Дверь открылась, и их обдало волной теплого воздуха; подталкивая Бетлема сзади, Мерри вошел в помещение и вздрогнул от удивления: глазам его открылась поразительная сцена — сколь поразительная, мог сказать только сам Мерри, хотя он и не должен был сильно удивляться этому, хорошо зная свой округ. Человек в комбинезоне, открывший им дверь, — человек, чья красно-черная клетчатая рубашка оказалась неожиданно чистой, — был негр. А в глубине комнаты сидел еще один негр, напряженно застыв и уставившись на них, как кролик, или бурундук, или другой мелкий зверек, который думает, что хорошо спрятался в траве, и оттого выглядит довольно глупо. Мерри, еще не пришедший в себя после трудностей дороги, повернулся, чтобы закрыть дверь; на какое-то мгновение он задержался, глядя в заиндевевшее стекло, и ощущение своей одинокости среди этих людей вдруг пронзило его, и он почувствовал легкую слабость. Он опять повернулся к ним.

— Мы зашли только переждать метель, — сказал он.

Первый негр пристально смотрел на него и мимо него, на Бетлема, как будто смутно узнавая их.

— Проходите, — медленно произнес он, — проходите к печке, погрейтесь… Я… я маленько испугался, думал, кто там еще…

В глубине гаража было теплее. Другой негр, помоложе, наблюдал за ними. Он сидел на вращающемся стуле перед большим канцелярским столом, старомодным и нелепым предметом, испещренным царапинами и инициалами. Старший негр подошел к столу и ленивым движением поднял отвертку. Он смотрел на Мерри через плечо.

— Спасибо вам, что пустили, — сказал Мерри, коротко кивнув. Ему стало необыкновенно тепло. И вот, будто специально для этих людей — которых он вроде когда-то видел — и в то же время вовсе не для них, а для собственного удовлетворения, для собственного удовольствия, Мерри начал неторопливо, словно подчиняясь определенному порядку, расстегивать плащ. Одну перчатку он уже успел снять, и эту тонкую кожаную перчатку он засунул теперь в карман, будто украшение, и, одной рукой в перчатке, другой — без, начал расстегивать большие пластмассовые пуговицы плаща, сосредоточенно нахмурившись. Негры наблюдали за ним. Протолкнув последнюю пуговицу сквозь петлю, он вздохнул и расправил плечи, потом сделал такой жест, — Мерри и сам не мог бы сказать, как это у него получилось, — что старший негр слегка вздрогнул и подошел, чтобы взять плащ. Мерри внимательно смотрел, как он осторожно несет его и вешает на крючок, стряхивает с него снег, но делает это тоже осторожно, будто зная, что за ним наблюдают. Правой рукой Мерри взялся за конец красного шерстяного шарфа, который мать связала ему к зиме в первый год, как он стал помощником шерифа, и начал разматывать его, опять же неторопливо, словно в этом был определенный порядок, в то время как остальные смотрели на него. Шарф он тоже передал негру, и тот повесил его рядом с плащом. Мерри собрался было снять и шляпу, но только дотронулся до нее: почему-то ему пришло в голову, что он, пожалуй, лучше выглядит в шляпе, хоть она и промокла. Потом медленно повернулся к Бетлему и под пристальными взглядами остальных начал стряхивать с него снег.

— Встань к печке, — сказал он.

Почти машинально Бетлем повернулся к печке. Печка была старая, железная, большая, приземистая старинная печка, она тихонько урчала и местами просвечивала ослепительно желтым пламенем. Мерри похлопал Бетлема по плечу и развязал ему руки и тут увидел, что бечевка врезалась в кожу, оставив глубокие красные следы на запястьях.

— Надо же, — сказал Мерри с раздражением. Он держал бечевку на вытянутой руке. — Ведь и не сказал, что слишком туго.

Он с вызовом взглянул на двух негров, словно они были в этом виноваты. Они разглядывали его форму. Наверно, до его прихода они играли в карты, выдвинув между собой ящик стола и накрыв его куском плотного картона; несколько карт теперь лежало в ящике: их сдуло туда, когда открылась дверь. Мерри показалось, что с их потемневших замусоленных поверхностей бесстрастно следят за ним мутные, как у пьянчуг, глаза королей, дам и валетов.

— Надо бы их угостить кофием, — сказал молодой негр. — А то холодина там — будь здоров.

У Мерри потекли слюнки. Но никто не тронулся с места, и он быстро справился с собой, не выдав своего замешательства. Старший негр, который лениво тыкал в стол отверткой, делая вид, что чем-то занят, сказал:

— Коли что не в порядке с машиной, то мы ничем помочь не можем. Мы в них не разбираемся, в новых-то машинах. Мы теперь только бензин выдаем.

— С машиной все в порядке, — сказал Мерри.

— Вам повезло, — сказал другой негр. Он и тот, который постарше, — Мерри решил, что они братья, — коротко рассмеялись. Молодой парень откинулся назад на вращающемся стуле. Вынул из кармана пачку сигарет. — Но не больно-то повезло вашему приятелю. — И опять братья рассмеялись. — Послушайте, уж не хотите ли вы связать нас этой штуковиной, а?

Мерри заметил, что все еще держит бечевку. Он пожал плечами и швырнул ее на пол. Братья одинаково ухмылялись. Бетлем стоял у печки, растопырив руки, словно пытаясь обнять тепло, и смотрел вбок.

— Здорово вы нас напугали, — сказал молодой негр. Он прикуривал сигарету. Его движения были медлительны и сдержанны. Так же медленно он поднялся на ноги. — Эй, приятель! Наверно, тоже хочешь курить?

Он широко улыбался Мерри белозубой улыбкой, а сигареты протянул Бетлему. Глядя краешком глаза, Мерри увидел, как задержанный берет сигарету.

— Чего он такого натворил, что его арестовали? — спросил молодой негр. — С белыми, что ль, подрался?

Парень, казалось, стал шире в плечах, когда он опять сел, рискованно откинувшись на вращающемся стуле; теперь его брат тоже заулыбался, подняв глаза от исцарапанного отверткой стола. Мерри встревожился, вдруг сообразив, что они не только похожи внешне, но, и думают сейчас об одном и том же: оба они глядели хитро, многозначительно, вызывающе. Парень курил сигарету.

— Может, вам нельзя говорить, — сказал он. Мерри пропустил его слова мимо ушей. — Мы, конечно, должны вас впустить и все такое, но вы-то не обязаны разговаривать с нами. Только, сдается, мы все равно уже знаем, чего он натворил. Это ж Бетлем Эйр, о нем уж столько разговоров здесь было… Слишком далеко зашел в драке. Так, что ли?

Мерри бросил взгляд на задержанного: тот стоял опустив глаза, будто слушал что-то недозволенное. Однако выражение лица его смягчилось.

— А чего с ним сделают? — спросил вдруг старший брат.

Мерри напрягся.

— Это суд решит, — сказал он.

— Так чего сделают?

Мерри посмотрел на них. Братья одинаково спокойно встретили его взгляд, словно его передразнивали две карикатуры или негативные отпечатки его самого.

— Сдается мне, что неправильно так вот взять и арестовать человека, да еще чтоб он не знал толком, что ему будет, — очень серьезно сказал парень. — Вот ты, Бетлем. Ты думаешь, это правильно? Забрать человека, а казни-то ему не миновать…

— Погоди, — сказал Мерри. Голос его прозвучал очень звонко. Но больше всего его поразило, что если он и чувствовал какое-то беспокойство, какую-то тревогу, то не за себя, а за Бетлема.

Этот возглас, похоже, обрадовал молодого негра, который сидел развалясь на стуле с сигаретой в зубах.

— Шериф Уолпол прекрасно меня знает, он ведь заходил сюда и сказал мне кой-чего, — проговорил он. — Да, он ведь сказал мне кой-чего про Бетлема. И я бы не хотел оказаться на месте этого парня.

Мерри перевел взгляд с могучей спины задержанного на братьев. Братья придвинулись ближе друг к другу: старший стоял теперь привалившись к столу, а младший медленно выпрямился на стуле. Нарочито небрежно он стряхнул пепел на бетонный пол.

— Не так-то легко смотреть на человека, который сейчас вот живой, — произнес он важным тоном, будто начиная речь, — а скоро будет мертвый. И думать, как кровь, что течет у него по жилам — ведь это надо же, — станет вся холодная и густая, будто смазочное масло на морозе… Как человек может превратиться из живого в мертвого в такое время! Не только черный, а и белый тоже или какой цветной. Правда ведь? Если какую-нибудь штуку вроде этой вот отвертки, которой разве что шурупы завинчивать, или так ковыряться, или лед с окна соскабливать, да приставить ко лбу, да надавить легонько — ну, любому человеку, так что ж…