— Пока не знаю, — ответил Асланбек, отдавая портье паспорт и кредитную карточку. — Получите за трое суток.

— Вы один?

— Как видите.

— Как жаль, что ваша очаровательная жена не увидит весеннюю Вену, — посочувствовал портье, оформляя счет. — Я надеюсь, она в добром здравии?

— Да, спасибо. Вы в самом деле помните ее?

— Господин Русланов, она из тех, кого трудно забыть. Она очень соответствует своему имени.

Это было уж слишком. Асланбек приезжал в Вену с Рахилью лет пять назад. Ему было приятно, что портье запомнил ее, но и в любезности должна быть мера. Он решительно выложил на стойку зеленую банкноту с портретом американского президента Гранта:

— Герр Швиммер, ставлю пятьдесят долларов, что вы не помните ее имя.

— Что значит не помню? — обиделся портье. — Разумеется, помню. Ее зовут Суламифь.

Асланбек немного помолчал и сказал:

— Вы выиграли.

— Извините, работникам администрации запрещено брать чаевые.

— Какие же это чаевые? — удивился Асланбек. — Это ваш выигрыш в честном пари.

— Спасибо, господин Русланов, вы очень щедры. Спокойной ночи. Желаю приятно провести время в Вене…

Асланбек долго стоял на балконе, глядя на засыпающий респектабельный Флоридсдорф. В черной воде старого русла Дуная покачивались отражения фонарей. На севере огни карабкались по склонам Германскогеля, на западе зарево словно бы приподнимало полог ночного неба — там жили своей бессонной, праздничной жизнью Аугартен, Леопольдштадт и Пратер.

Суламифь. Конечно же Суламифь.

«Оглянись, оглянись, Суламифь! Оглянись, оглянись, — и мы посмотрим на тебя…»

6

В начале десятого утра Асланбек вошел под торжественные своды банка «Кредитанштальт», одного из крупнейших банков Австрии с филиалами во всех европейских столицах. И уже по тому, как почтительно встретил его менеджер отдела, курировавшего операции с Россией, понял, что ему снова не повезло: сорок два миллиона долларов все еще на счету «Сигмы».

— Могу я видеть вице-президента банка?

— Нет проблем. — Менеджер издал короткий звонок по внутренней связи. — Господин вице-президент ждет вас. Позвольте проводить вас к нему.

Вице-президент банка «Кредитанштальт» был похож, как и все банкиры мира, на значок своей национальной валюты. Русские были пузаты, как рубль. Англичане сухопары, как фунт стерлингов. Американцы упитанны и высокомерны, как доллар. Австрийский банкир, как и австрийский шиллинг, был поджар, благожелателен и стабилен.

— Уважаемый господин Русланов, мы рады вашим успехам в бизнесе. Мы надеемся, что вы и дальше будете оставаться клиентом нашего банка. Могу я быть чем-нибудь вам полезен?

— Да. В разное время я давал доверенности своим партнерам на распоряжение счетом моей фирмы. Я хотел бы отменить все доверенности.

— Это разумно, — одобрил банкир.

— Я хотел бы, чтобы доступ к счету был у меня одного. И лишь в том случае, если я отдам распоряжение лично.

— Простите?

— Лично, персонально, — повторил Асланбек. — Если я явлюсь в банк собственной персоной. В здравом уме и ясной памяти. Не накачанный наркотиками и без сопровождения.

— Вам угрожают? — встревожился банкир. — Тогда вам совершенно необходимо обратиться в полицию.

— Мне не угрожают. Это всего лишь мера предосторожности. Я приехал из зоны рискованного земледелия.

— Простите?

— Я имею в виду бизнес в России.

— Понимаю, понимаю. Россия. Терра инкогнита. Великая и ужасная. К тому же вы…

— Да, я чеченец.

— Мы глубоко сочувствуем вашему народу, господин Русланов. То, что происходит в Чечне, ужасно. Мы искренне желаем, чтобы ваш маленький героический народ обрел независимость.

— Чтоб ты сдох со своими пожеланиями, — с любезной улыбкой ответил по-чеченски Асланбек.

— Простите?

— Я выразил вам свою благодарность. Моя просьба будет исполнена?

— Разумеется. Она несколько необычна, но я не вижу в ней ничего противозаконного. У вас есть еще пожелания?

— Нет.

— О’кей, — заключил банкир и приказал менеджеру: — Займитесь.

