— Правильно поняли. Немотивированный отказ.

— Просто вы были довольно невнятны, описывая спор по поводу оружия.

— Я понял. Немотивированный отказ, раздражённое согласие после моего ультиматума.

— Как с надоевшим ребёнком, верно?

— Епэбэвээр, да! Как с надоевшим ребёнком, точно так. Инспектор, я делюсь информацией, а не исповедуюсь.

— Вообще-то, Комбат, это и есть информация.

— Тебя, нежить, не спросили.

— А ты прапорщик-надомник.

— О'кей, сталкеры. Владимир Сергеевич, продолжайте. Как вы шли, что делали, чтобы дойти… Отчётным манером, если возможно. Всё-таки не исповедь, вы ведь правы. Время занимает.

— Вы знаете, вообще-то, Комбат ничего не делает зря.

— Твою мать, у тебя что, стокгольмский синдром, что ли, епэбэвээр?!

— Что такое «епэбэвээр», объясните мне наконец, сталкеры!

— А вот, торчит сам автор, он вам пусть и объясняет. Он, похоже, на вашей стороне, господин скурмач.

— Не скажу, хоть отрезайте меня.

— Н-да. Свалились в трёп и флуд. А я за вами. Устали мы все, что ли?

— У вас тоже стокгольмский синдром. Не будете интеллигентом дразниться.

— Вы так говорите, как будто быть интеллигентом плохо, Пушкарёв.

— Сами же обвинили меня в самовыпячивании.

— Наличие баг не означает отсутствие фич.

— Ага. Бага в фиче, фича в баге, не забыть бы про овраги. Вы что кончали, инспектор?

— Скажет: секретная информация…

— Это секретная информация, благодарю вас, господин Уткин. Итак, Владимир Сергеевич, вернёмся к делу. Трек, транспорт, события на маршруте, итог. Насколько я понимаю, маршрут должен был быть довольно нетрадиционной ориентации.

— Смешно. В Зоне, господин инспектор, традиционной ориентации не существует в принципе. Есть… точнее были… были более-менее натоптанные тропы к областям, богатым либо артефактами, либо охотой. Думаю, все эти беллетристико-научные трели о «сетках аномалий», «дыханиях Матушки», «розах выбросов» мы обсуждать не будем, хорошо? Поскольку взрослые люди, не учёные по рекламе, не писатели.

— Ты ещё «детекторы аномалий» вспомни.

— Самое то. Из того же йоперного тиатера. В общем, по Матушке хорошо натоптана только область старой тридцатикилометровой зоны отчуждения. Эпицентр — ЧАЭС. То есть Припять, Старая Десятка, Чернобыль первый и окрестности. Малый туристический набор: станция, Монолит, Свалка один, Болотное Болото. И от жилья недалеко, и, в принципе, совпадает с одним из эпицентров Выброса-2006. Стабильных аномалий много, свалок и мусора навалом, так что материала для зарождения и развития артефактов — непочатый край. Гадства, наоборот, мало, если не считать популяцию контролёрской мрази, ну это понятно, поскольку Хозяева приманивают. Ходить можно. Тем более что мы говорим о реальности, а не о фэнтезях про сталкеров. Из ста произвольно взятых гитик смертельными, злыми спецэффектами обладают не более десяти-двенадцати. Надеюсь, вы отличаете реальность от торговли пирожками с мертвечиной, господин инспектор.

— Отличаю.

— О'кей. Почти непроходим район белорусского эпицентра. Заповедник, Полесье, весь северо-запад — как раз там царит зверьё, страшное место, гиблое, набор аномалий небольшой, но плотность очень большая. «Психушки», «гейзеры», «китеж-грады» встык один к одному. Радиация. Непопулярные места. Болота, вы понимаете. И очень, очень много трупья.

И — русская Зона, Курский Язык так называемый, или Курский Коридор. Горы, леса, но очень много старых военных баз. Злые Щели. Электричество. И «триллеры». Царство «триллеров».

Так что, если бы я расставлял области по опасности, я бы русский эпицентр поставил на первое место, Полесье и весь северо-запад — на второе, центральный эпицентр, то есть собственно Чернобыль, — на третье. Ну а юг, юго-восток — Чернигов, Харьков — считай, почти курорт. Нейтралка широкая, до десяти километров доходит. Недаром вся инфрастуктура Экспедиции и все штабы, кроме Задницына, именно там и окопались…

— А слыхали, кстати, как в десятых годах афганцы с албанцами на паях пытались через русскую Зону наркотрафик в Европу наладить?

