— Русская. Ее зовут Нюрка, — я мстительно улыбнулся ничего не понимавшей Стрельцовой, разглядывающей развешанные по стенам картинки с работами Ники, дипломы и свидетельства.

— Ньюр-ка? Это имя?

— Точно, Ники, в самое яблочко! Ньюр-ка!

— Это совсем хорошо, что она из России. Модно. Перестройка, Горбачев, — сказал он Нюрке и сжал свои ладони в приветственном жесте. — Так ты мне поможешь?

— Хорошо Ники, ты меня уговорил. Сейчас полдень. В шесть вечера я за ней заеду. Не разочаруй меня. Вот только что: никаких имен. Ей пока не нужна карьера. — Я повернулся к Тому: — Томми, пусть кто-нибудь из твоих людей останется с Анной. Желательно, чтобы парень знал немецкий или русский язык. И поехали скорей уже.

И, придав голосу строгость, сказал Аньке:

— Стрельцова, останешься с этим чуваком. Его зовут Ники, он приведет тебя в порядок. Если по поводу своей внешности у тебя будут какие-то свои взгляды — потом расскажешь их мне. А сейчас просто слушайся, и делай то, что тебе говорят. Скажут: подпрыгни — ты подпрыгиваешь, понятно? Чуть позже подъедет еще один человек — его зовут, — я посмотрел на Тома, — кто приедет сюда? Вот, Томми говорит, что это будет Боб. Так вот, Боб отвечает за твою безопасность. Не осложняй ему работу. Усекла?

— Усекла, шеф! — с папановской интонацией ответила Анька.

— Все, пока. Пошли Том, дел полно.

Достали со своими свинячьими восторгами. Жестче с нею нужно, жестче! А иначе она вас мигом в бараний рог скрутит! Та еще… зараза. Я это на своей шкуре вчера прочувствовал. Из-за нее я скоро привыкну на родном языке с акцентом говорить. Хорошо, что у меня ничего с ней не получилось. Избавляться нужно, пусть Серый сам с ней мучается.

Придумав себе такое оправдание, я повеселел.

А в офисе ждали дела. Едва успел появиться и сказать Мэгги, что если через три минуты не увижу кофе — самый черный, из тех, что есть в Лондоне — то через пять минут она станет безработной горемыкой, как меня разыскал Лу.

И то, что он мне сказал, мне очень понравилось, но случилось необыкновенно не вовремя:

— Зак, объясни мне: зачем тебе мобильный телефон, если ты его выключаешь? — он зашел издалека, и мне нечем было оправдаться.

Я промычал что-то невнятное в ответ — про женщин, про «забыл», про «ну что ты, в самом деле, Лу».

— Понятно. Тогда будь добр, отдавай его тем моим людям, что рядом с тобой. Договорились? А теперь слушай. Зак, наш человек в Западном Берлине говорит, что герр Эрих приглашает тебя на встречу. Сегодня в том же месте, в девять вечера. Если тебе это все еще нужно, конечно. В течение часа я должен подтвердить твое согласие.

Уже по дороге в аэропорт я вспомнил об Аньке и велел Тому заняться гостьей самому — разместить в какой-нибудь гостевой комнате, накормить, если я задержусь — сводить куда-нибудь, чтоб не скучала.

— Может быть, футбол? — спросил Том. — Чемпионат Европы. Сегодня во Франкфурте наши играют с русскими. Вашей гостье должно быть интересно. Да и я бы посмотрел. Русские фавориты. Но я поставил на банду Робсона пять фунтов! У них, конечно, нет шансов на выход из группы, но должны же они хлопнуть дверью напоследок? Линекер, возможно, начнет бегать и Ходдл может себя проявить. Так что надеюсь на хорошее.

Любой среднестатистический англичанин ставит футбол выше других развлечений. Я этого не понимаю. Мне тоже очень нравится футбол, и я люблю побегать по зеленой траве и попинать мячик — это полезно и весело. Но я не понимаю, почему пятьдесят тысяч человек заполняют трибуны, а пять миллионов прилипают к телевизорам? Из всех людей, занятых в этот момент футболом, самые богатые находятся на поле — у самого бездарного защитника доход многократно превышает заработок девяноста девяти процентов его поклонников. Платить деньги и тратить свое время на то, чтобы посмотреть, как двадцать два миллионера гоняют по полю мячик в свое удовольствие? Увольте, мне не понять сомнительной ценности этого времяпрепровождения. Лучше потрать эти деньги и время на свое здоровье и повышение самооценки — сходи в спортзал или, на худой конец, в библиотеку — толку будет больше. Здесь моя нелюбовь к футболу объяснялась для окружающих просто: глупый американец ничего не понимает в настоящем футболе и даже называет его дурацким соккером.

