— Узна-ал, это моя работа.

Сложностей в этом никаких, конечно, нет, просто было бы интересно.

Так вот, в ту первую встречу, Виктор Михайлович, выслушал Вилена Борисовича, ни разу не перебив, не задав ему ни одного вопроса, оставив его как бы без обратной связи, и сказал, обращаясь ко мне:

— Вы — наша. Умная, привлекательная, деловая. Мы сделаем все, чтобы вы стали первой бизнес-леди в этом городе, — после чего опустил глаза в лежащие на столе бумаги.

Аудиенция была окончена и Вилен Борисович, его первый заместитель, как оказалось, незаметно выеснил меня из кабинета.

А потом были встречи раз в году, начинавшиеся целованием руки, неизменным «вы, как всегда, прелестны» и коротким вопросом:

— Ну, рассказывайте?

Подготовленная Виктором Борисовичем, я знала, что должна рассказать о своей коммерческой деятельности за год. Отчет был похож на детальный рассказ, повествование, ибо происходил без посторонних лиц, в непринужденной обстановке. Гаврик никогда не перебивал меня вопросом или комментарием, никогда не завершал «слушание» анализом, указанием на ошибки или советом на будущее. Короткое «спасибо» подводило черту под отчетом и завершало встречу.

Два раза за весь период моей деятельности в бизнесе я попадала в сложные обстоятельства.

Один раз это было, когда я получила удачное, даже соблазнительное, предложение, но не в состоянии была его принять из-за отсутствия средств. Как я металась! Я искала, перебирала варианты, обдумывала условия и компромиссы, которые могли бы убедить партнера дать согласие на сделку и подождать с оплатой. Именно в эти дни на меня вихрем и налетело знакомство с человеком-вулканом — Викором Борисовичем. Повода к знакомству не было никакого. Он пришел на наше предприятие по какому-то незначительному делу, и попал в обеденный перерыв. Открытой оказалась только дверь моего кабинета. Он вошел, завязал разговор. Его неуемное любопытство выливало и выливало на меня вопросы, а я, оставаясь в раздумии о своих делах, видимо, плохо объясняла ему. Еще вернее, что он плохо соображал, туго вникал в сказанное. Нервничая, он воскликнул:

— Что вы талдычите одно и то же? Объясните, к кому обращаться и как правильно спросить о моем деле. Я же ни хрена не понимаю в этом вашем… — он сдержал более крутое словцо и с сарказмом закончил: — производстве.

Его издевательский тон доконал мое терпение. Глядя на него в упор, я постучала пальцами по столу и, медленно произнося каждое слово, прошипела:

— Для особо одаренных повторяю в шестой раз, — и снова слово в слово повторила то, что объясняла до сих пор.

Он замер и внешне, и внутренне. Упиваясь собственным хамством, я наблюдала, как в нем боролись желания врезать мне по загривку, плюнуть в рожу, размазать по стене. Он сознавал свое превосходство надо мной, уверенной, красивой и дерзкой, но… — женщиной. Отрывисто и часто выдыхая горячий воздух, все еще с усилием сдерживая себя, он снова заговорил:

— Ладно. Я плохо слушаю и плохо понимаю, а вы объясняете хорошо. Тогда объясните, что с вами? Может, хоть это я пойму с первого раза, — последние слова он произнес с сарказмом.

Во мне что-то улеглось, отпустило закрученные в пружину нервы.

— Ничего. Приходите сюда с пустяками, даже в них разобраться не можете.

— А вы озабочены, конечно, не пустяками. Вы решаете проблемы глобальной важности?

В его тоне сквозили ехидство и ирония, но уже не задевающие меня.

— Мне нужна помощь, а обратиться не к кому.

— В чем? — придвинулся он ближе, и я почувствовала, что его наполнило внимание — доброе, сочувствующее.

— От меня может уйти шанс, если я не соображу, как его удержать.

— Шанс упускать нельзя.

Он устроился на стуле напротив, по-американски закинул ногу на ногу и коротко бросил:

— Излагайте.

Не надежда на помощь развязала мне язык. Я просто озвучивала собственные проекты, бродившие который день в голове, сама вслушивалась в их звучание, стараясь отсюда, извне, уловить самый реальный из них, самый верный. Окончив рассказ и забыв о собеседнике, сидящем напротив, я подперла лицо ладонью и засмотрелась в окно.

