Там, у шерифа, его наверняка ждут, окна запотели от тепла, ребята сидят вокруг печки, вытянув ноги, курят и говорят о нем, это уж точно, — о том, как не повезло ему, Мерри, лучшему помощнику шерифа, единственному, кроме разве что самого Уолпола, кто способен задержать и доставить Бетлема Эйра. Мерри криво усмехнулся. Он мысленно увидел своих ребят, представил, каким они видят его со стороны: Мерри — плечистый и большерукий, но не какой-то там простой фермер из местных; Мерри в своей фетровой шляпе, плотно сидящей на голове, так что замызганная ленточка проходит как раз поперек лба, будто она там выросла, да, в своей черной фетровой шляпе, которая выглядит на нем как некий символ или как перевернутый горшок. А лицо его под шляпой широкое и загорелое и еще обветренное, загрубевшее на декабрьском ветру, и глаза моргают и щурятся, словно от яркого света. На нем, конечно же, плащ, большой, как попона, и такой жесткий, что издали кажется куском дерева или железа; вечно застегнутый на все пуговицы, будто стоит на ветру или только что с улицы, где сильный ветер; на руках — кожаные перчатки, тонкие и блестящие, как новенькие; его большие сапоги тускло поблескивают, смазанные, а может, мокрые от снега; вот он садится и, красуясь и ворча себе под нос, протягивает сапоги к печке, сначала выбрасывая вперед левую ногу, потом правую, и сидит, упершись подбородком в грудь, вернее — во вздувшийся колоколом плащ. Никто из других помощников шерифа не имел такой выправки, как Мерри, ни один из этих увальней фермеров не отличался такой внешностью и голосом, и ни одному из них нельзя было доверить задержание такого негодяя, как Бетлем Эйр.

Но, сидя в холодной машине, Мерри чувствовал, что видение ускользает от него. Он смотрел на снег, на сумасшедшую круговерть снежинок. И нельзя сказать, чтобы их было много, бесконечно много, напротив — казалось, что перед ним мешают и перемешивают одни и те же снежинки, одни и те же частички, мерцающие, словно маленькие белые глазки, в свете фар. Они падали по обеим сторонам машины в серую толщу, как в облако. Мерри усмехнулся, выругался и сплюнул. То и дело по обочинам дороги попадались стылые, закоченевшие на морозе деревья, казавшиеся совсем голыми, будто кто-то содрал с них ножом всю кору, содрал и подкинул вверх, чтоб ее утянуло ветром. Вдруг Мерри заметил, что негр Бетлем тоже уставился на деревья.

— Это ненадолго, — сказал Мерри. — Это ж смех, а не метель, и мороз — одно название, и ты это сам знаешь не хуже меня.

Хорошо было опять услышать собственный голос. Он продолжал:

— Когда я жил на севере, вот там были настоящие метели. Вот где по-настоящему мело — наметало сугробы до окон второго этажа, и отцу приходилось выкапывать в сугробах туннель, чтобы добраться до хлева. В такие метели люди умирали. Одинокие люди…

Он сам не понимал, почему вдруг заговорил об этом. Просто его голос говорил сам собой. Мерри подождал, думая, что задержанный что-нибудь скажет; несколько минут они сидели молча, слушая завывания ветра. Мрачно хохотнув, Мерри заговорил снова.

— Их находили потом, может, через месяц, — сказал он, — одиноких стариков, которые замерзали насмерть в своих домах. Одного такого нашли в школе, одного старика; он приходил туда спать, чтобы сэкономить на дровах дома. Он застрял в школе, когда началась метель — не мог добраться до дому, — и сжег там все, что мог: книги, парты и все такое… Тот старик… я помню его, помню, как он все ходил и говорил, что сани надо готовить летом… — Мерри не понимал, что с ним происходит, отчего у него такой странный голос. Но тут же продолжал: — Так вот и бывает. Застигнет человека ненастье зимой — и все, конец, если он один, что тогда, что теперь, там ли, здесь ли, да где угодно. Человеку нельзя одному, надо жить, как все, по закону, подчиняться людским законам, жить среди людей — а не в одиночку, со своими законами… Кто думает иначе, тех убивают, или мы судим их, чтобы…

Он запнулся и какое-то время вел машину молча под впечатлением собственных слов и странного ощущения, будто смерть того старика — рядом, будто это случилось где-то здесь, сейчас, пока он ехал сквозь метель. Потом он выкинул эту мысль из головы и решил, что пора остановиться.

— Переждем этот чертов ветер, — сказал он.

Ветер все дул и дул. Дорога перед ними тянулась пунктиром оголенных участков, словно ее вырвали из сугробов, наметенных с обеих сторон.

