И вот на тебе. Его здесь — мыслимое ли дело! — укоряли за публичный расстрел каких–то там тридцати непригодных к труду на предприятиях фатерлянда стариков, базарных торговок и подростков, попавших под руку старательному гауптману Функелю по время облавы на рынке. Непостижимо! Теперь он радовался, что сдержался и не наорал на прилизанного Михальского с его «инструкционной» осторожностью. А если бы расстреляли сто заложников, как поначалу думалось?..

Вчера Хейниш встретился с благожелательными коллегами — двумя Куртами — начальником зондеркоманды СС 10А Куртом Кристманом и его преданным заместителем Куртом Тримборном. Попивая коньяк марки «Только для немцев» и небрежно стряхивая сигаретный пепел прямо на влажные кусочки льда, которыми были обложены в блестящих ведерцах бутылки шампанского, Курт Кристман любезно сообщил:

— У меня уже в печенках сидят пейзажи с ломаной линией льда.

— Не трогай только Эльбрус! — хохотал второй Курт, указывая на серебряные головки бутылок со специфически толстым зеленым стеклом. — Мы этот алкогольный вулкан еще откупорим…

В зашторенном на ночь и поэтому душном зале густо плавал сигаретный дым, обвивая пальмовые листья, гудел неразборчивый незатихающий гомон, сквозь который с эстрады долетало писклявое и сентиментальное пение безголосой, импортированной из фатерлянда певички:

О, танненбаум, о, танненбаум, Ви грюн зинд дайне цвайге![4]

— Пули и виселицы! — высказал свое кредо и грохнул кулаком по столу Хейниш. Он мог себе эту вольность позволить — угощение было его. И не жалел марок.

— Пейте, приятель, и успокойтесь, — снисходительно поучал Кристман, попыхивая сигаретой. — Я полностью с вами согласен: всякое непокорство необходимо безжалостно и сурово карать — пулями и виселицами. Но лучше пулями, ибо тогда трупы не мозолят глаза. Это наша местная политика, если хотите, и я охотно поделюсь некоторым благоприобретенным опытом…

— Буду глубоко признателен вам, — заверил Хейниш.

— Приведу только один, но показательный пример. Вы, Хейниш, слушайте и делайте выводы. Только про себя, вслух не поминайте… В Краснодаре мы взяли довольно большую группу подпольщиков, оставленную большевиками. Взяли тихо ночью, на всех явках. Прихватили также свидетелей акции, даже случайных, — в нашем деле свидетели ни к чему. Лишняя огласка.

Вещественных доказательств — уйма! Возник вопрос: как с ними поступить?

— Под пули, разумеется! — даже удивился Хейниш этому, как ему показалось, совершенно неуместному сомнению.

— Безусловно! — одобрительно подхватил Кристман. — Мы так и сделали. Вывезли далеко за город и расстреляли вместе со свидетелями. И опять — тайком, ночью. Потом погрузили трупы в машину, привезли в город и сбросили в канализационные колодцы. И терпеливо ждали, пока эти трупы не будут обнаружены самими горожанами. Когда трупы запахли — а канализация очень способствует процессу разложения, — их, естественно, «обнаружили». А мы со своей стороны сразу же сообщили населению через листовки, газету и радио, что, мол, найдены замученные «жертвы большевиков». Мол, эти несчастные люди не желали брать в руки оружие против своих освободителей. Ухватили суть? Получился блестящий пропагандистский трюк! Имеем за это благодарность даже от скупого на похвалу ведомства Геббельса…

— Местные поверили? — хрипло спросил взволнованный этим «откровением» Хейниш.

— А это уже не наша забота. У нас четкая задача — уничтожить как можно больше местных жителей. Сложность лишь в том, что приходится делать из этого тайну. Такой приказ! Чтобы на оккупационную власть не было никаких нареканий… Между прочим, ту краснодарскую операцию мы завершили пышными похоронами «жертв большевиков» в сопровождении немецкого армейского оркестра.

— Да еще с пятью попами! — хохотнул Курт Тримборн, — Эти русские бородатые страшилища перли за гробами с пеньем и хоругвями. Ревели так, что уши позаложило. Смехотворное было зрелище… Сущий анекдот!.. Знаете что, хочу какую–нибудь куколку, хотя бы вон ту — с куриным голосом… Необходимо утешиться!

