в лес где-то рядом со штабелями брёвен. Молодой механик был уверен, что легко найдёт просеку, но его тревожила мысль, – будет ли она достаточно широкой для их машины, значительно большей, чем первая. На Земле этот вопрос не беспокоил бы его. Как мощный танк, вездеход мог продираться через любой лес, но на Венере, с её гигантскими деревьями, это могло не удаться.

Достигнув ближайшего штабеля, Князев, ни на секунду не задерживаясь, повернул к лесу.

Никто из них не обратил никакого внимания на загадочные груды брёвен, на реку с бесчисленными деревьями, запрудившими её у не менее загадочных порогов. Всё это, так сильно интересовавшее их раньше, сейчас как бы перестало существовать. Все их мысли были направлены к тому, чтобы как можно скорее найти товарищей и убедиться, что они живы и не пострадали от страшного грозового фронта.

Андреев то и дело посматривал на свою сумку, соображая, всё ли взято, что могло понадобиться в том или ином случае.

Многое могло случиться. Корпус машины мог быть повреждён, а её пассажиры отравлены формальдегидом и углекислым газом. Могла ударить молния и вызвать ожоги. Вездеход мог опрокинуться, а Белопольский и Баландин – получить при этом ушибы и даже переломы. Да мало ли что могло произойти в незнакомом лесу чужой планеты!