— Переждем, — пробормотал Мерри. Он уже давно не смотрел на задержанного, не взглянул на него и сейчас. Он знал, и задержанный тоже знал, что все это время он разговаривал сам с собой. Но теперь Мерри спросил: — Ты знаешь, где мы едем?

Вопрос повис в воздухе. Мерри удивленно оглянулся, будто услышав ответ. Но негр Бетлем просто сидел на своем месте, такой же большой, как Мерри, повернув к нему свое одутловатое лицо, и глаза его, маленькие и близко посаженные (как свинячьи глазки, подумал Мерри), смотрели прямо на него или, может быть, на те чудные слова, которые он только что, к собственному удивлению, произнес. И Мерри показалось вдруг, что это уже не Бетлем, известный всей округе негр, который летом нанимался на сенокос и прочие полевые работы, а кто-то другой или даже статуя кого-то другого, — такой он был строгий, холодный и безвозрастный, словно он смотрел на Мерри или кого-то вроде него вот так, уставившись своими свинячьими глазками, целую вечность. Вдруг он начал кашлять, не удосужившись даже отвернуться в сторону, зашелся страшным, раздирающим, яростным кашлем.

— Да нет, не знаешь, куда тебе, — сказал Мерри. Щеки его свело от холода. — Кашляй сколько влезет, хоть всю свою черную глотку выкашляй. Давай.

Он тронул машину с места, сидя на самом кончике сиденья, так что колени терлись о руль. Сморщившись от напряжения, Мерри пытался разглядеть что-нибудь сквозь метель.

— Вон там, там что-то есть, — сказал он.

Задержанный перестал кашлять. Мерри медленно вел машину вперед. Слева от дороги вдруг взметнулась вверх кромка земли, поднявшись гигантской белой опухолью, словно горный склон.

— Здесь где-то должен быть гараж, чтоб мне провалиться, должен… Я его знаю, сколько раз видел. — Он выплевывал слова, будто считая, что чем быстрее их произнести, тем быстрее появится гараж, будто словами он заставит его появиться. — Должен быть где-то здесь, — повторил он немного спокойнее. — Где-то здесь.

Рядом с Мерри опять закашлял негр. Мерри внимательно посмотрел на него и отвернулся.

— Ты как — ничего? — спросил он.

Бетлем не ответил.

— Небось заболеваешь, — продолжал Мерри резко, даже сердито, словно обращался к снегу. — Бегаешь все время без пальто, как последний дурак ниггер… Ну и кашляй сколько угодно. А я выхожу. — Он остановил машину, или, может, дал ей остановиться, или, может, дал ветру остановить ее. — Выйду посмотрю, что здесь. Кажется, какое-то здание.

Он выключил зажигание, но оставил включенными фары. С трудом открыл дверцу машины и, когда первый порыв ветра ударил в лицо, хмыкнул от удивления и оглянулся на Бетлема. И увидел, что негр наблюдает за ним.

Его лицо стояло у Мерри перед глазами, пока, неуклюже склонившись вперед, преодолевая страшный напор ветра и снега, он шел, огибая машину и дальше по замерзшей дороге. Казалось, снег издевается над Мерри: Мерри, такой важный, такой сильный, проковылял в одну сторону, остановился, будто чего-то выжидая, повернул в другую сторону, потом пошел уверенней, словно действительно что-то заметил. Обнаружив наконец перед собой два силуэта — вертикальные прямоугольники, за которыми протянулись узкие сугробы, словно два ангельских крыла, — он уже ничего не мог понять и лишь изумленно уставился на них. Вдруг он увидел за ними неясный проблеск света, присмотрелся внимательнее, прикрывая лицо руками от снега, — свет стал как будто ярче. Ветер волнами бросал ему в лицо тучи снега, словно пригоршни мелкого острого песка.

Помогая Бетлему выбраться из машины и дойти до строения, которое он нашел, Мерри был вынужден подхватить его, чтоб не упал — под ногами был сплошной лед, — и постоять так немного, широко расставив ноги, удерживая себя и негра, совсем беспомощного со связанными за спиной руками. Мерри крепко обхватил негра за плечи, и, пыхтя и склонив головы против ветра, — а снег хлестал их по лицам, словно они вовсе не люди, а такие же бензоколонки, как те, что уже были видны впереди, — они добрались до маленького, хлипкого навеса перед гаражом. Мерри забарабанил ногой в дверь. Нагнулся посмотреть в дверное стекло и, хотя было плохо видно, разглядел все же двух мужчин в глубине гаража, печку и какую-то лампу. Он выругался от нетерпения, видя, как медленно и нерешительно один из двоих направился к двери.