Мистер Питерс был искренне признателен, да и как могло быть иначе, и изъявил готовность принять любое предложение мисс Рэмсботэм. Сказал, что чувствует, как низко поступил, что ему стыдно за себя и что он во всем доверяется мисс Рэмсботэм, которую всегда считал истинным своим другом и тому подобное.

Предложение мисс Рэмсботэм было таково: мистер Питере, не будучи крепок телом, как и умом, помнится, поговаривал о том, что хочет попутешествовать. Поскольку сейчас у него никаких особых дел нет, почему бы ему не воспользоваться возможностью и не навестить своего единственного зажиточного родственника-фермера, живущего в Канаде. Тем временем пусть мисс Пегги оставит работу в кондитерской и переедет жить к мисс Рэмсботэм. Пока стоит воздержаться от помолвки — достаточно одной договоренности. Мисс Рэмсботэм не спорит, мисс Пегги — девушка милая, славная, чудная. Но все же ей не хватает образованности, немного подучиться в манерах и поведении ведь не помешает, правда? Если же по возвращении из поездки через полгода мистер Питерс останется верен своему решению, как и Пегги будет готова выйти за него, дело будет обстоять намного проще, не так ли?

Засим последовали новые уверения в вечной благодарности. Мисс Рэмсботэм их решительно отмела. Для нее удовольствие жить в обществе молодой, неглупой девушки, просвещать ее, формировать ее характер — такое приятное занятие.

Словом, вышло так, что мистер Реджинальд Питерс на время покинул богемный крут, чем мало у кого вызвал сожаление, уступив место некой Пегги Натком, наиочаровательнейшему для мужского глаза существу. У нее были волнистые цвета льна волосы, щечки — точно лепестки дикой розы, носик — точь-в-точь такой, каким Теннисон наделил дочь своего мельника, а ротик — достойный буколик Лоутера во дни их славы. Добавьте к тому резвую грациозность котенка и чарующую беспомощность младенца в распашонке, и вы сможете простить мистеру Реджинальду Питерсу его вероломство. Переводя глаза с феи на земную женщину, богема позабыла про свои обвинения. О том, что фея была тупа, как верблюд, самодовольна, как свинья, и ленива, как негр, богема и понятия не имела. И пока фигура и внешность феи оставались без изменений, богема, что бы там кто ни говорил, почитала ее за фею. Я имею в виду мужскую часть нашей богемы.

Однако изменения в фигуре и внешности все-таки произошли. Мистер Реджинальд Питерс, обнаружив своего дядюшку старым и немощным, счел своим долгом пробыть у него больше, чем рассчитывал. Пролетел год. Мисс Пегги стала утрачивать свою кошачью грацию и заметно потяжелела. Ее кукольное личико уродовала пара угрей — один справа от нежно-розового ротика, другой на левой ноздре ее вздернутого носика. Прошло еще полгода. Мужчины стали называть ее толстушкой, а женщины толстухой. Она стала переваливаться при ходьбе, точно утка, по лестнице взбиралась пыхтя. Теперь она дышала не носом, а ртом, и богема отметила, что зубы у Нее маленькие, дрянные и неровные. Угри становились крупнее, и число их возрастало. Белоснежная кожа приобрела желтоватый оттенок и сделалась жирной, блестящей. Манеры ребенка в сочетании с внешностью женщины, весом стоунов в одиннадцать, богема сочла совершенно несовместимыми. Сами по себе ее манеры изменились в лучшую сторону. Но при этом она осталась прежней. Новые манеры не подходили ей, не вязались с ее сущностью. Они стесняли ее, как дорогой выходной сюртук стесняет деревенщину. Пегги выучилась правильно произносить слова и грамотно составлять фразы. От этого речь ее сделалась на редкость искусственной. Тех немногих знаний, что она приобрела, оказалось достаточно, чтобы вселить в нее злобное осознание собственного беспробудного невежества.

