Тем временем застолье продолжалось, курильщики наслаждено дымили, кто-то травил анекдоты. Даже Филимонов отбросив мрачные мысли начал оживлённую беседу с Коноваловым в которой каждый отстаивал свой взгляд на судьбу послевоенного Китая. В конце концов Коновалов и Филимонов сошлись на том что во всех странах участвовавших в войне творится примерно та же ситуация что и в России. А именно, центральной власти уже как бы и нет и когда будет теперь уже неясно. Самым молчаливым за столом был Игорь Скворцов, он как-то погрузился в себя, в свои мысли. И с ровным выражением лица их думал. Внезапно он как бы снова вернулся в реальность. Оглядел всех и остановив свой взгляд на командире произнёс:
– Пора бы уже и третий тост.
Гул за столом стал затихать.
Третий тост после начала войны стал наверное единственной всеобщей традицией. У каждого уже был свой личный счёт на этой войне которая начавшись продолжала собирать свои жертвы и не было этому ни конца ни края. К традиции третьего тоста не приобщились только конченные мрази, что в метро, что на поверхности. А также ваххабиты и фашисты, которые совсем не употребляли спиртного. Первым не позволяло этого делать исламское вероучение, которое они старались понимать буквально. Вторым это не давало делать идея о сверхчеловеке, которой они фанатично следовали. Все остальные, что федералы, что вменяемые, организованные уголовники, что нормальные люди в метро следовали этой традиции теперь неукоснительно.
– Юра.
Негромко произнёс Филимонов показывая взглядом на кружки.
– Начисли бойцам на третий тост.
Юра достал полторашку с разведённым спиртом и молча налил остатки по кружкам.
Разобрав кружки, все молча встали и молча, в тяжёлой задумчивости выпили. Так же молча снова уселись на стулья и принялись медленно закусывать.
– Ну что же.
Начал Филимонов.
– Теперь настал момент последовать уже нашей старой, доброй традиции. Как всегда, после третьего тоста я оставляю нашу весёлую компанию и отправляюсь в свою каморку.
– Я тоже пожалуй отойду. Но потом ещё вернусь.
Спокойно произнёс Коновалов.
И немного погодя с иронией добавил:
– Разведением остатков спирта доверяю заняться Уланскому.
– В общем удачного отдыха мужики.
Резюмировал Алексей. И встав с Коноваловым из-за стола, неспеша направились к выходу из зала.
– Я скоро буду, не расслабляйтесь тут слишком.
Подмигнув и улыбнувшись бросил на ходу бойцам Коновалов.
И вслед за Филимоновым вышел из зала.
Глава 4
Алина
Выйдя из зала Коновалов нагнал уже ждавшего его Филимонова.
– В общем Юра, остаёшься за старшего, как обычно в моё отсутствие, проследи чтоб был порядок после нас. Не хочется больше слышать от всяких крыс убогие комментарии по этому поводу, – Ровным голосом произнёс Алексей.
– Всё будет чики-пуки, не вопрос, – Уверенно ответил Коновалов. И уже более тихим голосом продолжил: Я насчёт будущего хотел поговорить, больно уж тема волнующая.
– Юра, я думаю сейчас не самое лучшее время для этого увлекательного и задушевного разговора. Я ещё сам не всё обдумал со своей стороны. Да и как ни крути, а разговор то наш пьяный получится, толк с такого разговора невелик. По этому поводу предлагаю встретиться в моей каморке завтра после обеда, в 21 час. Как раз Илларион, опер-особист наш подтянуться с поверхности должен. Без его мнения сложно сразу найти правильное решение. В общем, ты меня понял Юра? Сейчас время отдыхать, покуражьтесь хорошенько, потом такого шанса может уже не быть, – Устало подвёл диалог к концу Филимонов.
Юра сделал понимающее лицо и улыбнувшись произнёс:
– Разрешите идти куражиться командир.
– Ты ещё здесь? – С ироничной напускной строгостью сказал Алексей.
– Уже нет. – С юмором проговорил Коновалов. После чего развернулся и направился в сторону зала.
Алексей недолго посмотрев ему вслед развернулся и пошёл в сторону туннеля.
Каморка капитана Филимонова находилась в узком служебном ответвлении от тоннеля. В этом ответвлении раньше располагались помещения в мирное время использовавшиеся работниками метрополитена. В самом конце этого ответвления-коридора располагался туалет, он функционировал до сих пор, только что в качестве воды для смыва приходилось использовать накапливаемую в отдельном ведре мочу. Самым первым помещением, ближе всего к выходу в тоннель и была каморка Филимонова, напротив неё находилось помещение выделенное Иллариону, главному оперу и особисту сектора. А дальше по коридору, совсем близко от туалета, находился специальный изолятор. Крошечное помещение с прочной дверью. Именно туда помещал и там же допрашивал своих подопечных Илларион. Кого только среди них не было. И различные беспредельщики с поверхности, и мразюки из метро. От всех них Илларион требовал информацию, и как правило он её получал. И большинство его подопечных, однажды попав в этот специальный изолятор, живыми оттуда не выходили. Особенно это касалось метрошных мразюков. Жалеть кого-либо было сложно, ведь утечка информации о секторе могла стоить жизни его обитателям. Однако сейчас изолятор был пуст.
Достав ключ Алексей открыл дверь в свою каморку и вошёл внутрь. Сама по себе каморка представляла собой помещение размером с небольшую комнатку или кухоньку в какой-нибудь общаге-малосемейке. В дальнем правом углу находился письменный стол, в правом ближнем углу стояла вешалка. К столу были придвинуты стул и табурет. Слева стояла небольшая самодельная, сколоченная из досок кровать.
Войдя, Алексей на ощупь нашёл на столе огарок стеариновой свечи и бензиновую зажигалку. Чиркнув ею, он зажёг огарок. После слепящего электрического света дневной лампы в зале досуга этот тусклый огонёк был воспринят Алексеем куда как с большей радостью.
– Скоро мы метровские совсем от света отвыкнем, – почему то удивляясь своему спокойствию подумал Филимонов и бросил взгляд на маленькое зеркало стоявшее на столе. Он поставил свечу на стоявший рядом подсвечник и принялся с интересом разглядывать своё отражение.
– С утра побриться обязательно, – Строго отметил для себя Алексей проведя рукой по отросшей щетине на подбородке. И в этот момент он вгляделся в отражение своих глаз. Его глаза выглядели так как будто в них закапали пол-литра атропина. Огромные, расширенные зрачки озадачили Филимонова. Он как-то не замечал этого раньше, или заметив считал несущественным. Сейчас холодная мысль едва не кинула его в пот:
– Если зрачок остаётся таким и на поверхности днём, то это может быть смертельно опасно. Не нужно быть гением чтобы понять почему у трезвого человека в нынешней Москве так расширены зрачки. Достаточно один раз увидеть живого мразюка, посмотреть ему в глаза, и после этого причинно-следственная связь при виде моих глаз и глаз моих бойцов будет выстраиваться сама собой, – Завершил мысль Филимонов.
И отчасти он был прав. Для всех внимательных и вменяемых людей, с которыми пересекалась на поверхности группа Филимонова, давно не было секретом что они имеют какое-то отношение к подземельям. Какое точно отношение к метро имела группа представлявшаяся отрядом специального назначения федералов «Краснопресненский» эти люди конечно же могли только предполагать. Но сам факт имевшийся связи с метро был налицо. Однако догадывались об этом только очень внимательные и знающие люди. А среди этой категории смертный приговор всем укрывшимся в метро объявленный в первый месяц после начала войны на поверхности и отрицаемый лишь федералами воспринимался более чем скептически.
Группу Филимонова на поверхности выдавали многие мелочи. В первую очередь привлекало внимание их устаревшее для обычных федералов вооружение. У федералов крайне редко использовались автоматы АКМ, вместо ПКМ чаще использовался «Печенег». Наводило на интересные размышление использование Игорем Скворцовым винтовки Мосина с устаревшим оптическим прицелом вместо СВД и ВСС. Как ни странно, но в последние месяцы группа часто привлекала внимание людей своим очень ухоженным видом. Федералы на поверхности уже стали не столь щепетильны к своему внешнему виду, в их рядах уже в порядке вещей стало не чистить зубы, не бриться, не стирать и не чинить одежду. Таким образом, размер зрачков у бойцов группы был далеко не первым в списке этих мелочей. Но именно он и доводил логику рассуждений до правильного вывода. Учитывая невозможность доверять всем этим догадливым людям, Филимонову было от чего озадачиться.