С того злополучного июля, когда я перестала выходить на работу, прошло более полугода, затем истек год, другой… Дни текли как медленное исполнение приговора. Я изменилась. Нет, не потому что голодала, не потому что стала носить старые, чудом уцелевшие вещи, — драповое пальто, истоптанные сапожки, вязаную шапочку. Потухли мои глаза! До этого их зеленый огонь лет на десять делал меня моложе. Теперь я хоть и не опускалась бессознательно, но и не бодрилась сознательно.

Как-то утром я решила бороться. Начала с того, что накинула платок и отправилась в парикмахерскую, чтобы остричь волосы. Мастер, мужчина средних лет, отговаривал:

— Слушайте, я сегодня целый день сижу без работы. Но не хочу заработать на том, чтобы лишить вас такой красоты.

— Лишайте, лишайте, не сомневайтесь. Как раз заработаете, а я верну себе девичью прическу. Мои волосы, когда коротко острижены, чудно вьются. Я стану моложе и еще красивее, — подбадривала я его.

— Ах, мадам, разве вы думаете, я не вижу, что вы закрашиваете седину? Теперь краска стоит дорого. Вы ведь хотите остричь волосы и уже больше не красить их. Как же вы будете моложе?

— Ваша правда. Но кроме этого, я хочу, чтобы меня перестали узнавать знакомые.

— Почему?

— Устала я очень, это сложно объяснить.

Лилась и журчала невеселая беседа, а пряди волос падали и падали на пол, и в зеркале напротив возникало осунувшееся, с паутиною морщин под глазами, лицо.

Дома я впервые плакала.

А потом привыкла. Стала ловить себя на том, что не стыжусь больше своего крушения, не страшусь безвестности и нищеты, что я стала другой. Только каждый вечер просила Бога не посылать счастья вновь увидеть рассвет, а растворить меня в вечном мраке еще до утренней зари. Я простила всех врагов, недоброжелателей, завистников и забыла любовь к тем, ради кого жила раньше, постепенно совсем отрешилась от людей, замкнулась в себе. Надежду мне доставляла встреча с каждой новой ночью, а разочарование — встреча с каждым новым днем.

Впрочем, одна мысль беспокоила меня: я не хотела истратить на себя все сбережения. Хотела оставить родным сумму, с лихвой достаточную для оплаты последних забот обо мне.

В сонном оцепенении я перестала считать годы.

В какой-то из дней вдруг обратила внимание, что на улице стоит осень. Какой удивительно долгой, тихой и теплой она была! Такой же щедрой и дивной встала зима: в меру морозная, обильно снежная. Перемежающие зиму оттепели нарастили на крышах, водостоках, козырьках и стрехах длинные, невиданные сосульки, сверкающие как горный хрусталь в лучах не по-зимнему яркого солнца. Но, как затянувшаяся осень томит душу ожиданием зимы, так и зима в ровном, хотя и добром, течении своем истомила людей. Отсутствие настоящего тепла в квартире по утрам гнало меня на улицу, в движение, к людям. Топкие, рыхлые, глубокие снега до ломоты изматывали мышцы ног, появлявшаяся на солнце влага, просачивалась сквозь обувь и чавкала при каждом шаге. Зима все продолжалась, стоял только февраль, и до весны были еще дни и дни.

Синоптики сообщали, что такая снежная зима была в наших местах сорок пять лет назад. А снег валил и валил чуть ли не каждый день. Дорожные службы перестали следить за состоянием дорог, коммунальщики оставили без внимания крыши домов. Все было пущено на самотек. Город готовился к предстоящей борьбе с весенним паводком.

3. Звонки из прошлого

Скоро я убедилась, что он меня помнил. Однажды в моей квартире раздался телефонный звонок:

— Алло! Екатерина Алексеевна? Добрый день. Вам нужна моя помощь? — вопрос прозвучал так, как будто мы недавно расстались, будто между тем и сегодняшним днем не пролегли события и годы.

Этот человек в свое время сделал для меня так много хорошего, так неожиданно и вовремя, так бескорыстно, что тогда это воспринималось, как сказка. Ему это ничего не стоило, через время он даже забыл, что я ему чем-то обязана. Он не представлялись, когда звонил, — я его узнавала по голосу.

