«Всё пропито и заложено в трактирах и кабаках!..

И это в подмосковном известном селе! … Всё исчезало в нашем фантастическом сне: остались лишь кулаки и жиды да всем миром закабалившиеся им общесолидарные нищие. Жиды и кулаки, положим, будут платить за них повинности, но уж и стребуют же с них в размере тысячи на сто уплаченное!..»

Но наиболее полно, развёрнуто и недвусмысленно свои опасения, своё понимание развития событий в стране и обществе Достоевский изложил в статье «Мечты и грёзы», опубликованной в № 21 «Гражданина» за 1873 год в рамках «Дневника писателя»:

«…Народ закутил и запил (После освобождения. — Н. Н.) — сначала с радости, а потом по привычке. … Есть местности, где на полсотни жителей и кабак …. Настоящие, правильные капиталы возникают в стране, не иначе как основываясь на всеобщем трудовом благосостоянии её, иначе могут образоваться лишь капиталы кулаков и жидов. Так и будет, если дело продолжится, если сам народ не опомнится; а интеллигенция не поможет ему. Если не опомнится, то весь, целиком, в самое малое время очутится в руках у всевозможных жидов …. Жидки будут пить народную кровь и питаться развратом и унижением народным, но так как они будут платить бюджет, то, стало быть, их же надо будет поддерживать…» И далее Достоевский, верный себе, своим мечтам и своей наивной вере, восклицает пророчески, что-де народ «найдёт в себе охранительную силу, которую всегда находил …. Не захочет он сам кабака; захочет труда и порядка, захочет чести, а не кабака!..»  Как видим, прошло уже сто с лишним лет после выхода этой статьи, а пророчество писателя пока не сбывается.

Сам Достоевский не пил, вино считал отравой, а пьянство болезнью и потому, может быть, особенно близко к сердцу принимал всё более распространяющийся запой русского народа, всё более усиливающееся господство зелена вина в повседневной жизни людей. Естественно, что в газете-журнале «Гражданин» кроме статей самого редактора на эту злободневную тему помещалось немало материалов и других авторов. Сейчас трудно узнать, какую редакторскую правку вносил Достоевский в эти статьи, но иногда он вставлял свои примечания прямо в журнальный текст. Так, в № 3 «Гражданина» за 1873 год была опубликована статья некоего Н. «Общество для противудействия чрезмерному распространению пьянства». И вот к фразе из статьи о том, что очень много пьяниц в Одессе и «всё это есть произведение евреев-кабатчиков», Достоевский делает очень характерную сноску-реплику: «От себя прибавим, что все кабатчики неевреи, право, стоят кабатчиков евреев».

Достоевский как бы подчёркивает: он не юдофоб, он — реалист.

Продолжая выступать против пьянства и спаивания народа в «Гражданине», а затем и в собственном «Дневнике писателя», Достоевский в конце концов сопрягает эту тему с другой, ещё более для себя капитальнейшей.

В записной тетради 1875-1876 годов, где накапливался материал для очередных выпусков «ДП», появляется латинское выражение, которое станет ключевым во многих последующих статьях писателя, затрагивающих еврейский вопрос: «Народ споили и отдали жидам в работу, status in statu».  «Государство в государстве» — вот как определял главную опасность распространения и упрочения «жидов» и «жидовствующих» в России Достоевский.

Легко проследить, как в подготовительных записях, заметках кристаллизуется, оттачивается мысль писателя, обрисовывается и проясняется тема, тревожившая его. «Главное. Жидовщина. Земледелие в упадке, беспорядок. Например, лесоистребление…»; «Очищается место, приходит жид, становит фабрику, наживается…»; «Земледелие есть враг жидов»; «Вместе с теми истреблять и леса, ибо крестьяне истребляют с остервенением, чтоб поступить к жиду»; «Колонизация Крыма …. Правительство должно. Кроме того, что укрепит окраину. Не то вторгнется жид и сумеет завести своих поселенцев (не жидов, разумеется, а русских рабов). Жид только что воскрес на русской земле…»; «Ограничить права жидов во многих случаях можно и должно. Почему, почему поддерживать это status in statu. Восемьдесят миллионов существуют лишь на поддержание трёх миллионов жидишек. Наплевать на них…»

Все эти пометы, мысли Достоевского связаны с широкой полемикой в тогдашней прессе о хищнической, как сказано в примечаниях к 24-му тому собрания сочинений писателя, деятельности предпринимателей-евреев в России. Достоевский внимательнейшим образом читал газеты и журналы.