— Не думаю, Том, что ее интересуют потные мужики в гетрах, но, может быть, взыграет патриотизм? Предложи, не стесняйся.

Представляю Нюркину мордочку, когда ей предложат телек, футбол и три пинты эля — черного стаута или бронзового пайла. Посмотреть бы. Хотя могу и ошибаться — даже мой вечнозанятой папаша находил свободные полтора часа на игры сборной. Не товарищеские, само собой, потому что товарищеские сборная СССР всегда выигрывала.

Я второй раз оказался в Берлине, и второй раз здесь шел дождь. Положительно, он здесь бывает чаще, чем в Англии. Или я такой счастливый.

Берндт ждал меня на поле — в легком светлом плаще, роговой оправе на носу, с клетчатым зонтом, он был менее всего похож на телохранителя: так, инженеришка средней руки. Или преподаватель черчения — только тубуса не хватает.

— Герр Майнце, — он пожал мою протянутую руку, — Луиджи просил дождаться его. Он будет здесь через двадцать минут. Рейс из Бухареста.

— Что он там забыл? Сигуранце продался?

— Какие-то дела, — пожал плечами немец. — Расскажет сам. Румынская спецслужба называется «Секуритате». А Сигуранца она была во времена Великой Войны.

— Спасибо, Берни, я буду знать. Ты поправляй меня, не стесняйся, я же всего лишь босс.

— Прошу прощения, герр Майнце.

— Забыли, Берни. Пошли в машину. Незачем мокнуть под дождем — Луиджи такого подвига не оценит.

Лу появился в обещанный срок и первым делом озабоченно посмотрел на часы:

— Берни, мы успеем? Сорок минут осталось.

Правильно — если срываешь начальнику важную встречу, стоит выглядеть еще более озабоченным, чем хозяин.

— Да, Лу, — Берндт сорвал свой мерседес со стоянки так, словно надеялся за отпущенное время довезти меня обратно до Лондона.

Луиджи поднял стеклянную перегородку и Берндт перестал нас слышать.

— Что за бабу опять ты привел в дом, Зак? Тебе мало того, что случилось в мае? Мы ведь так и не нашли ту девицу! Ты уверен, что это не подстава?

— Том сказал?

— И Том тоже. Ты понимаешь, что делаешь?

Мне не понравилось, что Луиджи настолько в курсе моих дел. Нужно это как-то ограничить.

— Она из России, Лу, — нет, я не оправдывался, просто пытался его успокоить. Не знаю зачем, — она не может быть чьим-то человеком.

— Короче, Зак, вот что я тебе скажу! Мне очень дорога моя нынешняя работа. Второй такой у меня может и не быть. И я сделаю все, чтобы работать на тебя как можно дольше. А это значит — исключить ситуации, подобные состоявшемуся покушению. Понимаешь? Ты зарабатываешь деньги — у тебя это отлично получается, а я часть из них трачу на то, чтобы ты и дальше мог заниматься тем, что у тебя получается лучше всего. И это — не топтание молодых курочек. Я хочу знать все о твоих бабах. И я буду это знать, какие бы рожи передо мной ты сейчас не корчил. А еще лучше — женился бы и перестал изводить моих людей.

Наверное, мое недовольство его информированностью отразилось на моем лице. Ну и пусть. В конце концов, я тут хозяин! Но он, конечно, прав тысячу раз. Нужно как-то прекращать эту порочную практику. Вот сбагрю Серому эту чокнутую и вплотную займусь устройством своего семейного положения.

— Ладно, Лу, не нервничай. Я постараюсь не создавать аварийных ситуаций. Правда. И женюсь.

— Свежо предание, — вздохнул, успокаиваясь, мой телохранитель. — Леопарды не меняют свои пятна.

Он откинулся на спинку дивана и замолк.

Это вроде как «горбатого могила исправит»? Посмотрим. Мне же главное — озадачиться целью.

— Что с Мильке, Лу? Чего он засуетился?

— Думаю, что-то ему донесли о тайных договоренностях Горби и Рейгана на их встрече в начале июня в Москве. Что-то, что заставило его серьезно обеспокоиться. Через, — он бросил взгляд на свои простенькие часы, — двадцать минут спросишь.