На следующее утро Грэхем встретился с ними и с Паолой в музыкальной комнате у рояля.

— А вы не поете, мистер Грэхем? — спросила миссис Гофман, редактор дамского журнала, издаваемого в Сан-Франциско.

— Бесподобно, — шутливо ответил он ей. — Ведь я правду говорю, миссис Форрест? — обратился он за поддержкой к Паоле.

— Совершенно верно, — с улыбкой подтвердила Паола, — это видно хотя бы из того, что он великолепно сдерживает свой голос, чтобы не совсем заглушить мой.

— Теперь уж вам ничего не остается, как доказать истинность ваших слов, — сказал он. — На днях мы как-то пели один дуэт, — он вопросительно взглянул на Паолу, но напрасно он ждал немого указания: она его не дала. — Ноты в гостиной, я пойду и принесу.

— Это «По следам цыган», вещь очень захватывающая, — услышал он, как она говорила дамам, пока он выходил из комнаты.

Сейчас они пропели песню не с таким удовольствием, как первый раз; в их голосах не было прежнего трепета и огня; они сознательно сдерживали себя; исполнение было более завершенным; оно больше соответствовало идее композитора; личной интерпретации не было. Но пока Грэхем пел, он все думал и знал, что Паола думает о том, как в их сердцах бьется другой дуэт, о котором не догадывается никто из присутствующих, зааплодировавших им, когда они закончили.

— Пари держу, что лучше вы не пели никогда, — похвалил и он, обращаясь к Паоле.

В голосе ее он расслышал новые ноты. Он звучал громче, полнее, в нем было больше бархатистой звучности, которой и следовало ожидать от прекрасных форм ее шеи.

— А теперь я вам расскажу, что значит паттеран, потому что уверена, вы не знаете, — предложила она гостям.

Глава XXII

— Ну, Дик, мой мальчик, ваша мысль совершенно в духе Карлейля, — говорил Терренс Мак-Фейн отеческим тоном.

За обедом на этот раз присутствовали и мудрецы из арбутусовой рощи, так что, считая Паолу, Дика и Грэхема, за столом сидело семь человек.

— Определить точку зрения — еще не значит опровергнуть ее, — возразил Дик. — Я это отлично знаю, но это еще ничего не доказывает. Поклонение героям — вещь прекрасная. Но я говорю не только как схоластик, а как практик-скотовод, для которого применение менделевских методов скрещивания пород — просто избитая истина.

— И неужели я должен прийти к заключению, — вмешался Хэнкок, — что готтентот ничем не хуже белого?

— Ну вот, в вас и заговорил Юг, Аарон, — возразил с улыбкой Дик, — предрассудок, не врожденный, а привитый в раннем детстве, настолько силен в нас, что и всей вашей философии его не поколебать. Это то же, что западня манчестерской школы, в которую с раннего детства попал Герберт Спенсер.

— А, значит, Спенсер — то же самое, что и готтентот? — негодующе спросил Дар-Хиал.

— Дайте мне сказать, — ответил Дик. — Я думаю, что сумею пояснить свою мысль. Среднего уровня готтентот не многим отличается от белого человека среднего уровня. Разница вся в том, что средних готтентотов и негров гораздо больше, чем средних белых: огромный процент белых выше среднего уровня. Их-то я и называю передовыми людьми, и они-то и побивают рекорд в гонке с людьми среднего уровня их же расы. Заметьте, они отнюдь не способствуют видоизменению природы или развитию умственного уровня среднего человека; они только дают лучшее снаряжение, большие удобства, ускоряют коллективный темп движения расы. Дайте индейцу современную винтовку вместо лука и стрел, и он станет добывать несравненно больше дичи, сам же индеец от этого не изменится. Но вся индейская раса породила так мало людей выше среднего уровня, что сама за все свои десять тысяч поколений не смогла обеспечить себя столь необходимыми винтовками.

— Продолжайте, Дик, развивайте свою мысль, — поощрительно заметил Терренс, — я начинаю понимать, куда вы клоните; вы скоро пристыдите Аарона со всеми его расовыми предрассудками и глупым тщеславием, порождаемым чувством мнимого превосходства.

