— Ничего я не сообразил и не собираюсь соображать! — От страха… да-да, именно от страха, слова из Комбата выходили… нагло-угрожающие, беспомощные. — Бери свою собаку! И давай топай уже, трах-тибидох-тах-тах, трижды тремя «семьдесят седьмыми» крытая изнасилованная мышь!

Щенок перешёл из рук в руки без малейшего писка, будто был не щенок, а заинька. И в сумку поместился без протеста. Влад застегнул наполовину молнию, поднялся с корточек, подхватил сумку, с неудовольствием поправил автомат. Двигался он, конечно… как Майкл Джексон. Здесь у Комбата случилось что-то вроде момента истины. Озарило его, окатило откровением, как из ушата: если он, жестокий и великолепный сталкер, старейший ходила, искусный добытчик преудивительных и необычайных чудес аномальной натуры, старый добрый Комбат, если он сейчас допустит ещё одну очередную, навязшую, тошнотворно-томительную паузу, грёбаную интеллектуальную мексиканскую ничью, мать её, рефлексию достоевскую, ещё одно столкновение традиции с прогрессом, прошлого с будущим, аномального с нормальным — в истерику он, Комбат, сорвётся, в этакую дешёвую, из аматёр-кинематографии интернетной, истерику с матом стеснительным, стрельбой веером в слоу-мо по направлению к горизонту, и ногами ещё будет топать. С брызгами. Хотя нет, без брызг: морозно.

Он сказал:

— Так, о'кей, ведомый. Вечер сантиментов закончен. Комбат плаксивый стих сдал. Делай что хочешь, только от курса не отклоняйся и молчи. Да, о «молчи». Если потребуется тишина, — а она потребуется, — а щенок твой примется скулить там, лаять, давить его будешь ты, без приказа, моментально и насмерть. Без колебаний и прочего. Ясно?

Влад молчал. Смотрел на Комбата и молчал.

— Ясно, я спросил?

— Ясно.

— Вперёд тогда, если ясно. Туда. В ту сторону.

Кажется, Влад опять удивился.(«Или я себя обманываю? — подумал Комбат. — Или даже утешаю?») Опять Комбат повёл себя неожиданно. Но это неожиданное поведение Комбата Владу наконец пришлось по душе. (Если есть она у него, и есть ли она вообще?) Одобрило чадо Зоны неожиданное поведение ведущего. И — Влад улыбнулся, да так, что, будь на месте его сестра-близнец, Комбат тут же бы и влюбился, оголтело и навсегда. Ну и слова в голову лезут. Не влюбился бы, конечно. Но воспылал бы. Страстью бы воспылал. Красивые дети у Зоны.

Наваждение…

Комбат отвернулся от Влада, вытянул шею, чтобы подальше из шлема лицо высунулось, и врезал себе кулаком в лоб. Хватит уже, уже хватит!

— Я пошёл, — сказал Влад.

— Без оголтелости давай, — сказал Комбат ему в спину. Чисто чтобы слово за собой оставить. Крайнее.

Полтора километра нейтралки они пересекли за пятнадцать — двадцать минут, двигаясь по направлению прямо на Чернобыль. Обычно Комбат на проходке нейтралки присматривался к ведомому, как он идёт, насколько управляется. Несколько команд, пару раз положить ведомого, где погрязней… С Владом ничего такого делать не понадобилось. Не первый год когда людей выводишь — «чуйка» вырастает и на людей, не одними спецэффектами она, «чуйка», питается… Как у опытного водителя, что норов машины постигает, не трогая её с места, — по звуку двигателя, по динамике руля, по отзывчивости педалей…

Влад был лучшим ведомым из всех у Комбата бывших. Из сотен. Да, из сотен. Больше двухсот ведь их было. Ничего себе! Комбат сообразил впервые в жизни, что из сотен. А потом он подумал, не подведением ли итогов он занялся, подсчитывая своих ведомых, но тут Влад пересёк терминатор и без команды остановился, и Комбат выругался, потому что остановить ведомого должен был он, ведущий, и не в Зоне, а десятком шагов ранее.

— Я вышел, — сказал Влад, не оборачиваясь.