— Блин, Тополь! Ты же не в кабаке писателю Гуинпленову басни для бестселлеров продаёшь! И не афганцы с албанцами, а…

— Господа, не будем отвлекаться. Дело с наркотиками мне известно.

— А что, а я как раз по делу. Я к тому, что там очень зомби много, по русскому направлению. Они, наркомы бывшие, потихоньку к нам-то и спускались, оттуда — к Припяти… На своём тепловозе… А куда вообще делся состав с травой, выяснили? Триста же человек разом!

— Как — куда? Матушка, господа, Матушка. Мяч круглый, поле квадратное. Зона есть Зона.

— Оп-па.

— Сам напросился, Тополь, да?.. Обтекай. Но, инспектор, вообще-то, Костя прав, «русский фактор» очень значим в Зоне. После истории с «нарковозом».

Продолжаю. Путь наш с товарищем Владом лежал на тот берег Припяти, к Красным горам, конкретно — к озеру Добруша. Выход сам по себе дальний, тридцать-сорок километров по прямой, а со всеми траверсами-переправами, со всеми экивоками — пятьдесят-шестьдесят — к гадалке не ходи. Надо было обеспечиться колёсами. И я погнал ведомого сначала к известной мне нычке с транспортом.

— Вы хотите сказать, что, отправляясь к Космонавту, вы всякий раз форсировали реку? Френкель — форсировал реку? Вы меня за кого принимаете, Пушкарёв? За писателя действительно?

— Колись, Комбат.

— Ну да, да. Да. Припять нельзя перейти. То есть можно, но не там… и не форсировать, а перепрыгнуть… Неважно. Вот Толька действительно жил у Добруши в своей бочке-звездолёте с невесомостью. От нас туда, по Матушке напрямки добраться невозможно. Нет такого хода, действительно.

Но они с Френкелем сделали себе связь.

— Я так и думал. «Дупло»?

— Нет, не «дупло». «Дупло» через воду не бьётся, господин инспектор по делам Зоны, дети знают. Другая штука. Генрих никак эту систему спецэффектов не назвал, но, безусловно, она разновидность «глаза Мацумака». Я такое вот только раз и видел в Зоне… Давайте я по порядку?

— Только помните, Пушкарёв, что вы не заявку на грант озвучиваете.

— Я завяжу себе узелок на платочке.

— Виндзорский…

— О! Ггг. Ну наконец-то хорошо сказал, в кои-то веки.

— Ходилы, вы уже ох…и решительно. Как будто у вас время не выгорает, ведёте себя.

— Я его решил проверить, вот как вас.

— Кого?!

— Влада. Я продолжаю уже. Я ему так же, как и вам, прогнал про пятьдесят километров и про реку на пути.

— Так.

— Ноль эмоций, но у меня сложилось впечатление, что он сразу мне не поверил.

— Как будто знал, как идти? Но он же удивился, узнав о Космонавте? Я так понял из вашего же рассказа.

— Положим, это вы удивились. Наложилось у вас. Не создалось у меня впечатления, что он удивился. Скорее, он удивился, когда я сначала начал жевать мякину про подкуп охраны, потом про тяготы и лишения моего способа хода в Карьер… И с собакой он сообразил моментально.

— Кто ему мог рассказать про Космонавта?

— Ай, б-блин!..

— Вы так пожимаете плечами, Комбат?

— Комбат, а можно поменьше страсти?! Блин, ухо!

— Е-пэ-бэ-вэ-эр-р-р! Чтоб эту Зону… впотьмах растраханную… с кривыми окольными… с параллельными пер-пен-ди-ку-лярными… в пыльном мешке, высшими силами… с дребезгом… с лязгом… вприсядку бегом… на хер, в космос!.. Тополь! А можно башкой своей, тупой и твёрдой, не мотылять, как мошонкой на палочке?!

— Я же и виноват?!

— Потри мне ухо… Сильней, блин! Блин, вот ведь было небо в алмазах!

— «Сильней себя себе не навредишь».

— Вы что, тоже фанат сериалов, что ли, инспектор?

— Ну я смотрел, конечно. А кто ещё?

— Да есть у меня знакомый тут, был то есть… наверное… Блин, как больно. Не знаю уж, как он Восстание пережил, живым или мёртвым… Перечитайло, мой взяточник на периметре. Я же рассказывал. Знаток!

— Ах да. Итак?

— Хватит тереть, Костя… И так и эдак… Инспектор, микрофон вы отключали — давились от хохота, что ли? Чарли Чаплин вам тут со щепками балуется?