Адриан КОНАН ДОЙЛ и Джон Диксон КАРР

ДВЕ ЖЕНЩИНЫ

В своей записной книжке я нашел заметку, что в конце сентября 1886 года я выезжал в Дартмур с сэром Генри Баскервилем. Незадолго до этого мое внимание было привлечено очень интересным делом, названным в моих записях "Делом о шантаже". Оно угрожало запятнать репутацию одной из самых уважаемых фамилий Англии.

Даже сейчас, спустя много времени, Шерлок Холмс настаивает, чтобы я сделал все от меня зависящее к сохранению в тайне имен действующих лиц этого повествования. Само собой разумеется, я выполню это желание моего друга. В процессе расследований нам с Холмсом волей-неволей приходилось узнавать чужие тайны, разоблачение которых могло бы привести к большим неприятностям. И я считаю делом чести не допускать, чтобы какое-нибудь мое неосторожное слово принесло вред любому из тех наших клиентов - из высших слоев населения или из простых людей, - которые излили свои горести в нашей скромной квартирке на Бейкер-стрит.

Я припоминаю, что впервые услыхал об этом деле в конце сентября. Был серый холодный день, в воздухе носился легкий туман, и я возвращался домой пешком после посещения пациента на Ситон-Плэйс. Внезапно мне послышалось, что за мной кто-то крадется. Меня догнал мальчишка, состоявший в "Иррегулярном отряде Бейкер-стрит", как Холмс называл группу грязных и чумазых мальчишек, услугами которых он пользовался в затруднительных случаях. Они были его глазами и ушами в лондонских трущобах.

- Хэлло, Билли! - сказал я.

Мальчишка не подал виду, что узнал меня.

- Нет ли у вас спички, хозяин? - спросил он, показывая окурок.

Я дал ему коробок со спичками. Возвращая его, он на мгновение взглянул мне в лицо.

- Доктор, скажите мистеру Холмсу, чтобы он остерегался лакея Бойса, быстро прошептал он и исчез.

Я был доволен, что мне придется передать Холмсу загадочное сообщение. Дело в том, что для меня было ясно: мой друг занят расследованием какого-то дела. Уже несколько дней его настроение менялось; то он был охвачен энергией, то погружался в глубокие размышления и при этом много курил. Но, вопреки обыкновению, он не считал нужным поделиться со мною своими заботами. Теперь мне представлялась возможность включиться в это дело независимо от желания Холмса. Должен признаться, это обстоятельство доставляло мне немалое удовольствие.

Войдя в нашу гостиную, я увидел Холмса. Еще не сменивший своего красного халата, он полулежал в кресле перед камином, его серые глаза с набухшими веками были задумчивы, он глядел в потолок сквозь облако табачного дыма. В длинной тонкой руке он держал какое-то письмо. Конверт с отпечатанной на нем короной (я это тут же заметил) лежал на полу.

- А, это вы, Уотсон! - сказал он с раздражением. - Вы вернулись раньше, чем я предполагал.

- Может быть, как раз это и поможет вам, - сказал я, немного обиженный его тоном. И я тут же передал ему слова Билли. Холмс поднял брови.

- Любопытно!

- сказал он. - Но при чем тут лакей Бойс?

- Поскольку я совершенно не в курсе ваших дел, я затрудняюсь ответить на этот вопрос, - заметил я.

- Клянусь честью, Уотсон, это довольно ясный намек! - воскликнул Холмс с усмешкой. - Знайте, если я еще не открыл вам, чем я сейчас занимаюсь, то не потому, что не доверяю вам. Дело это очень тонкое, и я считал необходимым тщательно продумать его, прежде чем просить вашей дружеской помощи.

- Вам незачем оправдываться.

- Я в тупике, Уотсон. Может быть, как раз сейчас нужны энергичные активные действия, а не глубокомысленные размышления. - Он умолк и, вскочив с кресла, подошел к окну. - Мне пришлось столкнуться с одним из самых серьезных случаев шантажа за всю мою жизнь! - воскликнул он. - Я надеюсь, вам известно имя герцога Каррингфорда?

- Вы говорите о покойном заместителе министра иностранных дел?

- Точно.

- Но ведь он умер три года тому назад, - заметил я.

- К вашему удивлению, я слышал об этом, - раздраженно сказал Холмс. - Но вернемся к делу. Несколько дней тому назад я получил письмо от герцогини, его вдовы. Письмо было написано в таких серьезных тонах, ?oi я не замедлил выполнить ее просьбу и побывал у нее на Портлэнд-Плэйс. Герцогиня обладает высоким интеллектом и, как сказали бы вы, красива. Сейчас она ошеломлена страшным ударом, обрушившимся на нее буквально накануне, ударом, угрожающим ей гибелью и в финансовом отношении, и в глазах всего общества. Удар обрушился не только на нее, но и на ее дочь. И весь ужас заключается в том, что несчастье произошло совсем не по ее вине.

- Одну минутку! - прервал я Холмса, беря с кушетки газету. - В сегодняшнем "Телеграфе" упоминается о помолвке ее дочери леди Мери Глэдсдэйл с сэром Джеймсом Фортеском, членом совета министров. - Совершенно верно. И как раз здесь нужно ждать хорошо рассчитанного удара дамоклова меча.

Холмс вытащил из кармана своего халата два листа бумаги, скрепленных вместе, и перебросил их мне.

- Ваше мнение, Уотсон? - спросил он.

- Одна бумага - копия свидетельства о браке между Генри Горвином Глэдсдэйлом, холостяком, и Франсуазой Пеллетан, девицей. Документ помечен 12 июня 1848 года и составлен в Балансе во Франции, - заметил я, просмотрев документы. - Другая бумага, очевидно, запись того же брака в церковной регистрации. Кто этот Генри Глэдсдэйл?

- Глэдсдэйл получит в 1854 году после смерти его дяди титул герцога Каррингфорда, - мрачно сказал Холмс. - А пять лет спустя женился на леди Констанции Эллингтон, ныне герцогине Каррингфорд.

- Значит, он овдовел?

К моему удивлению, Холмс яростно стукнул кулаком по столу.

- Тут-то и заключается вся чертовщина! - воскликнул он. - Мы не имеем сведений о смерти его первой жены. Герцогине только теперь сообщили о тайном браке ее мужа в молодости во время его пребывания на континенте. Ее информировали, что первая жена жива и готова предъявить свои права, если это будет необходимо. Покойный герцог оказался двоеженцем, и его вдова не имеет никаких прав ни на его имущество, ни на титул, а дочь оказывается незаконнорожденной...

- Как! Это после тридцати восьми лет брака! Это чудовищно, Холмс!

- Добавьте к этому, Уотсон, что неведение герцогини не является доказательством ее невиновности как перед лицом закона, так и в глазах общества. Что касается продолжительности молчания первой жены, то это объясняют тем, что она, после внезапного исчезновения мужа, не представляла себе, что Генри Глэдсдэйл и герцог Каррингфорд - одно и то же лицо. И все же мне кажется, что, занимаясь этим делом, я столкнусь с чем-то еще более зловещим.