Ригаут де Барбезьеу

(годы творчества – 1170–1200)[262]

На землю упавший слон…[263]

I. На землю упавший слон
Поднимается опять,
Коль начнут вокруг кричать, —
Я, как слон, свалившись с ног,
5 Без подмоги встать не мог.
Такой проступок мною совершен,
И так мне душу угнетает он,
Что двор Пюи[264] осталось мне молить,
Где есть сердца, способные дружить:
10 Пусть к милосердью громко воззовут
И снова встать мне силы придадут.
II. Коль не буду я прощен,
Счастья мне уже не знать!
С песнями пора кончать, —
15 Спрячусь, грустен, одинок,
В самый дальний уголок.
Кто Донною сурово отстранен,
Тому вся жизнь – лишь труд, лишь тяжкий сон,
А радость может только огорчить:
20 Я не ручной медведь, чтоб все сносить,
Терпеть, когда тебя жестоко бьют,
Да и жиреть – коль есть тебе дают!
III. Может, мой услышав стон,
И простят меня, как знать?
25 Симон-маг[265] Христу под стать
Вознестись хотел, но бог
Грозный дал ему урок:
Господней дланью тяжко поражен,
Был Симон-маг за дерзость посрамлен.
30 И я был тоже дерзок, может быть,
Но только тем, что я посмел любить.
Не по грехам бывает грозен суд,
Так пусть со мной не столь он будет крут!
IV. Впредь я скромности закон
35 Не осмелюсь нарушать.
Фениксом[266] бы запылать,
Чтоб сгореть со мною мог
И болтливости порок!
Сгорю, самим собою осужден
40 За то, что чести наносил урон,
Восстану вновь – прощения молить
И Донны совершенство восхвалить,
Когда в ней милосердье обретут
Те слезы, что из глаз моих бегут.
45 V. В путь посол мой снаряжен —
Эта песня! Ей звучать
Там, где я не смел предстать,
Каяться у милых ног —
И в очах читать упрек.
50 Два года я от Донны отлучен,
В слезах спешу к Вам, Лучшая из Донн, —
Вот так олень во всю несется прыть
Туда, где меч готов его сразить.
Ужель меня одни лишь муки ждут?
55 Ужель чужим я стал навеки тут?

Жил в старину Персеваль[267]

I. Жил в старину Персеваль, —
Изведал вполне я
Сам Персеваля удел:
Тот с изумленьем глядел,
5 Робко немея,[268]
На оружия сталь,
На священный Грааль, —
Так, при Донне смущеньем объят,
Только взгляд
10 Устремляю вослед
Лучшей из Донн, – ей соперницы нет.
II. Врезано в сердца скрижаль
Свидание с нею:
Взор меня лаской согрел,
15 Я оробел, онемел, —
Этим себе я
Заслужил лишь печаль
И сомненье, едва ль
Я других удостоюсь наград.
20 Но стократ
Муки прожитых лет
Сладостней радостей легких побед.
III. Ласкова речь ваша, – жаль,
Душа холоднее!
25 Иначе я бы посмел
Верить – не зря пламенел
Молча, робея:
И без слов не пора ль
Знать, как тягостна даль
30 Для того, кто, любовью богат.
Вспомнить рад
Хоть ваш первый привет,
Хоть упованья обманчивый бред.
IV. В небе найдется звезда ль,
35 Что солнца яснее?
Вот я и Донну воспел
Как совершенства предел!
Краше, милее
Мы видали когда ль?
40 Очи, словно хрусталь,
Лучезарной игрою манят
И струят
Мне забвение бед,
Тяжких обид и печальных замет.
45 V. Жизнь не зовет меня вдаль,
Всего мне нужнее
Сердцу любезный предел.
Все бы дары я презрел, —
Знать бы скорее:
50 Милость будет дана ль,
Гибель мне суждена ль?
Если буду могилою взят,
Пусть винят —
Вот мой горький завет! —
55 Вас, моя Донна, очей моих свет!
VI. Старость умом не славна ль?
Вы старцев мудрее.
Юный и весел и смел,
Все бы резвился и пел, —
60 Вы веселее!
Юность в вас не мудра ль?
Мудрость в вас не юна ль?
Блеск и славу они вам дарят,
Говорят,
65 Покоряя весь свет,
Как совершенен ваш юный расцвет.
VII. Донна! Муки мне сердце томят,
Но сулят,
Что исчезнет их след:
70 Милость приходит на верность в ответ.