— Эти люди выше среднего уровня, — продолжал Дик, — изобретатели, строители, сделавшие великие открытия, люди господствующие. Та раса, у которой таких господствующих сил мало, отводится в разряд низших рас. Она все еще пользуется луком и стрелами. Она не вооружена для жизни. А средний белый человек сам по себе — такое же животное, глупое, негибкое, косное и отсталое, как и всякий средний дикарь. Средний белый движется быстрее, так как в его среде господствующих единиц количественно больше и они дают ему лучшее снаряжение, организацию и закон. А какого великого человека, какого героя, — а под этим господствующим типом я понимаю именно героя, — произвела раса готтентотов? Гавайская раса дала одного — Камехамеха, негритянская раса в Америке дала только двух — Букера Вашингтона и Дюбуа, но в обоих есть и белая кровь.

Паола, казалось, была очень заинтересована разговором, по крайней мере, она и виду не подавала, что скучает; но Грэхем, внимательно за ней наблюдавший, видел, что она внутренне съежилась. Наконец, под шум спора, завязавшегося между Терренсом и Хэнкоком, она вполголоса сказала Грэхему:

— Слова, слова, слова, — как много слов! Дик, должно быть, прав: он почти всегда прав, но признаюсь, что я никогда не могла применить все эти потоки слов к жизни, я хочу сказать, к моей жизни, то есть к тому, как я должна жить, что мне делать? — И все время, пока она говорила, она неотступно смотрела ему в глаза, так что у него не оставалось и тени сомнения в скрытом смысле ее слов.

— Я не вижу, — продолжала она, — как связать господствующие единицы и темп расового движения с моей личной жизнью. Они не говорят, что именно хорошо и что дурно для моего пути. А теперь, раз уж они разошлись, то и будут продолжать в том же духе целый вечер… Да, я отлично понимаю все, что они говорят, — поспешно остановила она его, — но мне это ничего не говорит. Слова, слова, слова, а я хочу знать, что мне делать с собой, что делать с вами, что делать с Диком?

Но Дика Форреста в этот вечер, очевидно, укусил бес многословия, и прежде чем Грэхем успел шепнуть Паоле ответ, он уже обернулся к нему, требуя каких-то данных о южноамериканских племенах, с которыми тот сталкивался во время своих путешествий. Посторонний наблюдатель, взглянув на Дика, увидел бы в нем лишь счастливого человека, разгорячившегося спорщика. Не верилось ни Грэхему, ни даже Паоле, прожившей с Диком целых двенадцать лет, что от его будто случайных, рассеянных взглядов не ускользает ни одно движение их рук, ни перемена позы, ни один оттенок выражения на их лицах.

«Что это значит? — втайне дивился Дик. — Паола положительно нервничает и все сваливает на наш разговор. А Грэхем бледен. Голова у него работает плохо; он думает о чем-то другом, а вовсе не о том, о чем говорит. О чем бы это?».

А демон многословия, за которым Дик скрывал свои тайные мысли, казалось, целиком завладел им.

— Сегодня первый раз в жизни я готова возненавидеть четырех мудрецов, — сказала Паола вполголоса Грэхему, когда он, наконец, удовлетворил компанию своими сведениями.

Дик же, продолжая ораторствовать и хладнокровно развивая свою точку зрения, по-видимому, всецело поглощенный спором, видел, как Паола что-то тихо сказала, и, хотя до него не дошло ни одно ее слово, он заметил, что нервное ее состояние усиливается, заметил и безмолвное сочувствие Грэхема и думал в действительности больше всего о том, чем заняты ее мысли, а своим слушателям громко говорил:

— И Фишер, и Спенсер согласны с тем, что среди низших рас лиц крупных индивидуальностей очень мало в сравнении с громадным разнообразием индивидуальностей, скажем, французского, немецкого или английского народа.

И никто за столом не подозревал, что Дик нарочно закинул удочку, изменив направление разговора. И Лео не догадался, что это Дик с каким-то сознательным сатанинским искусством, а вовсе не сам Лео изменил ход разговора тем, что спросил, какую роль играют в этих бегах на скорость женщины.

— Женщины спортом не занимаются, дружок, — ответил ему Терренс, подмигнув прочей компании. — Женщины консервативны. Они сохраняют устойчивость основного типа. Они закрепляют его и держатся за него, они — комок грязи, приставшей к колеснице прогресса. Если бы не женщины, то каждый из нас, мужчин, был бы господствующей единицей. Вы сравните мои слова с произведениями самого ученого и практичного Менделя, и вы убедитесь, что он подтверждает мое мнение, хотя оно, может быть, и кажется вздорным.