Сама мысль о необходимости ежеутренней поверки личного состава... по этому критерию... Пусть думают. А пока:

  -- Домна! Тащи сюда Пригоду.

   Это не про царевну-лебедь, это про нашу повариху. Какой там варикоз с тромбофлебитом... Марш торжествующих хакасцев в исполнении сводного гренадерского... В одной руке -- девка, в другой руке -- ухват кухонный рогатый. Голова поднята, глаза устремлены, лицо выражает. Сосредоточенность и целеустремлённость. А также полное понимание историчности момента и своего сильно выдающегося места в нем. Ирокезы отваливают с дороги смятенные впечатлением. Не дожидаясь разъяснений и ощущений.

  -- Вот, люди добрые, Кудрина Пригода. Живая-здоровая, не клятая, не мятая. Одежонка целая, личико белое, ручки-ножки на месте. Сейчас и остальное проверим. Давай её сюда на крыльцо.

   Домна... воздвигнулась. Девка собралась, было, заплакать на всякий случай, просто по поводу всенародного собрания. Но мне надо было продолжать выступление. Тем более, что у ворот усадьбы группа "пауков" из наиболее материально-озабоченных и уже имущественно-отягощенных, спорила с Яковом и его людьми. Удержать внимание основной массы селян в этой ситуации означало спасти им жизнь. Всем. И свою -- тоже.

  -- А давайте-ка поглядим-посмотрим, проверим-удостоверимся. Вот Кудря утром девку не проверил -- девка ли она, аль нет, а сюда пришёл-прибежал. Что же получается -- если она девка, то и дел никаких не было, вины мои клёпанные, одна лжа бесстыдная. А если нет - то нет. Если не девка, то и сказать ничего нельзя. Что, где, когда. А также - кто, с кем и почём -- науке не известно. Поглядим-ка люди добрые, чтобы и впредь таких ссор-разговоров промеж нас не было.

   По моей команде Домна заставила селянку усесться на ступеньку у ног Акима. Затем опрокинула её на спину прямо головой к его сапогам. А Николай с Потаном задрали ей подол и растянули в разные стороны колени. Наконец, после моего злобного шипения, раздвинули и складочки, предоставив присутствующей во дворе публике особо интимную и столь горячо обсуждаемую часть девкиного тела. Для любования и визуального исследования. Публика заворожённо уставилась в зрелище "красы чудовой".

   На каком-то банкете английских лордов один весьма уважаемый член ихней одноимённой палаты как-то провозгласил тост за самую англиканскую церковь. Имея ввиду свой же тост, произнесённый несколько ранее и в чисто мужской компании: "За самое интимное место у женщин". Однако сей британский аристократ не учёл присутствие за столом своей... леди. Которая испортила общее впечатление комментарием:

  -- Не верьте ему, он был там всего два раза - когда родился и когда женился.

   Такое ощущение, что все "пауки" - сплошь английские лорды. Прямо из палаты. Где-то даже "Номер шесть". Никогда в англиканской церкви не бывали. Что, наверное, правда. Это -- об англиканской церкви. А и были -- так позабыли. Смотрят -- как в первый раз. У ворот, тем временем, Яков уже двоих положил мордами в землю. Продолжаем.

  -- Что ж это народ честной стоит, не подходит? Может кому видно плохо, так подойди-потрогай. Мы тут люди честные, слову своему верные, дела ведём без обману. Ежели кто сомневается -- и попробовать дадим.

   Вот последнее -- уже перебор. Кудря снова взгромоздил свою поленницу над головой. Но тут уж Хохряк остановил:

  -- Лады. Вижу. (Кудре) Забирай свою... красавицу. (Снова Акиму) Сию вину -- прощаем. Взыску не будет. Другая вина есть.

   Кудря несколько мгновений моргал. Мои-то сразу девку отпустили, а вот Пригода как-то несколько... задержалась. С приведением своих коленных чашечек в более плотное соприкосновение. Чей-то молодой и задорный голос из толпы выразительно прокомментировал эту, отмеченную широкими народными массами,... неспешность. Кудря ухватил девку за косу и злобно толкнул в толпу. Крепко ухватил - Пригода взвыла. Сестричку приняли в полете ранее упомянутые ею братья. И, судя по повторному взвыванию, обеспечили надёжный захват. Хохряк обернулся на звук, подумал, снова развернулся к крыльцу. И нарвался на радостную ухмылку Акима Яновича:

  -- Какая такая "другая вина"? Что детишки подрались? Так мой-то сынок из ваших никого не тронул. А если "паучата" твои с раками речными справится не могут, так то твоя вина -- худо детишек учишь. Да и не дело честным мужам по детячьим сварам разборки устраивать.