И вот, накопив материала, в июньском выпуске «Дневника писателя» за 1876 год Достоевский вступает в разгоревшуюся полемику со своим словом: «Вон жиды становятся помещиками, — и вот повсеместно кричат и пишут, что они умертвляют почву России, что жид, затратив капитал на покупку поместья, тотчас же, чтобы воротить капитал и проценты, иссушает все силы и средства купленной земли. Но попробуйте сказать что-нибудь против этого — и тотчас же вам возопят о нарушении принципа экономической вольности и гражданской равноправности. Но какая же тут равноправность, если тут явный и талмудный status in statu прежде всего и на первом плане, если тут не только истощение почвы, но и грядущее истощение мужика нашего…»

А в следующем, июльско-августовском, выпуске «ДП» Достоевский развивает, уточняет свою мысль, и фрагмент этот в свете сегодняшнего дня, когда борьба вокруг Крыма между русскими, украинцами и татарами разгорелась с новой силой, получает дополнительное звучание, дополнительный смысл. В 1876 году, о чём мало кому ныне известно, впервые встал вопрос о выселении татар из Крыма. Как водится, газеты зашумели. Достоевский горячо и откровенно высказывает свою точку зрения: «…“Московские ведомости” проводят дерзкую мысль, что и нечего жалеть о татарах — пусть выселяются, а на их место лучше бы колонизировать русских … согласятся ли у нас все с этим мнением “Московских ведомостей”, с которым я от всей души соглашаюсь, потому что сам давно точно так же думал об этом “крымском вопросе”. Мнение решительно рискованное, и неизвестно ещё, примкнёт ли к нему либеральное, всё решающее мнение. … Вообще если б переселение русских в Крым (постепенное, разумеется) потребовало бы и чрезвычайных каких-нибудь затрат от государства, то на такие затраты, кажется, очень можно и чрезвычайно было бы выгодно решиться. Во всяком ведь случае, если не займут места русские, то на Крым непременно набросятся жиды и умертвят почву края…»

Вроде бы и так уже высказано достаточно, чтобы заслужить титло шовиниста, но Достоевский в сентябрьском номере «Дневника» ещё подливает масла в огонь: «Русская земля принадлежит русским,одним русским, и есть земля русская, и ни клочка в ней нет татарской земли. Татары, бывшие мучители земли русской, на этой земле пришельцы…».  Впрочем, тут же, рядом, Достоевский замечает, что русские, отвоевав в своё время свободу от ига, не притесняют татарина и его веру.

Достоевский в публицистике, как и в художественном творчестве, был талантлив и даже гениален, но политиком, дипломатом (а без этого в публицистике не обойтись!) был никчёмным. Ни оппоненты, ни читатели-современники так и не увидели строк писателя, как бы оправдывающих, объясняющих его экстремизм в национальном вопросе. Запись эта осталась в подготовительных материалах: «Я столько же русский, сколько и татарин. Не воюю ни против татар, ни против мусульманства…» И следом: «Ведь всё равно на Крым бросят(ся), если не мы, так жиды…»  Можно сказать — idee fixe Достоевского. Притом, стоит отметить, что Достоевский не заблуждался, не обманывал себя, не считал, что выражает мнение большинства. Он как раз подчёркивал и для самого себя в записных тетрадях и в публикуемых статьях, что опасность, которую ясно видит он, осознают не многие. «А над всем мамон и жид, а главное, все им вдруг поклонились».  В советском литературоведении принято подчёркивать, что Достоевский не принимал наступающего капитализма, воцаряющейся власти денежного мешка, мамона, но ведь у Достоевского, надо помнить, олицетворением всего этого был «жид», еврей-предприниматель и торговец.

К слову, насчёт «я столько же русский, сколько и татарин» стоит привести одно казусное мнение, о котором сам писатель так никогда и не узнал: в ЦГАЛИ известным достоевсковедом С. В. Беловым были обнаружены мемуары неизвестного офицера, который служил на петербургской гауптвахте как раз в то время, когда редактор «Гражданина» Достоевский отбывал арест 21-23 марта 1874 года. Так вот, среди прочих там есть и такие строки: «Я тогда почему-то думал, что Достоевский из жидов. С наружности он что ли на них походил…»[6] Наверняка Фёдор Михайлович в гробу перевернулся!..

Из записных тетрадей писателя видно, что ещё одна — общегосударственная — проблема занимала, тревожила, привлекала его внимание. В начале января 1876 года он узнаёт из газет о страшной катастрофе на Одесской железной дороге, в которой погибло много новобранцев, доставляемых к месту службы. Сам писатель очень часто оказывался в роли пассажира, состояние железных дорог российских знал не понаслышке. В причинах катастрофы он не сомневается ничуть, и виновники для него ясны: «Крушение поездов с вагонами (рекрутов) есть дело государственное, а не одних только акционеров той дороги, где происходит несчастье. … тут совсем и не о акционерах дело, а просто о нескольких торжествующих жидах, христианских и нехристианских, вот этих-то я не могу перенести, и мне грустно. … Дороги, да ведь это дело народное, общее, а не нескольких жидишек и не нескольких статских и тайных советников, бегающих у них на посылках. … Чёрт возьми! Никогда ещё ничего подобного не было на Руси! Самовольство жидов доходит до безграничности!..»