Между тем мисс Рэмсботэм все продолжала молодеть. Если в двадцать девять она выглядела на тридцать пять, то в тридцать два она выглядела прямо-таки на двадцать пять. Богема начала опасаться, что, если этот процесс будет продолжаться с прежней скоростью, мисс Рэмсботэм придется укорачивать платья и отпускать косы. Овладевшее ею нервное возбуждение выделывало невероятное не только с ее внешностью, но и с характером. В чем-то пойдя на пользу, в другом, как ни жаль, во вред. Старые друзья, привыкшие наслаждаться ее доброжелательностью, тщетно ломали головы: чем они так не угодили ей? Теперь мисс Рэмсботэм стремилась к новым знакомствам, к новым лицам. Казалось, ее начало покидать присущее ей чувство юмора: острить в ее присутствии стало небезопасно. С другой стороны, мисс Рэмсботэм, казалось, так и ждет лести и восхищения. Прежние приятели в изумлении отодвигались на второй план, тогда как на их место рядом с мисс Рэмсботэм пробивались безмозглые молодцы, расточая комплименты по поводу ее туалетов или нашептывая ей какую-то чушь насчет ее ресниц. Завидную долю своего умственного потенциала она отозвала из журналистики, направив на оснащение своего туалета. Разумеется, она имела успех. Платья неизменно ей шли, подчеркивая все лучшее, что было присуще ее фигуре. Красавицей она никогда не была, и у нее хватало ума это понимать; однако она сделалась наконец очаровательной и весьма яркой женщиной. В то же время ей открылась дорога к тому, чтобы превратиться в тщеславную, самовлюбленную посредственность.

Как раз в разгар подобных метаморфоз однажды вечером Питер Хоуп получил от мисс Рэмсботэм записку, извещавшую о намерении посетить его на следующее утро в редакции «Хорошего настроения». В постскриптуме она добавляла, что предпочла бы считать свой разговор с ним приватным.

Мисс Рэмсботэм явилась в точно объявленное время. Вопреки своим привычкам, она начала разговор о погоде. Мисс Рэмсботэм придерживалась мнения, что с большой вероятностью пойдет дождь. Опыт Питера Хоупа подсказывал, что вероятность дождя существует всегда.

— Как обстоят дела с журналом? — поинтересовалась мисс Рэмсботэм.

Журнал, хотя со дня выхода не прошло еще и двух лет, продвигался неплохо.

— Мы рассчитываем в ближайшем времени, в самом ближайшем времени, — пояснил Питер Хоуп, — обойти все острые углы.

— Ах, так! — сочувственно подхватила мисс Рэмсботэм.

— Собственно, — улыбнулся Питер Хоуп, — утлы, возможно, и не слишком острые. Это как посмотреть. Однако необходим некий обходной маневр, я бы сказал, некая изворотливость.

— Вам нужно ввести, — задумчиво произнесла мисс Рэмсботэм, — пару новых разделов на популярную тему.

— Популярными темами, — заметил настороженно Питер Хоуп, предчувствуя искушение, — не стоит пренебрегать, если, конечно, удастся избежать при этом пошлости и вульгарности.

— А как насчет «Странички для дам»? — предложила мисс Рэмсботэм. — Такая страничка заставит женщину купить ваш журнал. Уверяю вас, женщины приобретают все большее и большее значение для еженедельной прессы.

— Но зачем женщине специальная страничка? — воскликнул Питер Хоуп. — Разве весь наш журнал не обращен к ее интересам?

— А вот и нет! — категорично отрезала мисс Рэмсботэм вместо объяснения.

— Ведь мы предлагаем ей литературу, драматургию, поэзию, романы, политику высшего класса, ведь...

— Да-да, я знаю, — прервала его мисс Рэмсботэм, у которой в последнее время, вдобавок к прочим новым недостаткам, можно было заметить зачатки нетерпимости, — только подобное женщина уже может почерпнуть в десятке других журналов. Я все обдумала. — Мисс Рэмсботэм потянулась через редакторский стол к мистеру Хоупу, невольно понизив голос до доверительного шепота. — Расскажите женщине о новой моде. Обсудите проблему: в высокой шляпке или в маленькой женщина кажется моложе. Сообщите, какой нынче в моде цвет волос: рыжий или темный, каков объем талии у наших выдающихся дам. Да послушайте же! — Мисс Рэмсботэм рассмеялась, увидев совершенно обескураженное лицо Питера Хоупа. Невозможно в один момент изменить мир и природу человека! Вам следует снизойти до человеческих слабостей, чтобы заставить слушать ваши мудреные слова. Сначала обеспечьте своему журналу успех. А уж потом сделаете его действенной силой.

— Но, — заметил Питер, — ведь уже существуют подобные журналы... которые... которые посвящены как раз этому и более ничему.