В тусклом полусвете капитан Памфил видел больших птиц, породу которых он не мог определить, и крылатых белок, легко перепрыгивавших и перелетавших с ветки на ветку. В этом своего рода преддверии рая все словно утрачивало свой естественный первоначальный цвет, окрашиваясь в пепельные тона ночных бабочек. Лань, заяц и лиса, вспугнутые шумом шагов нарушившего их покой человека, сохраняя различие очертаний, казались одинаково облаченными в мох, по которому они неслышно бежали.

Время от времени капитан Памфил замирал с остановившимся взглядом: гигантские рыжие грибы, прислонившись друг к другу наподобие щитов, сливались в группы, напоминая окраской и размерами лежащих львов, и он, прекрасно зная, что царь зверей не обитает в этой части своей империи, вздрагивал при виде их.

Большие ползучие растения-паразиты, которым словно не хватало воздуха, обвивались вокруг деревьев, росли вместе с ними, цепляясь за ветки, гирляндами протягиваясь с одного на другое, пока не достигали свода. Там, извиваясь, словно змеи, они раскрывали навстречу солнцу свои благоухающие пунцовые чашечки, а те, что расцвели на полдороге, бледные, болезненные, лишенные аромата, будто завидовали счастью подруг, гревшихся в сиянии дня и улыбке Господа.

К двум часам у капитана Памфила засосало под ложечкой и он вспомнил, что накануне не поужинал, а час завтрака давно прошел. Он огляделся кругом: птицы по-прежнему порхали среди деревьев, крылатые белки не переставали прыгать с ветки на ветку, как будто проделали весь путь вместе с ним; но у него не было ни ружья, ни сарбакана, чтобы охотиться на них. Он попробовал бросить в них несколько камней, но вскоре понял, что от этих упражнений его аппетит разыграется, но они не помогут ему утолить голод. Поэтому он решил найти какую-нибудь растительную пищу. На этот раз ему повезло больше: после недолгих, но тщательных поисков, затрудняемых полумраком, он нашел два или три корня вроде чуфы и несколько растений из тех, что в просторечии называются карибской капустой.

Этого было довольно, чтобы заморить червячка; но капитан Памфил, человек предусмотрительный, подумал о том, что, едва утолив голод, он почувствует жажду; поэтому он решил отправиться на поиски ручейка, как перед тем разыскивал коренья. К несчастью, найти его было труднее.

Он внимательно прислушался, но до него не донеслось никакого журчания; он втянул воздух, стараясь уловить хотя бы слабые испарения, но под этим гигантским куполом не было ни малейшего дуновения, воздух был тяжелым и густым: животные и принужденные стелиться по земле растения дышали им с трудом — казалось, в нем трудно было выжить.

Однако капитан Памфил нашел выход: он подобрал острый камень и, вместо того чтобы продолжать бесполезные поиски, стал переходить от дерева к дереву, пристально изучая каждый ствол; наконец он как будто нашел то, что искал, — великолепный клен, молодой, гладкий и крепкий. Обхватив ствол левой рукой, правой он пробил кору острым камнем. Тотчас из раны брызнуло несколько капель драгоценной крови растения, из которой канадцы делают сахар лучше тростникового. Удовлетворенный результатом опыта, капитан спокойно уселся у подножия своей жертвы и начал завтракать. Покончив с этим, он припал пересохшим ртом к ране, откуда, словно из родника, бил сок, и снова отправился в дорогу — свежий, бодрый и крепкий как никогда.

К пяти часам вечера капитану показалось, что в потемках забрезжил свет. Ускорив шаг, он вышел на край леса, подобного Дантову, — этот лес как будто не принадлежал ни жизни, ни смерти, но какой-то промежуточной, безымянной власти. И тогда ему почудилось, что он погружается в океан света; он бросился в его волны, позолоченные лучами заходящего солнца, подобно пловцу, который долгое время пробыл на дне моря, зацепившись за ветку коралла или будучи схвачен полипом, а теперь освободился от смертоносной помехи, поднимается на поверхность воды и дышит.

