Он быстро взглянул на Руни.
— Можете обращаться в суд, если угодно.
Руни ничего не ответил. В присутствии Филдса он почему-то не находил слов. Начальник сыскной полиции внушал ему страх, хоть он и не хотел в этом признаться. Он нашел оправдание своему малодушию, сказав себе, что сейчас спорить бесполезно — пустая трата времени. Помрачнев еще больше, он с беспокойством ждал, когда Филдс и полицейские покинут помещение. Как только они уйдут, он свяжется со своим юристом и с министром тоже — поднимет его с постели, если понадобится.
Браммел не отходил от Руни ни на шаг.
— Плохо ваше дело, мистер Руни, — сказал он, спускаясь рядом с ним по лестнице. — Хуже, чем я думал.
— Не разыгрывайте из себя добряка, — огрызнулся Руни.
Этот Браммел просто невыносим! Руни молча сбежал по лестнице и бросился в свой кабинет. Там он сел за стол, выдвинул ящик, взял оттуда револьвер и положил его в карман. Интересно, здесь ли еще Санни Андерсон? Несмотря на чудовищный промах Санни, Руни не собирался с ним расставаться. Только Санни мог отнести записку юристу. Остальным особенно доверять нельзя. Да притом все они бестолковые, не дай бог, полицейские перехватят записку.
Руни поднялся с кресла. Он начал беспокойно шагать по комнате, словно человек, только что запертый в тюремной камере. Четверть часа спустя он выглянул в коридор. Ни души кругом, и такая тишина, что, казалось, он слышит ее. Руни был уверен, что всех его людей увезли «Черные Марии». Даже Санни, наверно, схватила полиция. Может быть, сейчас ему выкручивают руки?.. А, так ему и надо, черт подери, сам виноват. И как это такая хитрая бестия, как Санни, мог ошибиться? А может, это не ошибка? Руни все больше разжигал в себе подозрения.
Потом пошел к выходу. Он сам повидает юриста. Руни то и дело оглядывался, чтобы проверить, не идет ли кто-нибудь за ним. Может, Браммел еще где-то здесь. Нет, видимо, все ушли. Руни дошел до холла, и тут ему почудилось, что он слышит какие-то звуки со стороны клуба. Подойдя к двери, он прислушался, потом открыл ее и вошел в кабаре, длинное, как кинозал. Горел яркий свет, и все осталось так, как в момент появления полиции: столы были накрыты, словно для банкета, в угловых нишах выкипали на раскаленных плитках кофейники. Безумный расход кофе, света, денег! Руни обошел зал, щелкая выключателями. И вдруг он снова услышал голоса. Это на кухне. Странно! Нащупав в кармане револьвер, он быстрыми шагами прошел по пустому кабаре. Тут и там валялись бутылки шампанского, на пол вытекала светлая жидкость. Скаредная душа Руни разрывалась на части. «Какие-то громилы, а не сыщики — все перевернули», — шипел он себе под нос.
Руни остановился у дверей кухни. Оттуда доносился громкий говор, шум. Затем кто-то начал наигрывать на гитаре популярную песенку. Да там просто-напросто веселились! Руни задрожал от ярости и распахнул дверь. Повара, официанты и те из его телохранителей, которых не забрала полиция, пили и ели, словно они были здесь хозяева. Выпили они уже порядком. На полу валялись бутылки из-под шампанского, вина и пива. Руни увидел, как повар разодрал пополам цыпленка и протянул половину поваренку, тот набросился на цыпленка, как голодная собака. Руни казалось, что это его рвут на куски.
Гитарист, который, играя, подходил то к одному, то к другому, первым заметил бешеный, взгляд Руни и сразу оборвал игру. Его словно паралич хватил — пальцы застыли на струнах, зубы оскалились в улыбке.
— Хэлло, мистер Руни, — сказал он дрожащим голосом, мгновенно протрезвев при виде хозяина.
Все разом перестали пить и жевать и с беспокойством воззрились на Руни.
— Грязные свиньи!.. — заорал Руни. — Сволочи!..
В первую очередь он обращался к своим телохранителям.
Дэз Бэннон, бывший боксер, который стоял, прислонившись к стене, со стаканом пива в руке, развязно бросил:
— Не кипятись, Руни. А то схлопочешь.
Руни даже не взглянул на него.