   Настроение толпы после демонстрации Пригодиных прелестей изменилось. За исключением первых двух рядов старых и матёрых "пауков", все остальные собрались вокруг Кудриной семейки и оттачивали своё остроумие. Или что у них там взамен. Даже раскрашенный раками альфа возле Хохряка, весь вывернулся назад, пытаясь через головы стоящих разглядеть подробности. Хохряк внимательно оглядел этого своего... соседа.

  -- Ну положим. А раки с нашей реки взятые?

   Я постоянно пытался контролировать общую обстановку на дворе и поэтому увидел, как из-за угла терема показалась физиономия давешнего мужика -- затычки дверного проёма. Это был чистый автоматизм:

  -- А наши мужики битые?

   Все посмотрели в ту же сторону. Тут я вспомнил Домана:

  -- А стадо наше?

  -- А чего стадо? Цело ваше стадо. Наши присматривают -- ваш-то пастух второй сразу лёг как ему по уху...

  -- Николай, какая вира за мордобой?

   Николай возвёл очи в гору, точнее в крышу над крыльцом, и погнал наизусть по "Русской Правде" начиная со статьи 19. Потом перешёл к краже скота в поле. Суммы с трёх гривен снизились до 60 кун, но настроения селянам это не подняло -- здесь нет поглощения меньшего наказанием большим. Все суммируется. А по скотинке взыск идет не от краденных голов, а от дурных -- с каждого татя. Почему -- понятно. Правосудие здесь -- функция княжеской власти. Штрафы идут в княжескую казну. Чем больше пойманных злоумышленников, тем эффективнее власть и полнее бюджет. Такое сдельно-прогрессивное правосудие. Шесть десятков злоумышленников укравших хором хотя бы одну овцу или козу... Паучью весь можно будет закрывать на переучёт. Настроение собрания снова переменилось -- закон законом, но бьют-то не по "Правде", а по морде. По нашей. Потом селянам будет... стыдно. Но это уже потом. Снова вступил Аким:

  -- Вот что Хохряк, мне эти ваши свары глупые слушать не интересно. Болею я, устал. Верни стадо, мужиков моих. Мы тут посмотрим -- все ли на месте? Честь ли по чести? Девку вам вернули целой. А об остальном -- давай после поговорим. Приходи со стариками -- потолкуем спокойно. А твоим, поди, и свои дела делать надо. Солнце-то вон уже где.

   Хохряк обернулся к народу, народ издал... разнонаправленное согласие. После чего толпа, медленно выворачиваясь наизнанку, двинулась к воротам. Отмобилизованные Яковом рябиновские - встречали уходящих у ворот и освобождали от несвойственной им клади усадебного происхождения. Свита ясновельможного боярина Акима Яновича тоже двинулась следом. А меня Аким поймал за подол рубахи. Стёр с лица важное самоуверенное выражение, схватился за бок и скомандовал:

  -- Отведи в дом.

   До двери мы старательно изображали любящего, но утомлённого батюшку и почтительно помогающего ему сыночка. Сразу за порогом Аким ухватил меня за ухо и старательно выворачивая его своими тощими, но очень крепкими пальцами, зашипел мне в лицо:

  -- Ты, ублюдок безродный, решил всех нас в сырую землю положить? С соседями смертно поссорить? Я тебя, гада ползучего, прежде сам закопаю.

   Последние слова его были проглочены вместе с задушенным воем. Или -- задушевным. Поскольку взвыл он очень искренне, всей душой. От подагры не умирают. Но, при сочетании с правильно направленным дрючком берёзовым, получают массу впечатлений. Некоторое время мы оба приводили наши синапсы в рабочее состояние. Наконец, Аким сформулировал. Слил все свои недо-боярские отеческие чувства в одно короткое слово: