Почему наше восприятие так ограничено, что мы видим не сами вещи как они есть, а способы их использования? Потому что высшие уровни нашего сознания – это решатели задач, направляемые целями. Надо сказать, что вся машинерия в наших головах изначально эволюционировала для достижения встроенных или приобретённых целей, для комфорта и питания, для защиты и размножения. Затем, за последние несколько миллионов лет, мы развили ещё более мощные подмашины, которые непонятным пока образом сопоставляют и анализируют, какие виды действий к каким результатам приводят; одним словом, чтобы находить так называемое знание. И хотя нам нравится думать, будто знание абстрактно, а стремление к нему чисто и хорошо само по себе, в итоге мы по-прежнему используем эту возможность, чтобы достигать поставленных целей (даже если мы решаем, что для этого следует сначала накопить ещё больше знаний).

Так что, раз уж мы говорим, что «знание – сила», наши знания переплетены с путями достижения целей. И это ключевой момент: нам нет никакой пользы что-то знать, если это знание не говорит нам, что делать. Это настолько глубоко встроено в машинерию разумного сознания, что чересчур очевидно для упоминания: всякое знание совершенно бесполезно, если мы не можем применить его с пользой.

Теперь мы можем вернуться к проблеме сознания: это часть мышления, специализирующаяся на использовании остальных систем управления, лежащих глубже. Но эта часть вовсе не разбирается в том, как эти системы устроены и как работают. Как было сказано, мы ходим не задумываясь, как это делается. Только когда эти системы перестают справляться, сознание обращается к мелким подробностям. Так человек с травмой ноги может впервые осознанно задуматься о том, как работает ходьба: «Чтобы повернуть налево, мне нужно оттолкнуться туда… – и тут приходится сообразить: – …а чем же?» Зачастую только столкновение с особенно сложной проблемой заставляет нас углубиться в рефлексию и попытаться понять, как же остальная часть нашего разума справляется с задачами; в такие моменты мы обнаруживаем себя говорящими примерно так: «Мне нужно организоваться. Почему же я не могу сосредоточиться на важных вопросах, не отвлекаясь на несущественные детали?»

Как правило, только в такие моменты – времена, когда мы попадаем в беду – мы и приближаемся к пониманию того, как работают наши сознания, поскольку применяем наши ограниченные познания об этих механизмах, чтобы перенастроить или починить их. Парадоксально, что именно тогда мы говорим, что сбиты с толку, ведь нужно быть очень толковым и хорошо разбираться в себе, чтобы понять и сказать такое – в отличие от обычной бестолковости, которая даже этого о себе не знает. Но мы всё равно не любим и пренебрежительно отзываемся об осознании растерянности, не понимая, насколько высокая степень самопредставления для этого требуется. Это, скорее, означает только то, что сознанию не хватает глубины, и оно способно лишь на такое ограниченное понимание того, как всё работает. Так или иначе, даже наши наиболее «осознанные» попытки самоисследования всё равно не могут вырваться за пределы прагматичного магического мира символических образов, поскольку ещё ни одному человеку не удавалось при помощи самоанализа разобраться в своих программах, работающих на нижних уровнях.

Такова ирония «Истинных Имён». Хотя Виндж рассказывает научно-фантастическую историю, в сущности это реалистичное изображение наших собственных жизненных затруднений! Повторю ещё раз, что мы работаем с нашими сознаниями так же невежественно, как водим наши машины и движем наши тела, как участники этих футуристических игр управляют своими великолепными машинами: при помощи символов, образов и заклинаний – а также тайных личных имён. Наши части, которые мы зовём «сознаниями», сидят за когнитивными терминалами, пытаясь управлять великими и загадочными машинами разума не при помощи понимания принципов их работы, а просто выбирая имена из меню и списков символов, время от времени всплывающих на наших ментальных мониторах.

В сущности, если задуматься, иначе и быть не может! Что бы случилось, будь мы способны по-настоящему заглянуть в себя? Что может быть хуже ясного обзора всех триллионов нервных соединений? Учёные годами разглядывают фрагменты этих структур в мощные микроскопы, но так до сих пор и не преуспели в создании всесторонней теории того, что и как делают эти нейронные сети. Как сокрушительно было бы увидеть всю эту грандиозную сложность сразу!

Мистики утверждают, что есть и другие, лучшие способы рассмотреть сознание. Один из путей рекомендует натренировать разум останавливать обычный поток мыслей и затем попытаться (замерев неподвижно) увидеть и услышать тончайшие подробности мысленной жизни. Даст ли это лучшие или хотя бы иные результаты, нежели инструментальное исследование? Возможно – но это не решает фундаментальной проблемы понимания сложного предмета! Ведь если мы остановим привычные способы мышления, мы лишимся и всех частей сознания, уже обученных интерпретировать сложные феномены. В любом случае, даже если и удастся наблюдать сигналы, исходящие из обычно недоступных частей сознания, они вряд ли окажутся понятны сознательным системам, поскольку несут непривычно низкоуровневые подробности. Чтобы понять, почему так выходит, я снова вернусь к примеру о понимании таких простых вещей, как ходьба.

Представьте, что во время прогулки вы действительно увидите и услышите сигналы спинного и заднего мозга. Поймёте ли вы из них хоть что-нибудь? Возможно, но не с лёгкостью. Подобный эксперимент легко провести при помощи устройств обратной связи, делающих эти сигналы по-настоящему видимыми и слышимыми; в результате действительно можно быстрее научиться новым приёмам, таким как лучшее владение повреждённой конечностью. Однако, как и прежде, это не даёт никакого осознанного понимания работы этих систем; вместо этого мы просто приобретаем новый опыт теми же путями, что и прежде: получаем в распоряжение новый набор магических символов. Вероятно, новая структура управления, связанная с известными нам поверхностными сигналами, формируется где-то в нервной системе. Но обратная биологическая связь не даёт никаких новых взглядов на процесс обучения, нежели наши обычные врождённые чувства. Учёные, изучающие процессы движения, уже десятилетиями перехватывают эти сигналы при помощи электронных инструментов. На их основе им удалось разработать различные частичные теории в отношении видов взаимодействия вовлечённых систем управления.

Однако эти теории возникли не из отрешённых медитаций или пассивного наблюдения за этими сложными биологическими сигналами; даже то немногое, что удалось узнать, основано на продуманном и глубоком использовании открытий, накопленных за три века научных и математических изысканий в аналитической механике и ещё век новейших теорий сервоуправления. В целом можно сказать, что в науке одно лишь внимательное наблюдение редко приводит к новым озарениям и пониманию. Для начала требуются хотя бы проблески формы новой теории или новый способ описания: новая идея, поскольку «причины» и «цели» наблюдаемых явлений сами по себе не наблюдаемы; для их представления нам требуется иной ментальный источник, чтобы сочинить новые магические символы.

Но откуда берутся нужные нам идеи? Любая отдельная личность, разумеется, извлекает большинство концепций из общества и культуры, в которых выросла. Что до остальных наших идей, тех, которые мы «берём» полностью самостоятельно, они тоже происходят из сообществ – но на этот раз из тех, что обретаются внутри наших личных сознаний. Ни человеческое сознание ни в коей мере не является единой сущностью, ни мозг не ограничивается единственным главным способом работы. Мозг не выделяет мысли так, как печень выделяет желчь; мозг состоит из громадного ансамбля подмашин, каждая из которых занимается своими специфическими задачами, каждая используется некоторыми другими.