Дальфин и Пердигон[269]

Пердигон! Порой бесславно…[270]

I. – Пердигон! Порой бесславно
Жизнь ведет свою барон,
Он и груб и неумен,
А иной виллан бесправный
5 Щедр, учтив, и добр, и смел,
И в науках преуспел.
Что донне можете сказать:
Кого из этих двух избрать,
Когда к любви ее влечет?
10 II. – Мой сеньор! Уже издавна
Был обычай заведен
(И вполне разумен он!):
Если донна благонравна,
С ровней связывать удел
15 Тот обычай повелел.
Как мужику любовь отдать?
Ведь это значит потерять
И уваженье и почет.
III. – Пердигон! Зачем злонравный
20 Благородным наречен!
Нет! Лишь в сердце заключен
Благородства признак главный,
И наследственный удел
Не заменив славных дел.
Иной барон – зверям под стать.
Ужель медведя миловать?
Тут имя знатное не в счет!
IV. – Мой сеньор! Мне так забавна
Ваша речь. Я поражен:
30 Ведь виллан же не рожден,
Чтобы донн ласкать, как равный!
Сколь бы он ни обнаглел,
И для наглых есть предел!
Как донну – донной величать,
35 Коль та с мужицкою смешать
Посмела кровь, что в ней течет?
V. – Пердигон! Забыли явно
Вы про вежества закон, —
Вот так мудрый Пердигон!
40 Сердце с сердцем равноправно.
Я б на имя не глядел
И призвать бы донн посмел
Любовь достойным отдавать,
А званьями пренебрегать:
45 Мы все – один Адамов род!
VI. – Мой сеньор! Вопрос исправно
Разберем со всех сторон.
Рыцарь верен испокон
Власти вежества державной,
50 А мужик в бароны сел,
Да глядишь – и охамел:
Кота-мурлыку[271] сколь ни гладь,
Но стоит мыши зашуршать —
И зверем стал домашний кот!
55 VII. – Пердигон! Кто ж одолел
В нашем споре? Срок приспел:
Чью правоту теперь признать,
Один Файдит[272] волен решать.
Пускай сужденье изречет!
60 VIII. – Мой сеньор! Я б не хотел,
Чтоб его сей спор задел —
Он сам виллан! Но должен знать:
Любви достойна только знать,
Вилланов же – мотыга ждет!
вернуться

262

По-видимому, Ригаут был небогатым рыцарем, уроженцем небольшого городка Барбезьеу, недалеко от Коньяка (в настоящее время в департаменте Шарант). Из творческого наследия этого поэта сохранилось 10 кансон и один плач.

вернуться

263

Р. – С. 421, 2. Уже древний биограф отмечал пристрастие поэта к метафорам из жизни животных; метафоры эти основаны на фантастических сведениях, распространявшихся «бестиариями» (средневековыми руководствами по изучению животного мира).

вернуться

264

В городе Пюи, по-видимому, время от времени собирались любители и знатоки поэзии, устраивавшие поэтические конкурсы. Поэтому слово «пюи» со временем стало обозначать самые эти собрания и сообщества городских поэтов.

вернуться

265

Симон-маг – по христианским преданиям, лжечудотворец, посмевший соперничать с Иисусом Христом, за что и был посрамлен и тяжко наказан. Ригаут де Барбезьеу сравнивает свои притязания на любовь дамы с дерзостью Симона.

вернуться

266

Феникс – по сведениям средневековых «бестиариев», чудесная птица, сжигавшая себя раз в пятьсот лет, чтобы затем вновь возродиться из пепла.

вернуться

267

Р. – С. 421, 3. В этой кансоне поэт ищет «опоры» своему любовному чувству в популярнейших в Средние века легендах о Персевале и поисках им священной чаши Грааля. Между тем в этих легендах как раз подчеркивалось целомудрие рыцаря, его полное безразличие к женским чарам.

вернуться

268

В данном случае Ригаут имеет в виду ключевую сцену всех романов о Персевале: в заколдованном замке юный рыцарь видит торжественную и полную затаенного смысла процессию, в которой проносят кровоточащее копье и волшебную чашу. Копье это должно соответствовать тому копью, которым была нанесена рана распятому Христу, чаша же – той чаше, в которую была собрана кровь Спасителя. Но Персеваль был слишком робок и не спросил о смысле увиденного и тем самым не помог освободиться от злых чар замку и его обитателям.

вернуться

269

О Дальфине Альвернском см. прим. к стихам Пейроля. Пердигон (ок. 1190–1212) был сыном рыбака из Лесперона, небольшого городка в современном департаменте Ардеш. Из-за крайней своей бедности Пердигон стал жонглером. Он пользовался покровительством целого ряда знатных лиц, начиная от Дальфина Альвернского и кончая Педро II Арагонским и Альфонсом VIII Кастильским. По некоторым сведениям – правда, не подтвержденным никакими документами, – так же как и Фолькет де Марселья, Пердигон в дальнейшем изменил своим соплеменникам и стал ярым сторонником крестового похода против альбигойцев. Наследие Пердигона невелико – 15 стихотворений (в основном кансон и тенсон).

вернуться

270

Р. – С. 119, 6; 370, 11. В тенсоне разбирается вопрос о том, что важнее – знатное происхождение или личное благородство. Обычно появление этой темы связывают с развитием буржуазного мировоззрения в эпоху Возрождения, приводя в качестве примера хотя бы трактат Поджо Браччолини «О благородстве». Как видно из публикуемой тенсоны, трубадуры подняли этот вопрос за два столетия до итальянских гуманистов.

вернуться

271

История кошки, «воспитанной в благородстве», но забывшей о высоких принципах при виде мыши, – традиционный пример, иллюстрирующий превосходство «породы» над «воспитанием».

вернуться

272

Файдит – это Гаусельм Файдит (годы творчества – 1185–1220), один из самых плодовитых (от него сохранилось не менее 70 стихотворений) и известных поэтов своего времени.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: