Руни в бешенстве закусил губу.

— Тем лучше. Я ему скажу все, что думаю. Нечего меня шантажировать. У него нет против меня никаких улик, и вы это знаете.

Руни был уверен, что министр готов для него таскать каштаны из огня.

То, что Руни злился, было на руку Браммелу. Когда они шли через пустой холл, куда незадолго перед тем согнали всех телохранителей Руни, прежде чем усадить их в «Черные Марии», Браммел сказал:

— Такого с вами еще не приключалось, мистер Руни. Все закрыто. Даже ваш ночной клуб. — Он понизил голос: — Между нами говоря, у вас тут околачивались все шикарные девочки, не так ли?

Руни окончательно рассвирепел.

— Снова вранье, — сказал он. — Это вы только что придумали про проституток, Браммел. Вы же знаете, что мы не пускаем в клуб разную шваль.

— Значит, вы понятия не имеете, что творится в вашем собственном доме, — заметил Браммел. — Или притворяетесь. Особенно когда знаете, что вам придется нести за это ответственность.

— Я утверждаю, что мой клуб — лучший во всей Австралии. Более честной игры, чем здесь, вы не найдете, — убежденно сказал Руни.

Браммел не мог понять, то ли Руни — жертва самообмана, то ли просто отъявленный лицемер. Потом решил, что он все-таки лицемер. Браммел уважал бы его больше, если бы Руни откровенно признал, что занялся грязным делом ради денег, и ничего бы не приукрашивал.

Но Руни и в самом деле верил, что его клуб чуть ли не лучший на свете и что здесь идет честнейшая игра. Он был убежден, что делает полезное для общества дело. Руни часто говорил, что их город надо немного оживить, а что может быть лучше, чем первоклассный ночной клуб с дивертисментами? Вот почему Соединенные Штаты ушли так далеко вперед, оставив позади все остальные страны. Азартные игры, ночные клубы, ревю, девицы из домов свиданий… Руни все это поставлял. Инспектор Браммел, старательно избегавший самообмана, не всегда мог определить, до какой степени самообмана могут доходить иные люди. Руни представлялся самому себе крупным бизнесменом, продающим свой товар — развлечения.

Когда они поднялись на верхнюю площадку, один из сыщиков, стороживших дверь игорного зала, подмигнул Браммелу.

— Как раз вовремя, инспектор. Вот потеха! — сказал он.

Руни в ярости толкнул обитую войлоком и кожей дверь и вошел в гардеробную. Тут было полно полицейских в штатском, наблюдавших, чтобы никто не прорвался из большого игорного зала. Руни, растолкав полицейских, прошел вперед, Браммел за ним. Но в дверях зала один из сыщиков остановил Руни. Когда-то, в далекие золотые дни прошлого, это был прекрасный бальный зал; губернаторы, спекулянты землей, скваттеры и банкиры танцевали здесь со своими дамами кадрили и вальсы.

— Мне нужно войти, — настаивал Руни.

— Нельзя, — категорически заявил сыщик.

Бормоча ругательства и оскорбления, взбешенный Руни глядел на то, что творилось в зале. Сквозь клубы табачного дыма виднелись опрокинутые столы и стулья, на ковре валялись принадлежности для игры в баккара: трезубец, коробочка с прорезью для карт, карты; тут и там валялись деньги: десятки, пятерки и фунтовые бумажки. Вдоль стен стояли клиенты, сыщики задавали им вопросы и записывали ответы в свои записные книжки. Игроки нервно мяли в пальцах сигареты, тонкие белые спирали дыма плыли к потолку и собирались там, словно облака на небе.

Руни повернулся к стоявшему позади Браммелу.

— Этот зал стоил мне не одну тысячу, Браммел, — сокрушенно воскликнул он, — и поглядите, на что он похож! — Руни показал на сломанный стул: — Филдс ответит мне за это!

Мимо них провели под конвоем группу задержанных к ожидавшим их «Черным Мариям».

Высокие зеркала на стенах гардеробной отражали напряженные, сердитые лица сыщиков и не менее сердитые физиономии задержанных. Шествие замыкал старший сыщик Брюс Филберт.

— Удачная охота, а, Брюс? — тонкие губы Браммела чуть покривились в улыбке.

— Это еще не все, — ответил Филберт.

