– Ну, а где гарантии, что я вообще…

– Останетесь живы? – понятливо подхватил Данил. – Виктор, не нужно делать из меня ни монстра, ни идиота. Если я по всей форме – хотя какая тут может быть казенная форма? – напишу расписку с клятвенным обещанием оставить вас в живых, вы что, тут же успокоитесь? Просто-напросто у говорящего у вас есть шансы, а вот у молчаливого их нет вообще… Между прочим, квартирка эта снята Климовым через третьих лиц, пока не засвечена, оплачена до конца года, визита хозяев не ожидается. И если ваш трупец засунуть в хороший пластиковый мешок, то запаха не будет, самое раннее через полгодика выгребут лопатой из ванны то, что от вас останется… Ну, разверзайте уста!

Багловский пошевелился, с непроизвольно дергающимся лицом выговорил:

– Я же не дурак… У вас нет к ним других подходов, только через меня…

– А вот это уже пошел деловой разговор, – хмыкнул Данил. – Вы не особенно обольщайтесь, Виктуар, кое-какие подходцы есть… но вы правы тем не менее, у вас, на счастье, есть чем торгануть…

– Вам обязательно понадобится против них… свидетель… улики…

– И тут вы правы, – чуть ли не благодушно сказал Данил. – Судя по вашим репликам, сопли и лирика кончились, пошла веселая торговлишка… Как они вас приловили? Чтобы лезть в квартиру, нужны серьезные основания, вряд ли стали бы ломать дверь… В квартире, пока замок выносят, ляльку можно успеть облачить, и доказывай потом… Где-то в нумерах?

– За городом, в «Разбойничьем логове». Я ее и прежде туда возил, раза три, заведение казалось абсолютно безопасным…

– Ну да, если вас заранее не пасут, – кивнул Данил. – Давайте я попробую угадать, не смакования ради, мне пора кое-кого просчитывать… За полночь дверь открывает запасным ключом дежурной по этажу, вваливается орава милицейских… Вряд ли они хотели, чтобы окружающие просекли наводку, вероятнее другое – мнимая плановая проверка? Вот видите… У вас-то есть все документы, а девочка начинает лепетать, что она школьница, милицейские мгновенно суровеют, вцепляются в вас бульдожьей хваткой, пошла канцелярщина… вы меня перебивайте, если я в чем-то ошибаюсь… нет пока?

Вот уже и наручники замаячили, в камере вообще неуютно, а уж с этой статьей тем более… Ну, а в какой момент произошел поворот? Когда появился участливый человек в штатском, готовый на определенных условиях вытащить вас из этого кошмара? Прямо в пансионате?

– В райотделе, в Калюжине, – глядя в пол, сообщил Багловский. – Уже утром…

– Ага… Это он вас до утра в камере выдерживал… Неглупо. И, главное, совершенно законно, ночные допросы-то запрещены.

– Поймите мое положение…

– Не надо, – поморщился Данил. – Увертюра кончилась. Я вовсе не собираюсь вас унижать, комментировать ваши поступки… Пошла четкая работа. Мне неинтересно даже, сколько времени отняла ломка – это уже неважно… Вы мне лучше опишите-ка вашего вербовщика со всем возможным профессионализмом. Вряд ли он предъявлял документы… но сам должен был как-то представиться. Итак?

– Майор Бажан Георгий Степанович. КГБ. Поймите, у этой стервы в сумочке еще и таблетки оказались, мне стали шить и наркоту… Удостоверения я и в самом деле не читал, видел только обложку. Но в райотделе перед ним всерьез тянулись, здесь к КГБ отношение ранешнее…

– Рисуйте словесный…

Чем дальше, тем больше Данил убеждался, что Багловский – при всей его ссученности кадр со стажем и опытом – описывает гражданина майора Пацея.

Ошибиться можно в одном-единственном случае: если у Пацея есть брат-близнец, каковой тоже служит в ГБ и носит то же звание. Но против таких упражнений ума восстает теория вероятности…

– Подписку давали? Багловский обреченно кивнул.

– Ну, и что его интересовало?

– Все.

– А ежели конкретно?

– Я конкретно. Его интересовало все, что знаю я. Разумеется, он предупредил, что сумеет проверить через другие источники, и если…

– Понятно. Вынет дело, сдует пыль…

– Я ему поверил. Я же сам прекрасно знал, как в таких условиях наладить перекрестную проверку…

– И пели откровенно? Не ерзайте, я же сказал, что задаю вопросы исключительно в деловом плане.

– Откровенно, – с неким злым вызовом бросил Багловский. – Я бы посмотрел на других, окажись они на моем месте, в моем положении…

Данил многое мог бы ему сказать, но полагал отвлеченные дискуссии о морали и профессиональной этике абсолютно сейчас неуместными. Все равно ничего не исправишь… и никого не воскресишь.

Вряд ли Багловский врал, старательно описывая, как при необходимости вызывал Бажана по одному из трех данных ему телефонов. Нехитрый, но надежный способ. Отслеживать эти номера бессмысленно, к Пацею этим путем ни на шаг не приблизишься: либо на другом конце провода совершенно непосвященный посредник, либо телефончики эти стоят в здании на Стахевича, куда не сунешься.

– Климова с Ярошевым вы ему тоже заложили?

– Послушайте! – Багловский сделал первую робкую попытку возмутиться, но под взглядом Данила сообразил, что развивать эту идею бесполезно. – Послушайте… – повторил он уже нормальным, прежним, то есть безнадежным голосом. – Мне почти что и нечего было закладывать. В конце-то концов, что я знал? Что они – ваши люди и работают совершенно автономно, никогда передо мной не отчитываясь… и, в свою очередь, не требуя помощи. И все.

– Ну, а откуда вы узнали, что Ярышев мертв?

– Потому что Бажан мне сказал! – дернулся Багловкий. – У нас, помимо спонтанных звонков, были еще регулярные встречи. Он показал фотографии и полтора часа мотал мне нервы, требовал все подробности о Климове и Ярышеве… А мне нечего было ответить.

– Ну, а сам он как-то мотивировал свой интерес и к фирме, и к Климову с Ярышевым?

– С чего бы? Все время каждый раз держался так, словно мы и в самом деле занимаемся чем-то еще. Требовал деталей, подробностей, нюансов… А у меня их не было! Не было!

– И когда вы ехали в аэропорт нас встречать, он уже знал, что прибывает Черский?

Багловский кивнул, все так же стараясь не встречаться взглядом.

– Он знал, кто на самом деле – шеф, а кто – подчиненный?