Февраль…

Двенадцать лет назад, тоже в феврале он, выслушав рассказ, схватил меня за руку, как есть выволок из кабинета с коротким «поехали», и бегом понесся на улицу. Так я попала на первую встречу с Гавриком Виктором Михайловичем. И тот на следующий день сделал все проплаты, разрешил мои затруднения и дал возможность не упустить шанс с легкостью и естественностью волшебного принца.

Второй раз обстоятельства прижали меня не размышлениями, как не упустить шанс, а поиском, как уцелеть.

Случился развал Советского Союза. Начали возникать таможни, пошел раздел банков, разрыв устоявшихся связей. Короче, закрутилась такая карусель, о которой не расскажешь. Надо было это все прочувствовать. Появились сбои в работе, полетели все договора, ни во что превратились права и обязанности сторон, до кого-то не доходил оплаченный товар, кому-то не перечислялись деньги за авансовые поставки, где-то не могли расплатиться из-за возникшей курсовой разницы в стоимости новоявленных валют. На руинах прежней страны еще не возникло новых государств со своими законами, вчерашняя нравственность оказалась выхолощенной, смешной, больше не регулировались юридические и производственные вопросы. Если люди самостоятельно находили выход из положения, то его реализации мешало воцарившееся беззаконие. Страх, круговерть, обморок времен! Три, всего три человека разрезали живую плоть народа, и не было рычагов, чтобы тому воспрепятствовать. Карать и миловать — эти функции прибрали к рукам услужливые, энергичные люди, и пошел гулять по городам и весям самосуд.

За мной повисли долги перед фирмами, находящимися теперь за рубежом, — в Украине. «Кожаные мальчики», специализирующиеся на выбивании долгов, приехали не сразу, а после нескольких предупреждений по телефону. Что я могла сделать, если мои деньги заморозились в банке? Люди с Украины, потерявшие здесь в Вологде свои капиталы, увещевали, уговаривали, угрожали, понимая без моих объяснений, что моей вины в сложившейся ситуации нет. Только моя причастность к их интересам давала повод заявлять о претензиях ко мне. За мой счет, ценою моих интересов пытались они вернуть свое.

По осколкам большой страны пробежала волна разборок. Убийства, самоубийства, исчезновение людей стали обычным явлением. Это не позволяло игнорировать угрозы, относиться к ним без должной серьезности. Надо было выручать себя и бывших партнеров, потому что, кроме меня, им никто бы помочь не смог, как и мне самой. Единственное, что могло привести к успеху, так это поиск российских предпринимателей, терпящих аналогичное бедствие на территории Украины, чтобы можно было произвести взаиморасчеты.

Я нашла такую ситуацию. К приезду «третейских судей» и к разговору с ними я была готова и рассчитывала, что мои усилия будут оценены. Да, они согласились забрать деньги у тех, кто должен был такую же сумму в Россию, как я в Украину. Да, они убедились, что скорее не страх, а совесть руководили мной. Но их не устраивали сроки. И они возжелали наверстать упущенную прибыль! В наших договорах, конечно, не был предусмотрен развал Союза, но отмахнуться от обсуждения еще и этой проблемы я не могла, тем более что затягивание окончательных расчетов, как видно из такой постановки вопроса, было им лишь на руку.

Это долгая и невеселая история, которую, я расскажу отдельно. Но тогда я сидела с разламывающейся головой. Я изобретала новую спасительную комбинацию, но моя фантазия ничего не подсказывала, потому что еще никто не научился делать деньги из ничего, а мне именно это и надо было — найти, чем покрыть упущенную моими партнерами из Киева прибыль. Тем не менее, я немного успокоилась и расслабилась, ведь вопрос с основным долгом решился благополучно.

Помощь, как бывает лишь в сказках, пришла неожиданно.

Когда зазвонил телефон, я как раз изучала бездонное небо и утверждалась в банальной, но вечно новой мысли, что мир — прекрасен. Звонил Вилен Борисович, о котором я и думать забыла — так долго он не давал о себе знать. Произошел обычный обмен приветствиями: «здрасьте!» — «здравствуйте».