— Убирайтесь вон! Все до одного! — заорал он. — Даю десять секунд…
Бэннон не двинулся с места. Взяв со скамейки бутылку, он налил себе полный стакан пива и начал потягивать его с нарочитой небрежностью.
— Прикончили тебя, Руни, крышка, — сказал он, допив стакан и вытирая рот тыльной стороной руки. — Ты уже не фигура…
Руни пошел к нему. Бэннон выпрямился и шагнул вперед. Все смотрели на них. Гитарист все еще улыбался во весь рот. Руни подходил все ближе и ближе. Бэннон бросился на него. Руни увернулся и в то же мгновение сильно и точно ударил Бэннона в челюсть. Тот споткнулся о скамью и повалился, как сноп, лицом вниз. Тогда Руни прыгнул на него и начал молотить его кулаками и топтать ногами. Бэннон стонал, но Руни продолжал избивать его, пока тот не замер.
— Прикончили меня, говорите? — Руни обвел взглядом напряженные, белые лица своих служащих.
Потом нагнулся, с легкостью поднял Бэннона, словно это был пустой мешок, и прислонил его к стенке.
— Пристрелю как собаку, — сказал Руни, ни к кому в отдельности не обращаясь. Он вынул из кармана револьвер и прицелился в бесчувственную фигуру.
— Пожалуй, не стоит, — сказал Браммел, входя в кухню.
Руни повернулся к нему всем корпусом. Значит, этот сыщик все время следил за ним!
— Чего вы лезете не в свои дела, Браммел? — огрызнулся он, все еще держа перед собой револьвер.
— Вы показали им, кто хозяин, — сказал Браммел. — А этого отделали как миленького, — добавил он, не скрывая профессионального восхищения.
Чтобы продемонстрировать свою преданность хозяину, один из телохранителей Руни подскочил к Браммелу.
— Эй ты, паршивая ищейка… — взвизгнул он.
— Я ему покажу! — подхватил другой подручный Руни, надвигаясь на Браммела.
Тот не двинулся с места.
— Мистер Руни, — сказал он, — потрудитесь успокоить ваших молодчиков. Наши дожидаются меня на улице.
— Я вам сказал — убирайтесь! — заорал Руни на своих порядком скисших телохранителей, и они так тихо проследовали мимо Браммела, словно шли на похороны.
— Ждите меня возле кабинета, — крикнул Руни им вслед и подошел к Браммелу.
— Спрячьте револьвер, мистер Руни…
— Что вам еще от меня нужно, Браммел? — спросил он, нехотя подчиняясь его приказанию.
— Я шел за вами следом, мистер Руни, хотел дать вам дельный совет. Если не послушаетесь, можете распрощаться с вашим заведением.
— Хотите, чтоб я продался?
— Называйте это как хотите, — сказал Браммел.
— Я не хочу вас слушать, — ответил Руни, направляясь к двери.
Он шел впереди Браммела, словно ведя его к выходу. На крыльце Браммел остановился, он явно не спешил.
— Какая ночь! — сказал он, глядя на звезды.
Руни нетерпеливо ждал, когда он уйдет.
— Вы, полицейские, когда-нибудь спите? — спросил Руни.
— Лучше не откладывайте, — сказал Браммел. — Мне-то все равно: не одна работа, так другая. Но старший инспектор — человек дела, если упустите время, пеняйте на себя.
Руни с наслаждением пристрелил бы Браммела или хотя бы ударил по этой спокойной, красивой морде.
— Я к вам в стукачи не пойду, — сказал Руни. Он возбужденно повысил голос: — Я про вас все знаю…
— Что толку кипятиться? Только давление повысится. А это вредно даже для такого атлета, как вы, мистер Руни.
— Из всех фараонов больше всего ненавижу таких, как вы, Браммел.
Инспектор улыбнулся.
— Я гораздо покладистее вас, мистер Руни. Я ни к кому не питаю ненависти, даже к вам, — сказал Браммел, хотя это было неправдой.
Он спустился с крыльца.
— До завтра, мистер Руни.
17
Позднее, в кабинете Филдса, Браммел сказал, что он окончательно убедился в том, что Руни знает, кому Бирюк продает награбленное, а может быть, знает и самого Бирюка. Браммел сделал комплимент Филдсу за его проницательность, но добавил, что, по его мнению, Руни не так легко заставить дать сведения.
— Он торгуется, — продолжал Браммел. — Заговорит, только если увидит, что нет другого выхода.