Изабелль проглатывает свои слезы. Она поднимает лицо ко мне.

— Это было больно!

Я ухмыляюсь:

— Предполагалось.

Она упрямо сжимает челюсть.

— Это оно и было? Мое наказание?

Я снова бью, на этот раз углубляясь между ее бедрами. Изабелль перевела дыхание. Я дразню сырую щелку, осторожно подталкивая.

— Как ты думаешь?

Изабелль отталкивает меня.

— Сейчас хорошо, — шепчет она.

— Это потому что твое тело находится в усиленном состоянии осознания, — объясняю ей, поглаживая и разглаживая, вникая в этот влажный бассейн напряженности. — Боль шокирует твою нервную систему в бодрствующем состоянии и делает все приятные ощущения намного слаще.

Я убираю шелк в сторону и сжимаю кончик пальца в ее лоне.

Черт, она такая мокрая.

Изабелль выпускает стон.

— Пожалуйста, — вздыхает она, сжимая мой палец.

— Что «пожалуйста»? — спрашиваю я, отступая. Я поднимаю палец к губам и медленно облизываю его.

Мой член сильно болит. Боже, это намного лучше, чем я себе представлял. Слышать то, как она умоляет. Видя знаки победы, заклейменные на ее плоти. Пробовать ее сладость.

— Еще. — Она отклячивает задницу назад, желая, чтобы я снова коснулся ее.

— Больше удовольствия или больше боли? — спрашиваю я.

— У тебя не может быть одного без другого.

Тишина. Я чувствую нерешительность в ее теле, напряжение, когда она взвешивает свое предложение.

— Больше, — произносит она снова, и на этот раз в ее голосе есть заметная потребность. — Пожалуйста, Мастер. Все что пожелаешь.

Она учится так быстро.

Я наклоняюсь и бормочу ей на ухо.

— Отпусти, милая моя. Я хочу услышать, как ты кричишь мне. Хочу услышать, как ты умоляешь.

Я еще раз бью по этой нежной заднице. Резко, жестко, быстро. Изабелль вскрикивает от ударов, но я слышу, как ее голос сгущается от желания, пока она не задыхается, теряясь в безумном ощущении.

— Кэм! — кричит она, крепко сжимая скамейку. — Боже, пожалуйста! Пожалуйста!

Ее тело трясет от ударов, она дрожит.

Без предупреждения я внезапно меняю жесткость на нежность, жестокость на чувственность: разглаживая покрасневшую кожу и отпускаю ее бедра, чтобы погладить опухший клитор.

Ее визги превращаются в стоны. Она откидывается назад, нетерпеливо глядя на мою руку.

— Там… — вздыхает Изабелль, когда я нежно обнимаю. — О боже!

Я чувствую, как ее тело сжимается от удовольствия. Она раздвигает бедра, предлагая мне больше ее сочного влагалища, сочащегося на моей руке.

Черт, жарко. Каждое ее хныканье подпитывает мой огонь. Это мощно.

Я откидываю голову назад и тяжело шлепаю ее. Стоны не останавливаются, она все еще мчится к краю.

— Скажи мое имя, — приказываю я.

— Кэм! — кричит Изабелль.

— Неправильно. — Я снова шлепаю ее, и она вскрикивает от удара. — Еще раз!

— Мастер! — кричит она.

— Да. Громче.

— Мастер! — снова кричит Изабелль, расходясь под моими экспертными руками. Упрямой женщины нигде не видно. Эта девушка подо мной — настоящая потребность и желание задыхаться.

Она хныкает от моего прикосновения с нетерпением, жадно принимая каждый удар с новым волнением.

— О, пожалуйста, да, да! Я близко!

У меня голова кружится, мой член так напряжен, что я едва могу думать. Ебать, она великолепна, и просит больше. Я вижу гладкую влажность ее возбуждения, чувствую, как близко ее тело к краю. Я мог бы вытолкнуть эти бедра и зайти в нее одним ударом, почувствовать ее конвульсию вокруг члена, когда я задвигаю свой член в этот влажное неустанное тепло.

Я мог потерять контроль и любить каждую секунду.

— Нет.

Я отрываюсь от нее, оставив ее задыхаться. Я опускаюсь до головы скамьи, а под ее подбородком прижимаю два пальца, заставляя ее поднять голову. Глаза у нее дикие, ее тело дрожит.