Выйдя из банка, Асланбек накупил в киоске газет и расположился с ними на открытой веранде кафе, с которой хорошо просматривались подходы к подъезду «Кредитанштальт». Он ждал появления Мусы. Тот обязательно должен появиться в Вене. Он мог сунуться с доверенностью в амстердамский или любой другой филиал банка «Кредитанштальт». Но там с ним и разговаривать не будут: доверенность на русском языке, хоть и оформлена в Первой государственной нотариальной конторе Москвы. Чтобы для западных банкиров она стала документом, ее нужно перевести на немецкий или английский и легализовать — нотариально подтвердить аутентичность текста. Но и после этого Муса получит отлуп. Ему сообщат, что его доступ к счету блокирован, а больше не сообщат ничего. Чтобы выяснить, в чем дело, он и примчится в Вену.

В два часа дня банк прекратил операции с клиентами. В шесть закрылся. Муса не появился.

Начало темнеть, Альпы затянуло вечерней дымкой. Из деловых кварталов между Рингом и Гюртелем жизнь переместилась в парки Пратера и Аугартена, к Опере и Бургтеатру. Вена жила своей беззаботной вечерней жизнью, пила пиво, поглощала штрудели и огромные, как блины, шницеля, каталась на теплоходах по Дунаю под вальсы Штрауса.

Асланбек двигался в праздничной толпе и чувствовал себя как солдат срочной службы, который знает, что не вернется в казарму. Но пока еще срок увольнительной не истек. Так ему казалось, пока он не задумался о том, что сейчас происходит в Москве.

Как скоро Шамиль узнает, что «наружка», приставленная к Асланбеку, закончила свой патрульный маршрут в Яузе? Не очень скоро. Пока трупы выловят, пока опознают, пока сообщат по месту жительства. Его может встревожить отсутствие от них донесений. Он свяжется с теми троими, что следят за Рахилью. Что они ему сообщат? Ничего особенного: Рахиль с сыном утром уехала в лицей, потом они вернулись в поселок. Хозяина нет, но он часто задерживается на работе. Не последует ли проверочный звонок в фирму? Может. Но и это не страшно. Секретарша ответит: шефа нет, что ему передать?

Был только один плохой вариант: если Шамиль, заподозрив неладное, позвонит в Шереметьево и узнает, что российский гражданин Русланов вылетел в Вену. Такую справку постороннему не дадут, но кто знает, какими возможностями располагает Шамиль?

Любого человека, деятельного по натуре, всегда раздражает состояние неопределенности, подчиненности внешним обстоятельствам. Асланбека оно бесило.

А чего он, собственно, ждет? Когда на него откроется сезон охоты? Откроется. Чуть раньше или чуть позже. Реакция Мусы, когда он узнает, что его доверенность аннулирована по распоряжению Асланбека, предсказуема с точностью до десятого знака. На ноги будет поднята вся Москва, вся чеченская агентура в Австрии, если она есть. А если нет, в Вену первым же рейсом вылетят люди с его фотографиями, с описанием его внешности и его привычек.

Решение заблокировать счет «Сигмы» в банке «Кредитанштальт», представлявшееся Асланбеку очень удачным, вдруг показалось не просто глупым, а самоубийственным. Да, сделку со «стингерами» он затормозит. Но лишь до тех пор, пока Рахиль и Вахид не станут заложниками. А их выкрадут в тот самый момент, когда Шамиль почует неладное. И Асланбеку ничего не останется, как разблокировать счет. А тогда для чего он все это затеял?

Как он может помешать Шамилю? Никак. Он не знает о нем ничего. Даже телефона. А если бы и знал, то что? В лучшем случае ситуация зависнет на мертвой точке. Пока сам Асланбек вне досягаемости и счет в банке под его контролем, эти сорок два миллиона будут надежной страховкой того, что с Рахилью и Вахидом ничего не случится.

Но не слишком ли это дорогая плата?

И так ли надежна страховка?

Она была бы стопроцентно надежной, если бы речь шла о нормальных террористах из тех, что угоняют самолеты и захватывают заложников для выкупа. Но Асланбек знал чеченцев. Он хорошо помнил жуткую историю, когда трем англичанам и новозеландцу отрезали головы. Асланбек знал подоплеку этой истории. За них потребовали выкуп десять миллионов долларов. Сторговались на пяти. Деньги были доставлены в Чечню и переданы похитителям. Шестьсот тысяч долларов оказались фальшивыми.