— Прямо и направо, по бровке, — сказал Комбат и откашлялся. — Как понял?

— Понял правильно, — сказал Влад.

Несколько минут они двигались параллельно, Влад — по Зоне, Комбат — ещё по нейтралке. Чёрт знает, чего он ожидал. Но потом показалась страшенная чугунная скамейка, знаменующая собой вход на территорию свалки уборочной техники, Комбат скомандовал: «Стоп!», сделал несколько шагов и вышел сам. «Вышли сала!»

Было четыре часа утра.

Глава 9

КОМБАТ: ТАКОЙ ЖЕ, КАК И ВЫ

Remember when we did the moonshot

And Pony Trekker led the way

We'd move to the Canaveral moonstop

And everynaut would dance and sway

We got music in our solar system

We're space truckin' round the stars

Come on let's go Space Truckin'

The fireball that we rode was moving

But now we've got a new machine

Yeah Yeah Yeah Yeah the freaks said

Man those cats can really swing…

Deep Purple

— Замолчали вы что-то, инспектор.

— У меня есть одно замечание, но я жду, пока уважаемый Комбат напьётся. Есть подозрение… прошу прощения за игривость тона, господа.

— Поставь стакан осторожней, Тополь… Полноте, инспектор, не надо извиняться, что мы, бабы, что ли… Тем более — вокодер у вас там. Какая там «игривость тона» — булькаете на одной ноте, хуже чайника. Действительно, интересно же посмотреть, как мы отправляем естественные потребности.

— Наоборот. Вправляем.

— Не умничай, братец. Так что у вас там за замечание, инспектор?

— Вы рассказываете почти исключительно про себя, Владимир Сергеевич. Как истый интеллигент. Помните такое слово? Эти люди, помимо остального, отличались в быту и творчестве способностью в любой дискуссии переводить разговор на себя. Поведать о своих чувствах. Этакий исповедальный баттхёрт.

— Га-га-га-га-га!

— Уели! Чёрт, неужели так и было?

— В натуре, старина! Главное, сколько лет я никак понять не мог, почему меня всегда так ломало с тобой общаться!

— А теперь, стало быть, ты прозрел, да?

— Ну нет же худа без добра.

— Ну и отрежь свою голову, а я разобью её о стену.

— Я прошу прощения, Владимир Сергеевич. Но мне действительно давно хотелось вас оборвать.

— Ну так и обрывали бы.

— Не злитесь.

— А-а-а-а-а!.. Да что я вам, баба, действительно, меня утешать?! Зарапортовался — заткните, и дальше пойдем!

— О'кей. Так вот. С вашими личными впечатлениями более-менее ясно, тем более что вы о каждом из них рассказали несколько раз. Задаю вопрос: о чём конкретно спрашивал Влад?

— Хм… Он спрашивал… Обычные, нормальные вопросы. Например, он спрашивал, что происходит с техникой, на которой сталкеры выезжают к Матушке. Не спрашивал, собственно… Он выразился примерно… вроде того… мол, непонятно ему, почему нейтралка не представляет собой сплошную автостоянку. Это я уже «Сузуки» выкатил из старого бункера и заряжал аккумулятор от «кролика». Он и разразился. Я объяснил ему.

— Так, понятно, что ещё?

— Потом… да, уже на окраине Лелёва по курсу выпал «битум», и я остановился переждать, пока рассосётся. Ждать пришлось часа полтора, «битум» был очень свежий, и мы разговорились. О погоде, о треке. Он спросил меня, читал ли я статью «Зона: крыша мира или Марианская впадина?» Я не читал. Тогда не читал, в смысле. Дома нашёл, прочитал… Экстремальный туризм, так сказать, против международной науки. Хотя посыл и верен, сама статья — чушь. В Марианскую впадину, если мне память не изменяет, как раз частное лицо спустилось, на частные денежки… Да и Эверест не государство осваивало. То есть я китайцев не беру, конечно… Вы что хотите узнать-то?

— Я хочу узнать всё. Об оружии вы больше не говорили?

— Да нет.

— Правильно ли я понял, что нежелание нести оружие он никак не объяснял?