— Здравствуйте! Я в порядке. Спасибо.

Вот перед ним мне было особенно стыдно за все, что случилось со мной, за мою теперешнюю растоптанность, беспомощность, вернее — за мою ничегонезначимость. Я знала, что ему по силам осуществить любой поворот в моей судьбе. Но было отличие в том добром, что он сделал для меня тогда, когда я могла обойтись и без него, и в том, что могла я получить сейчас, в состоянии крайней нужды и отчаяния. Это не столько бы помогло мне, сколько бы унизило еще больше. Я этого не хотела.

Не скажу, что я не играла в такие игры. Играла, умела играть и даже никогда ранее не проигрывала. Но… но тогда я кое-что значила. А теперь была растением у обочины.

— Я узнал, что у вас возникли проблемы. Может, подъедьте ко мне, потолкуем. — Нет, он меня не принуждал — он чувствовали мое воющее нутро, переживаемый мною срам за проигрыш, мою смертельную тоску от бездеятельности и от ненужности людям. Он пытался вдохнуть в меня жизнь.

— Не стоит. Я развалилась, и боюсь, что пока бесполезна вам. Спасибо.

— До свидания. Будете в форме, звоните сами, — гудки отрезали от него мое «Всего доброго».

4. Неожиданный визит

Чавкая по мокрому снегу, я шла и вспоминала его лицо, — черт знает, за что — его привязанность ко мне, и с ноющим сердцем боялась случайной встречи с ним, помня короткий итог первой.

— Вы — наша. Вы умны и красивы, и я сделаю вас первой бизнес-леди в этом городе.

Я и была такой четыре быстро пролетевших года.

Мозги напрягались, я ворочала ими, тщательно перебирая воспоминания. Искала и не могла найти ответы на мучившие меня вопросы. Где и почему я остановилась? Когда стала считать, что с меня хватит, когда стала думать, что перемены на работе не коснутся меня таким роковым образом? Что это было — успокоенность, самоуверенность, отсутствие энтузиазма?

Я понимала, что изменившаяся в связи с развалом государства ситуация в противовес общим тенденциям не сформировала во мне новую мораль. Теперь неуместными казались мои интеллигентность, мягкость, доброжелательность, альтруизм. Они мешали мне, но именно они же располагали ко мне партнеров, и создавали мне самобытный, сотканный из несовместимых противоречий, имидж. И вот все растоптано! Что и где я упустила? Устала перебирать. Нет смысла заниматься этим. Смешно искать опору, если чувствуешь, что сила удара навсегда прилепила тебя к земле, вогнала в нее. Мстить? Да, можно. Но кто больше всех виноват? Кому, и в какой мере мстить? Ведь прежде, чем вынести и исполнить приговор, надо определить виновных и степень вины каждого из них. Конечно, я знаю, кто был виновником моих несчастий, и почему он это сделал. Но понимал ли этот человек, какую беду несет мне? Возможно, он думал, что я успела сколотить состояние, и теперь не пропаду. Какая разница, что он думал. Ведь, когда я говорила, что мне нельзя терять работу, он спокойно отвечал:

— Я не хотел бы, чтобы вы перестали считаться со своей гордостью. Не хочу давать обещания, которые затем не смогу выполнить.

Кто над ним стоял, кто диктовал ему волю так поступить со мной?



Воспоминания… Куда от них деться? Гоню недавнее и стараюсь вызвать в памяти минувшие давно события и лица. Но все смешивается, и в ночных кошмарах выворачивается наизнанку: обидчики вручают мне Золотую медаль, красный диплом университета, дают положительные отзывы на диссертацию, а любимые люди — загоняют в лабиринт с высокими стенами, бросают камни, и зловонным шепотом повторяют одно и то же:

— Он вас не любит!

Или с угрозой шипят:

— Не мешайте ему! Вам лучше уволиться.

Звонок звенел настойчиво и гулко: квартира была почти пустая, из мебели я оставила самое необходимое. Дотянувшись из-под одеяла до трубки, невольно поежилась от холода, ответила коротким «Алло». Голос звучал бодро, почти весело. Это всегда хорошо у меня получалось.