– Я тоже так думаю.

Ночь показалась им длинной. Никто не садился на «землю», так как, не имея почти никакого веса, они отлично чувствовали себя на ногах.

Трое людей молча стояли на вершине скалы. При свете звёзд они смутно различали неясные тени друг друга. Глубокая тишина окружала их.

Мельников почувствовал, что стоявший рядом Коржёвский тронул его за плечо. В призрачном мраке он различил протянутую руку биолога. Обернувшись, увидел на чёрном бархате неба, усеянном бесчисленными звёздами, яркую голубую точку. Рядом виднелась другая – жёлтая.

Земля!

За десятки миллионов километров родная планета посылала им, одиноко стоявшим на голой скале, среди пустоты и мрака, молчаливый привет.

И вдруг под металлическим шлемом в ушах Мельникова зазвучали стихи. Это было так неожиданно, что в первую секунду он не поверил своему слуху.

«Никогда не забуду (он был или не был,
Этот вечер). Пожаром зари,
Сожжено и расколото бледное небо,
И на жёлтой заре – фонари!» —

декламировал Второв. Вероятно, он совсем не думал, что его кто-то может слышать, и говорил для себя. Это было похоже на бред.

«Я сидел у окна в переполненном зале,
Где-то пели смычки о любви…»

Трудно было придумать что-нибудь другое, что так не соответствовало бы окружающей их обстановке. Стихи Блока звучали дико и нелепо.

«Ты рванулась движеньем испуганной птицы,
Ты прошла, словно сон мой легка…
И вздохнули духи, задремали ресницы,
Зашептались тревожно шелка».

Коржёвский вдруг нервно засмеялся и тотчас же смолк. Его смех прозвучал ещё более странно, чем стихи Второва. Мельников, не видя, почувствовал, как молодой инженер вздрогнул.

– Доканчивайте! – тихо сказал Мельников.

«Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала
И, бросая, кричала: „Лови!..“»

А вокруг расстилалась безграничная пустота. Голубой точкой, не имеющей даже диаметра, сверкала бесконечно далёкая Земля. Жизнь, чуждая, непонятная, промелькнула, как сказочное видение.

«Как он ещё молод!» – подумал Мельников.

– Вы ничего другого не смогли придумать? – послышался голос Топоркова. – Если вам нужно искусство, я могу включить для вас магнитофон.

И неожиданно среди ночного безмолвия астероида зазвучали нежные, пленительные звуки увертюры из «Лебединого озера».

– Откуда это у вас? – спросил Мельников после нескольких минут ошеломлённого молчания. – Нашли время и место для концерта!

– Разве плохо? – сказал Пайчадзе.

Было слышно, как на радиостанции звездолёта несколько человек рассмеялись. Очевидно, там собрались все участники экспедиции. Тревога за друзей, находившихся неизвестно где, заставила их всех прийти к радиоаппарату – единственному связующему звену.

Мельников, Коржёвский и Второв почувствовали тёплую признательность. Товарищи здесь, с ними. В полной темноте, на голой скале Арсены они не одиноки.

Музыка Чайковского смолкла.

– Дать ещё что-нибудь? – спросил Топорков.

– Хватит! – ответил Мельников. – Утро уже близко. Спасибо!

Прошло не больше пятнадцати минут, и слева от них, на невидимом горизонте неожиданно вспыхнула ярко-белая ломаная линия. Точно кто-то огромный исполинским пером вычертил на чудовищной величины ленте неизвестно что означающую кривую.

Поднималось Солнце. Ещё невидимое, оно освещало вершины гор и неровную цепь утёсов.

Потом как-то сразу Солнце поднялось, и очередной «день» Арсены вступил в свои права. Причудливый и мрачный пейзаж показался им весёлым после зловещего мрака «ночи».

Коржёвский посмотрел на Второва.

– Что это вам вздумалось, Геннадий Андреевич? – спросил он, но в тоне вопроса не чувствовалось насмешки. Голос биолога звучал ласково.

Сквозь «стекло» шлема было видно, как Второв сильно покраснел.