— О, желание вполне своевременное! — охотно поддержал его смекалистый Кристман.

Хейниш тоже не возражал: одна шлюха всегда найдет еще двух… Возможно, штурмбанфюрера Хейниша угнетал, нагоняя плохое настроение, воистину траурный пейзаж — почерневшая от пепла спаленной пшеницы равнина с белоснежной горной грядой на горизонте? Да нет. Больше всего его злил тот бумажный мусор, которым набили его портфель в штабе. Хейниш лишь бегло его просмотрел и затерялся, словно в дебрях, в полярно противоположных инструкциях и наставлениях. Сам черт вконец осатанел бы, не соображая, куда ткнуть пальцем.

В итоге сразу же по приезде Хейниш вызвал к себе на инструктивное совещание узкий круг офицеров СД. Он отбросил всякие сомнения, терзавшие его на обратном пути.

— Господа! — сурово изрек Хейниш, — Все, о чем я буду говорить, касается секретных государственных дел большого политического значения и является военной тайной. У нас есть полностью проверенные данные, что Кремль перебросил на Кавказ десятый и одиннадцатый гвардейские корпуса, которые, однако, измотаны в предыдущих боях и, по мнению нашего командования, уже не способны оказать значительное сопротивление, следовательно, кардинально повлиять на ход операции «Эдельвейс». Наша стратегическая цель — Кавказ и нефть — остается конечной, сроки проведения военных операций не изменились. Именно поэтому в штаб группы армий «А» уже прибыли полномочные эксперты нефтяных акционерных обществ «Континенталь — Оль», «Ост — Оль» и «Карпатен — Оль». Однако сплошной ариизации подлежат не только нефтяные месторождения, промышленность, природные богатства и сельскохозяйственная продукция, но также художественные и исторические ценности — старинные рукописи и старопечатные книги, имущество музеев, ценности храмов и монастырей, достойные научного внимания частные коллекции. В связи с этим к нам прибыла и начала плодотворно работать группа культурных деятелей из штаба «Кюнсберг» во главе с картографом министерства иностранных дел гаупт–штурмфюрером СС герром Краллертом.

Хейниш был доволен, что совершенно не воспользовался грубой терминологией Геринга, который всегда говорил с прямотой закоренелого грабителя, что шокировало каждого воспитанного человека: «Я предлагаю грабить, и делать это основательно…»

— Наша задача, — продолжал Хейниш, — уничтожить всех подозрительных и неустойчивых, всех явных и скрытых саботажников, всех расово неполноценных унтерменшей. Разумеется, прежде всего — евреев. Мы должны достичь главного, а именно, чтобы тут спокойно и продуктивно работали немецкие специалисты, чтобы тут были созданы все условия для отдыха и лечения наших храбрых воинов и чтобы тут было тихо. Как на кладбище. Конечная цель: этот край должен быть и поэтому непременно станет немецким. Туземцам места под солнцем нет.

Как поступать с местными дикарями конкретно? — развивал он свои мысли дальше, подбадриваемый настороженной тишиной, которая буквально впитывала каждое его слово. — Прежде всего максимально используем местный контингент на восстановлении разрушенных промышленных объектов и на работах в богатой нефтяной промышленности. Саботаж, налеты террористов, уничтожение урожая, снижение темпов работы будем карать безжалостно. Но мы не можем злоупотреблять старыми методами. Нужно действовать иначе — тихо, быстро, по возможности тайно. Людей, наиболее здоровых физически, отправим на работы в рейх, откуда они уже никогда не вернутся. Однако в этом случае необходимо придерживаться осторожного зондербегандлю–га — специального поведения. Кампанию начнем с выразительных воззваний, простых и доходчивых, доступных для примитивного мышления дикарей, например, таких: «Великогермания зовет тебя! На Кавказе русские уже сложили оружие, воюют англичане. Если они придут сюда, то загонят всех в колониальное рабство к чернокожим людоедам Африки или сделают всех рабами британских рабов в Индии. Езжай в великий рейх! Немедленно! Ты увидишь лирическую страну немцев, будешь работать в просторных и светлых цехах германских заводов, будешь иметь твердое материальное обеспечение, познаешь классическую немецкую культуру. Готовься к сказочному путешествию в Страну Счастья! Бери с собой ложку и миску, еду на три дня и бумагу для незнакомого тебе немецкого гигиенического ватерклозета…»