Браммел с удовольствием вдыхал воздух, пропитанный табачным дымом, запахом людей, ароматом женских духов. Но, пожалуй, больше всего он наслаждался зрелищем негодующих игроков, которые спорили с сыщиками. Кстати, он заметил, что Филдс интересуется лишь теми, кто, по его мнению, мог помочь им поймать похитителя драгоценностей, и совершенно не обращает внимания на других, даже на известных бандитов, которые обычно никогда не появляются в публичных местах.

Увели еще троих или четверых, остальным игрокам разрешили покинуть здание. Филдс стоял посреди зала и смотрел на проходящую мимо него вереницу людей. Сегодня здесь собрался весь так называемый спортивный мир: известные букмекеры, богатые владельцы скаковых лошадей, фабриканты спортивных товаров, патроны футбольных клубов, владельцы баров, спортивные врачи и юристы, которые частенько брали на себя защиту весьма сомнительных личностей, орудовавших в темном закулисном мирке скачек и бокса. В толпе мужчин находились и молодые изысканно одетые женщины, но больше было пожилых, а то и совсем дряхлых старух — удалившихся на покой проституток и трактирщиц, увядших торговок любовью и вином, с размалеванными лицами, отливавшими синевой крашеными волосами и множеством колец на пальцах. Сумочки их были набиты фунтовыми билетами.

Филдс вглядывался в лица спокойными, проницательными светло-серыми глазами, словно хотел запечатлеть в своей памяти каждого проходящего, а те чувствовали на себе его взгляд и реагировали по-разному. Почтенный отец семейства заискивающе пробормотал: «Добрый вечер, начальник». Владелец фабрики остановился, чтобы сказать Филдсу, что когда-то он был полицейским агентом и у него до сих пор полно друзей в полиции. А один крупный коннозаводчик совсем разбушевался: у него друзья в правительстве, они займутся этим возмутительным делом. Что за безобразие — оскорблять почтенных, уважаемых граждан!

В самом конце двигавшейся мимо Филдса вереницы людей спорили между собой какие-то молодые люди. Один из них особенно разъярился. Он был бледен и неистово жестикулировал. Вдруг он ринулся к Филдсу.

Браммел, следивший за этими людьми от дверей зала, увидел, как он нагнулся и схватил с пола бутылку.

— Берегитесь, Филдс! — крикнул Браммел. — Сзади!..

Филдс мгновенно обернулся — бледный молодой человек с налитыми кровью глазами занес над головой бутылку. Еще не было случая, чтобы Филдс струсил, — недаром он получил высшую полицейскую награду за храбрость. С поразительным для своих лет и своего грузного тела проворством он схватил молодого человека за руку и рванул ее книзу — тот выронил бутылку. Со всех сторон к ним бросились сыщики. Один молодой сыщик схватил буяна за шею и поволок к выходу. Тот уже начал синеть, — только тогда сыщик немного ослабил хватку. Филдс безразлично глядел им вслед.

— Одурел от наркотиков, — сказал он, обращаясь к окружившим его сыщикам.

Бледный молодой человек в диком бешенстве кричал от двери:

— Я с тобой посчитаюсь, Филдс!

Его потащили через гардеробную.

— Я кровные денежки тратил! Я ему покажу! — Его крики разносились по всему дому.

Филдс вышел в гардеробную. Лицо его было сурово — он был возмущен до предела.

— Надо выяснить, кто поставляет сюда наркотики, — сказал он следовавшим за ним сыщикам. — Видимо, сам Руни, через подставных лиц.

Филдс демонстративно отвернулся от Руни, который в эту минуту подошел к нему. Старший инспектор испытывал отвращение к этому человеку. Он заговорил с Браммелом, как будто Руни не было в комнате.

— Спасибо, Стюарт, — сказал он. — Если бы не вы, он бы размозжил мне голову. Явный наркоман. Видимо, за наркотиками сюда и ходит.

Руни бросил на Филдса негодующий взгляд.

— У вас нет доказательств, что здесь торгуют наркотиками, — начал он.

Филдс продолжал разговаривать с Браммелом, словно Руни и не существовало.

— Омерзительный притон, Стюарт. Хуже я не знаю, — говорил он. — Я доложу комиссару, что закрыл его и не открою, если только суд не предпишет.