– Право, не знаю, – ответил он с явным смущением. – Это получилось как-то помимо меня, нечаянно. Глупо, конечно, – прибавил он.

– Нет, почему глупо? Немного странно – это правда, но не глупо.

Коржёвский провёл рукой по плечу Второва. Лицо биолога, очень похожее на лицо Чернышевского (только без очков), было непривычно мягко.

Мельников с удивлением смотрел на него.

Подобно Белопольскому, Коржёвский редко улыбался и всегда выглядел суровым и каким-то «неприступным». Он почти не вступал в разговоры, а когда обращались к нему, отвечал коротко и сухо. Даже в кают-компании во время обеда или ужина он казался погружённым в свои мысли. Беседы о Земле, возникавшие постоянно между членами экипажа, как будто совсем его не затрагивали, и он ничем не выказывал интереса к ним. Многие, да и сам Мельников, думали, что польский учёный нисколько не скучает по Земле, не думает о ней. И вот сегодняшняя ночь показала, что они ошибались. Если бы биолог не скучал по Земле, на него не произвело бы впечатления так неожиданно пришедшее в голову Второва стихотворение.

«Чтобы узнать человека, нужно время, – подумал Мельников. – Когда-то я был совсем другого мнения о Белопольском».

Он чувствовал, что и Коржёвский и Второе стали ему как-то ближе, понятнее после этого, в сущности незначительного, эпизода.

Как только лучи солнца коснулись разведчиков, они выключили искусственное тепло, в котором не было больше нужды, и пошли дальше.

Опять начались бесконечные прыжки, спуски в трещины и внимательный осмотр всего, что попадалось на дороге.

Часа через полтора подошли к краю отвесного обрыва. Внизу, на глубине около пятисот метров, расстилалась круглая долина, более обширная, чем встречавшиеся до сих пор. С этой страшной высоты она казалась ровной и гладкой.

– Тут, пожалуй, уже не прыгнешь, – сказал Второв.

– Почему? – возразил Мельников. – Прыгнуть вполне возможно. Это всё разно что два метра на Земле. Скорость в конце прыжка не превысит шести метров в секунду. Но дело в том, как вернуться обратно. Обратите внимание: котловина окружена со всех сторон отвесными стенами. Не правда ли, она похожа на гигантский искусственный колодец?

– Правда, похожа, – согласился Коржёвский. – Любопытный каприз природы. Но если можно спрыгнуть с высоты «двух метров», как вы сказали, то совершить такой же прыжок вверх никто из нас не сможет.

– Неужели нам придётся уйти, не обследовав эту странную котловину? – Второе наклонился и пристально вгляделся в дно пропасти. Отсутствие воздуха создавало идеальные условия видимости. – Вон там, мне кажется, какие-то непонятные выступы. Странная форма.

Мельников вгляделся. Обладая острым зрением, он ясно увидел что-то, очень напоминающее развалины.

– Как жаль, что мы не можем пользоваться биноклями, – сказал он. – Там действительно что-то новое.

– Бечёвки не хватит, – сказал Коржёвский.

Уходя в разведку, они взяли с собой четыре мотка крепкого шпагата, метров по восемьдесят в каждом.

– Дайте-ка мне руку, – попросил Второв. Он совсем свесился над краем бездны.

Мельников легко удерживал его почти невесомое тело.

Глубоко внизу Второв увидел то, что искал. Стена была не совсем гладкой; он разглядел неширокий каменный карниз.

– Как раз то, что надо, – сказал он, поднимаясь. – На Земле я шутя брал с разбегу полтора метра. Правда, в этом костюме я значительно тяжелее, но думаю, что на метр подпрыгнул бы. Значит, здесь на двести пятьдесят метров с лишним. Этого достаточно.

– Очень рискованно, – сказал Мельников.

– Почему, Борис Николаевич? Допустим, что я не смогу выбраться обратно. Тогда вы оба вернётесь на корабль и принесёте длинную верёвку. Если не задерживаться в пути, на это потребуется не больше двух часов.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: