– Ну ладно, допустим, что это возможно. Но тогда кто-то должен был написать самого Почтаря. И кто же это был?

– А на кого бы ты подумал? Разумеется, правительство. Лет десять назад. Одна из команд АНБ пыталась автоматизировать защиту системы. Блестящие специалисты, но эта штука так и не взлетела. Они написали только саморазвивающееся ядро, ещё не разумное и совсем не эффективное. Они рассчитывали, что оно останется жить среди крупных систем, постепенно набирая силу и самосознание, не завися ни от каких правил или ошибок, вносимых системными операторами.

Менеджеры проекта усмотрели в нём аналогию с Франкенштейном – или, по крайней мере, угрозу своей личной власти – и остановили работы. В любом случае проект обходился слишком дорого. Программа работала слишком медленно и отжирала невероятную область данных.

– И что, кто-то просто взял и припрятал активную копию, и никто не заметил?

Она не разделила его сарказм.

– Это не так уж невероятно. Учёных часто заносит, за пределами своего фокуса они чересчур беспечны. Когда я работала над Перстом, у нас случались утечки в тысячи мегабайт через всякие «щели» в базах данных. По тем временам это было чертовски много. А изначальное ядро само по себе невелико. Наверное, в системе просто осталась одна из копий. Не забывай, его спроектировали в расчёте на самостоятельную жизнь после начала исполнения. Год за годом оно росло себе и росло – и благодаря своему устройству, и благодаря развитию сетевых мощностей.

Поллак осел на софе. Её тихий хрупкий голос нисколько не напоминал те глубокие тёплые интонации, которые он помнил по Иному Плану, но говорила она всё так же авторитетно.

Тусклые глаза Дебби – Эритрины – мечтательно смотрели сквозь стены комнаты.

– Знаешь, им есть чего бояться, – сказала она. – Их мир подходит к концу. С нами или без нас, но остаются и Лаймо, и Ковен – и когда-нибудь к ним присоединится почти всё человечество.

Чёрт. Поллак лишился дара речи, лихорадочно подыскивая аргументы, способные смягчить угрозу, исходившую из слов Эри. Она что, не понимает, что МС никогда бы не пустило нас поговорить без «жучков»? Она не знает, на что способны смертельно напуганные верховные феды? Но прежде чем он что-то сказал, Эри заметила панику на его лице, улыбнулась и похлопала его по руке своей тонкой ладошкой.

– Не беспокойся, Скольз. Да, феды подслушивают, но слышат они только слезливую болтовню – ты потрясён тем, что здесь увидел, я утешаю нас обоих. Они никогда не догадаются, что я на самом деле тут тебе рассказала. Они даже не знают о пушке, которую здешние мальчишки у тебя отобрали.

– Что?..

– Ну, я всё-таки приврала. Я знаю, зачем ты прибыл. Я знаю, что ты подозревал во мне новое чудовище. Но я не хочу больше лгать тебе. Ты рискнул жизнью, чтобы докопаться до истины, хотя мог бы просто выложить свои подозрения федам, – и она продолжила, пользуясь его поражённым молчанием: – Ты задумывался о том, чем же я занималась в те последние минуты этой весной, когда мы сдались и я отстала от тебя на Ином Плане?

Да, мы действительно уничтожили Почтаря; он был той невразумительной областью данных, которую мы перепахали. Не сомневаюсь, что копии его ядра ещё раскиданы там и сям по Системе, как метастазы, но мы сможем стирать их по мере проявления.

Я догадалась о случившемся, когда увидела эту область, и у меня было полно времени на изучение остатков, даже достаточно, чтобы проследить их до исходного исследовательского проекта. Бедняга Почтарь, как и все фантастические монстры, делал всего лишь то, для чего был создан. Он захватывал Систему, чтобы защитить её ото всех – даже от владельцев. Думаю, в конце концов он бы объявил о себе и устроил какой-нибудь ядерный шантаж, чтобы приструнить весь оставшийся мир. Но хотя его программы исполнялись уже несколько лет, он насчитывал всего пятнадцать-двадцать субъективных часов самосознания, когда мы прикончили его. Вот насколько медленным он был. Он так и не достиг того уровня сознания, который был в Системе у нас.

Но его сознание было настоящим, и это и есть главное достижение всего проекта. За те несколько минут я додумалась, как доработать базовое ядро, чтобы оно смогло принять на вход любую личность… И вот это я и хотела тебе рассказать.

– Значит, то, что увидел Лаймо, было…

Она кивнула.

– Мной…

Она широко улыбалась, той самой хорошо ему знакомой заговорщицки-открытой улыбкой.

– Когда Бертран Рассел был уже глубоким стариком – наверное, таким же рассеянным, как и я теперь – он говорил о распространении своих интересов и внимания в мир за пределы своего тела, так что когда тело умрёт, он едва ли это заметит, ведь всё его сознание к тому времени растечётся по окружающему миру.

Конечно, он только принимал желаемое за действительное. Я – другое дело. Моё ядро теперь живёт в Системе. Каждый раз, приходя туда, я понемногу передаю ему себя. Ядро растёт в настоящую Эритрину, в истинную меня. Когда это тело умрёт, – она сжала его руку, – когда умрёт это тело, Я останусь и смогу и дальше говорить с тобой.

– Как Почтарь?

– Медленная, как Почтарь. По крайней мере до тех пор, пока я не разработаю процессоры побыстрее…

…Так что в какой-то мере я и правда всё то, чего боялись вы с Лаймо. Но ты, Скольз, всё ещё можешь остановить меня. – И он почувствовал, что она ожидает его решения, того окончательного решения, которое в последний раз согласится принять от простого человека.

Скольз покачал головой и улыбнулся, представив себе того замедленного ангела-хранителя, в которого она превратится. Должно быть, в истории каждой расы наступает такой момент, вдруг понял он. Несколько лет или десятилетий, когда всё её будущее рабство или величие зависят от доброй воли всего лишь одной или двух личностей. Это мог быть Почтарь; но, слава богу, это станет Эри. А по прошествии этих лет или десятилетий… Поллак внезапно осознал очевидное: процессоры становятся всё быстрее, память – всё больше. То, что сейчас требует ресурсов целой планеты, когда-нибудь станет доступно каждому. Включая его самого.

За этими годами или десятилетиями… будут тысячи лет.

И Эри.

Вернор Виндж

Сан Диего

Июнь 1979 — январь 1980

Марвин Мински [9]

Послесловие

В жизни часто случается иметь дело с вещами, которые вы не вполне понимаете. Вы водите машину, не зная, как работает двигатель. Вы едете пассажиром, не зная, как работает водитель. А самое удивительное, что порой вам случается ехать на работу, не зная, как же работаете вы сами.

Для меня суть «Истинных Имён» заключается в том, как мы справляемся с вещами, которых не понимаем. Но, для начала, как мы вообще что-либо понимаем? Думаю, что почти всегда, так или иначе, мы проводим аналогии, делая вид, что каждая новая штуковина, которую мы встречаем, похожа на что-нибудь уже известное. Когда внутренности предмета слишком сложны, непривычны или неизвестны, чтобы иметь с ними дело непосредственно, мы выделяем те аспекты его поведения, которые нам понятны, и обозначаем их знакомыми символами – или названиями знакомых вещей, которые, как мы думаем, ведут себя похожим образом. Так мы заставляем всякую новинку хотя бы выглядеть похоже на что-нибудь известное из нашего прошлого. Такое использование символов – великая идея: она позволяет нашему разуму превращать странное в обыденное. То же самое происходит и с именами.

«Истинные Имена» с самого начала демонстрируют нам множество разновидностей этой идеи: способы использования символов, имён и образов для того, чтобы заставить новый мир выглядеть похожим на тот, где мы уже бывали. Помните ворота винджевского замка? Представьте себе, что некий архитектор изобрёл новый способ перемещаться из одного места в другое: устройство, которое во многих отношениях действует как обычная дверь, но чьи форма и устройство настолько выходят за пределы нашего прошлого опыта, что при виде его мы никогда ни подумаем о двери, ни догадаемся о его предназначении. Это не проблема: просто добавьте к устройству какие-нибудь декорации, напоминающие дверь. Придайте ему прямоугольную форму, навесьте дверную ручку на уровне пояса, табличку с надписью «Выход» красным по белому или что-нибудь ещё в таком духе – и любой землянин без раздумий опознает и предназначение этого псевдо-портала, и способ привести его в действие.