— Это твое наказание, — мрачно говорю я. — Тебе не кончить, пока я не скажу. Пока ты это не заработала со своим представлением внизу, и узнала, что такое наказание.

Изабелль смотрит на меня.

— Пожалуйста, Кэм.

— Сними свои трусики, — приказываю я. — Помой себя. И даже не думай прикасаться к себе, — строго добавляю я. — Твое освобождение — мое. Только мое. Ты поняла?

Она сглатывает, но кивает. Это улучшение.

— Увидимся за ужином, — ухмыляюсь я, выходя из комнаты прежде, чем она сможет понять, как далеко толкнула меня, как близко я пришел к потере контроля.

Она не единственная, кому нужен урок. Мне нужно собрать контроль, если я хочу сохранить свою работу.

Что, черт возьми, только что произошло?

Моя голова кружится, когда я медленно сажусь и сползаю. Мое тело ощущается как живая проволока ощущений: острая боль на моей заднице и горячее желание, горящее между моих бедер.

Что он сделал со мной?

Я вздрагиваю, пытаясь собрать себя. Я никогда не была так осведомлена о своем теле, никогда так отчаянно не нуждалась в освобождении. Чувствую себя обнаженной, оставаясь одна в этой игровой комнате, пока Кэм делает непонятно что.

Я медленно встаю на слабые ноги и спускаюсь вниз в спальню, закрывая дверь и падаю на мягкую кровать. Боже, это было невероятно.

Не могу поверить, что Кэм наклонился и отшлепал меня, как балованного ребенка. И я не могу поверить, что мне понравилось. Мое тело чувствует себя возбужденным, и я растягиваюсь на кровати, чтобы остыть.

Мой клитор дрожит, и ему нужно прикосновение Кэма. Его пальцы, его язык. Я все еще так близко...

Мои руки скользят вниз, вспоминая шок удара, когда он шлепал меня, — и как дискомфорт быстро превратился во что-то большее.

Чрезмерная смесь удовольствия и боли, несравнима ни с чем, что я когда-либо чувствовала раньше.

Как только мой первоначальный шок исчез, я с удивлением обнаружила насколько это чувственно.

Кэм явно эксперт, и, хотя от порки все болит, как в аду, боль быстро исчезла под его мастерскими руками.

Я поглаживаю свой живот и опускаю руку между бедер. Знаю, что он сказал мне не прикасаться к себе, но он никогда не узнает.

Правильно?

Тем не менее, что-то заставляет меня остановиться. Я хочу повиноваться ему. Я хочу радовать его. Хочу верить, что он знает, что делает со мной.

Я перекатываюсь и стону в подушки. Я до сих пор разгорячена, поэтому прыгаю в душ, и пусть холодная вода успокаивает мое пульсирующее тело.

Мне было тяжело. Он приказал отпустить себя и поверить ему, но это нелегко для меня.

Я потратила свою жизнь, пытаясь сохранить контроль, и один удивительный вечер, наклонившийся над скамейкой, не изменит этого.

Как бы я ни хотела этого.

Я быстро привожу себя в порядок, пока мысли крутятся в моем сознании. Я никогда бы не призналась в этом никому, но есть во мне что-то, что хочет одобрения Кэма. Не знаю, что заставляет меня, но я хочу радовать его. Чтобы услышать его мурлыкание, — хорошая девочка, — и вознаграждение за мое послушание. Я этого не понимаю, но это то, чего я хочу.

Если это его игра, она работает.

Я надеваю в джинсы и шелковую майку и спускаюсь вниз. Мой желудок уже урчит, и я чувствую с кухни запах искушающего аромата чеснока и апельсинового соуса.

Кэм распаковывает коробки на столе.

— Ты была в «Имперском саду» на 74-м? — спрашивает он небрежно. — Креветки, пельмени и что-то потрясающее. — Он открывает еще одну коробку, как будто ничего не случилось. — Возьми тарелку и положи себе. Там много.

Я останавливаюсь. Я уже нарушила свою диету с этим кексом у Оливии, а богатый соус на лапше должен иметь около миллиона калорий.

— Есть какой-нибудь салат? — спрашиваю я, глядя в контейнеры в поисках чего-то, что не займет отработки на три часа на беговой дорожке.

Я возвращаюсь без тарелки.

Все в порядке, китайская еда на самом деле не моя любимая, — вру я.