Он добрался до одной из тех обширных степей, что лежат озерами зелени и света среди бескрайних лесов нового континента; по другую сторону ее снова тянулась темная, глухая стена деревьев, над которой прихотливо изгибались в последних лучах солнца снежные вершины гор, извилистой цепью разделяющих весь полуостров.

Капитан огляделся с довольным видом: он понял, что не сбился с пути.

Наконец его взгляд остановился на вьющемся вдали белесом столбе, который, расплываясь, поднимался к небу. Ему не понадобилось долго его изучать, чтобы узнать в нем дым, идущий из хижины, и почти сразу же он решил идти к ней, кто бы там ни ждал — друг или враг; воспоминание о проведенной ночи мгновенно и окончательно определило это его решение.

ВТОРАЯ НОЧЬ

Отыскав в высокой и густой траве тропинку, которая могла вести из леса к хижине, капитан Памфил пошел по ней, хотя несколько опасался часто встречающихся в этих местах змей.

По мере приближения к служившему ему ориентиром столбу дыма перед ним вырастала хижина, стоявшая на опушке леса; прежде чем он успел до нее дойти, стемнело; но ночью ему легче было искать дорогу.

Дверь располагалась с той стороны, с которой пришел путник; в глубине хижины горел огонь: казалось, кто-то нарочно зажег в глуши маяк, чтобы указать капитану Памфилу путь. Время от времени на фоне пламени вырисовывался черный силуэт проходившего перед очагом человека.

Подойдя поближе, капитан понял, что это женщина, и почувствовал себя увереннее. Добравшись наконец до порога, он остановился и спросил, не найдется ли для него местечка у очага, который он заметил издалека и к которому так долго стремился.

В ответ раздалось ворчание. Капитан истолковал его в свою пользу, вошел и уселся на старую табуретку, стоявшую на подходящем расстоянии от огня и словно поджидавшую его.

Напротив него, опершись локтями о колени и закрыв лицо руками, сидел на корточках неподвижный, словно бездыханная статуя, молодой краснокожий индеец из племени сиу; рядом с ним был его большой кленовый лук, а у ног лежала груда птиц, похожих на голубей, и несколько мелких зверюшек, пробитых стрелами. Ни появление, ни поведение Памфила вроде бы не нарушили того внешнего безразличия, под которым дикари скрывают вечное недоверие, вызываемое у них приближением цивилизованного человека (по одному лишь звуку шагов путника молодой индеец не мог не узнать в нем европейца). Капитан Памфил со своей стороны вгляделся в него с пристальным вниманием человека, знающего, что на один шанс встретить друга у него десять шансов встретить врага. Затем, поскольку этот осмотр не сообщил ничего нового по сравнению с тем, что можно было увидеть сразу, капитан, пребывая в прежней неуверенности, решился заговорить с индейцем.

— Мой брат уснул, — спросил он, — раз даже не поднимает головы при появлении друга?

Индеец вздрогнул и, ни слова не сказав в ответ, приподнял голову и пальцем показал капитану на свой глаз, вышедший из орбиты и висящий на нерве; из глазницы, которую он прежде занимал, стекала на нижнюю часть лица и на грудь струйка крови; затем, молча и даже не застонав, индеец снова уронил голову на руки.

Стрела переломилась в тот миг, когда индеец натянул тетиву своего лука, и обломок тростника выбил ему глаз; капитан Памфил понял все это с первого взгляда и не стал задавать дальнейших вопросов: сила души этого дикого степного воина вызывала у него уважение. Он обратился к женщине:

— Путник устал и голоден; не может ли его матушка дать ему ужин и постель?

— Под золой лежит пирог, а в этом углу — медвежья шкура, — ответила старуха. — Мой сын может съесть пирог и лечь спать на шкуре.

— А нет ли у вас еще чего-нибудь? — продолжал капитан Памфил (после скудного обеда в лесу он не прочь был получить более плотный ужин).

— Конечно, у меня есть еще кое-что, — сказала старуха, подскочив к капитану Пафмилу и жадно уставившись на золотую цепь, висевшую у него на шее с тех пор, как великий вождь вернул ему часы. — У меня… Какая красивая цепь у моего сына!.. У меня есть соленое мясо буйвола и хорошая дичина… Как бы мне хотелось иметь такую цепочку!


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: