И это я только об оборотнях. Если верить Эдварду, вокруг разгуливает множество существ, о которых мы до сих пор даже и не знаем.
— В этом случае, — ответил Манденауэр, — я говорю о нормальном сумасшествии.
— Разве это не оксюморон? — пробормотал Уилл, не сводя глаз с монитора.
Эдвард не обратил на него внимания.
— Одержимые превращаются в бредящих идиотов. И этот процесс не останавливает ничто из имеющихся в распоряжении современной медицины средств.
Уилл оторвался от монитора:
— А современная медицина сумела определить, что именно свело их с ума?
Эдвард покачал головой:
— Они взяли пробы воздуха, воды, почвы, зданий, в которых эти люди живут, и еды, которой они питаются.
Уилл нахмурился и вновь уткнулся в монитор.
— Я понимаю, почему это вызывает беспокойство, — сказала я, — но при чем тут мы?
Влияние Манденауэра было обширным. Имея поддержку правительства США, хоть и тайную, он не только имел доступ ко многим сведениям, но и получал колоссальное финансирование. Его паутина оплетала всю страну. Каждый странный рапорт маркировался и отправлялся в штаб-квартиру ягер-зухеров в Монтане, где правая рука Эдварда, Элиза, командировала агентов проверить обстановку и, если требовалось, ликвидировать угрозу.
— В интернете ничего не могу найти, — пробормотал Уилл.
— Думаешь, я бы позволил этой новости получить огласку?
Эдварду не только направлялись любые странные сообщения. Также в его власти было и подавление распространения информации.
Не хватало еще, чтобы СМИ пронюхали про город, захваченный оборотнями. Это не только спровоцировало бы панику, но и привлекло внимание особо въедливых репортеров. Но если подумать, возможно, Эдвард уже успел разок-другой дать маху.
— Что же такого в Ривервью, раз эту новость направили в нашу штаб-квартиру? — спросила я.
В ответ на мой вопрос Эдвард одобрительно кивнул, отчего я сразу возгордилась бы собой, если бы была из породы самодовольных людей.
— Хотя сумасшедшие и в полном бреду, одно они произносят достаточно четко. — Эдвард перевел взгляд с меня на Уилла и закончил мысль: — Вервольф.
Он произнес слово на немецкий манер, но я все равно знала, что оно означает.
— Оборотень.
— Да.
Учитывая, как много людей немецкого происхождения проживало в Висконсине, я не удивилась, что термин «вервольф» получил широкое распространение. Но чтобы им пользовались умалишенные и только в одном городке… Напрашивались новые вопросы.
— Там кто-то встал и вышел из морга после ужасной кровавой смерти? Разорвал несколько глоток, выпил крови, принялся выть на полную луну, задрав к небу новообретенную мохнатую морду?
— Пока нет.
— Вы сказали, что это продолжается уже несколько месяцев.
Манденауэр кивнул:
— Прошло уже несколько полнолуний, но никто из одержимых не превратился в бесноватого монстра.
Хотя большинство преданий об оборотнях не имело под собой никакой реальной подоплеки, превращение в зверя в полнолуние все же было правдой.
— Возможно, бредящие всего лишь видели зверя, а не превращались? — предположил Уилл.
Я повидала достаточно оборотней. Безусловно, они внушают ужас, особенно когда смотрят на тебя глазами кого-то знакомого и любимого. Но одно лишь это зрелище вряд ли превратило бы нормального человека в сумасшедшего обитателя комнаты с белыми стенами.
— Вы вдвоем должны отправиться в Ривервью и узнать, что там творится, — велел Эдвард.
— А потом?
Взгляд его холодных выцветших голубых глаз переметнулся ко мне.
— Ты ещё спрашиваешь?
Да нет, в общем-то. Правила мира Эдварда, с недавних пор ставшего и моим, были просты.
Первое: в монстров стреляют серебром.
Второе: в людей не стреляют.
Третье: перед выстрелом определи, кто есть кто.
Ривервью находился в трех часах езды на северо-восток от Минивы, а значит, мы оказались в непосредственной близости к Верхнему полуострову[1]. Эдвард назвал его деревней, но на самом деле Ривервью оказался размером с Миниву. Возможно, даже немного больше, то есть — городком вполне приличного масштаба, каким ему и полагалось быть, чтобы содержать психиатрическую лечебницу с достаточным количеством палат для размещения половины населения.
Нам сказали ехать прямиком в клинику, и её оказалось несложно найти. Расположенная на холме в центре города психиатрическая лечебница Ривервью властвовала над городом.
— Думаю, нам не придется беспокоиться о ненормальном маньяке, забредшем в родильное отделение, — пробормотала я.
Одной проблемой меньше. Я терпеть не могла, когда чудовища подбирались слишком близко к маленьким беспомощным созданиям. После такого уж точно хорошего не жди. Но хотя я была рада узнать, что учреждение занималось только лечением психически больных, мне показалось странным, что в этой глуши вообще есть такая больница. Кто же занимал все эти койки до внезапной эпидемии сумасшествия?
Здание окружал густой хвойный лес, что было в порядке вещей в этой части страны. Небольшие города вырастали из лагерей лесорубов, разбитых посреди лесной чащи. В подобных лесах водились волки, и из-за обособленности городов часто никто не замечал, что звери становятся агрессивнее и намного умнее, а также размножаются быстрее. Пока не становилось слишком поздно.
На стоянке было полно автомобилей, но за стойкой регистрации нас никто не ждал. Странно. Обычно в таких местах есть администратор, если не парочка охранников.
— Есть кто живой? — позвал Уилл.
Никто не ответил.
— Эй! — крикнула я. — Нам нужна помощь!
По-прежнему тишина.
Мы хмуро переглянулись, и я дернула подбородком вправо, без слов указывая Уиллу, куда идти. Сама же двинулась в противоположную сторону.
Двери в выбранном мной коридоре вели только в пустые кабинеты. Наверное, в этом был смысл. Любой зашедший с улицы случайный посетитель вроде меня не должен легко добраться до пациентов. Также нельзя допустить, чтобы больные могли выйти из главного входа, пройдя всего лишь несколько метров по коридору. Хотя я начала подозревать, что так оно и произошло.
Я покосилась на Уилла. Он уже дошел до конца своего коридора и поднял руки, а затем опустил их. Тоже никого и ничего. Мы вернулись к стойке регистрации.
— Что думаешь? — Я сверлила взглядом стеклянную дверь прямо по курсу.
На ней висел огромный замок, для которого требовались, похоже, и ключ-карта, и код. Матовое стекло не позволяло разглядеть происходящее за дверью. Интересно, а видят ли нас те, кто с другой стороны? Если они вообще там.
— Попытка не пытка. — Уилл обошел стойку и наклонился, с прищуром разглядывая коробку управления сигнализацией. Очевидно, оставил очки в машине. — Наверное, у меня выйдет с этим разобраться. — Он выпрямился. — Только понадобится мой компьютер.
— А если я просто разобью стекло?
Уилл постучал по двери костяшками пальцев.
— Похоже, оно слегка пуленепробиваемое.
— Зачем, Бога ради, обычной уездной клинике понадобилось матовое пуленепробиваемое стекло?
— У меня такое предчувствие, что владельцы не желают выпускать оттуда то, что там находится.
— Или не хотят, чтобы кто-то из нас туда зашел. — Руки чесались. — А мне от этого ещё больше хочется посмотреть, что же там такое.
— Ещё одна причина, почему я тебя люблю, — улыбнулся Уилл и погладил меня по коротким волосам непонятного цвета — ни светлого, ни каштанового, а какого-то среднего.
— Хм, ага. — Я до сих пор не привыкла к его легким и многочисленным признаниям в любви. Возможно, когда-нибудь и смогу, но прежде меня никто никогда не любил — и подсознательно я понимала, что больше никто и не полюбит — так, как Уилл: полностью, всей душой, несмотря ни на что и навсегда.
— Почему бы тебе не сходить за компьютером? Я подожду здесь.
Перегнувшись через стойку, он нежно поцеловал меня. В нашей работе мы никогда не знали, в какой момент обычные дела, вроде похода к машине за компьютером, могут разлучить нас навеки.
1
Верхний полуостров — северная часть штата Мичиган, отделенная от южной части озёрами Мичиган и Гурон и соединяющим их проливом Макино. Верхний полуостров занимает почти четверть территории штата, но содержит всего 3 % его населения. Несмотря на сухопутную близость к Висконсину, Верхний полуостров был присвоен Мичигану при его вхождении в США на правах штата..