– Бог миловал.
– У вас все же Европа, – грустно сказал Данил. – А мне вот однажды на людях заявили, что я был просто обязан вытащить табельный ствол и бабахнуть Брежневу в затылок, ну, это было в те почти забытые времена, когда в России еще водились демократы и перестройщики… Панна Янина, мы вам не кажемся динозаврами?
Она усмехнулась;
– Ничуть, мне всегда хотелось знать, что чувствовали люди, ощущавшие себя причастными к империи…
– О, это было великолепное чувство… – сказал Данил. – Пан Януш не даст соврать, и того не объяснить словами, панна Янина. Просто попробуйте представить, что ощущали люди, у которых в сейфах лежали подробные планы захвата английского парламента и рывка десантных групп по Мадриду… Может быть, это и плохо, но это нам нравилось, что греха таить. В конце-то концов, не мы первые это придумали – Наполеон всерьез собирался покорить доступную ойкумену и захватил почти всю Европу, но его отчего-то никто не величает монстром и выродком… А когда…
Двое вышли из подъезда, на миг приостановились, словно ожидая, не будет ли против них предпринято каких-либо акций, – и, только убедившись, что все вокруг благополучно, подошли к машине.
– Пан словно в хрустальный шар смотрел, – сказал тот, что был пошире в плечах. – Он сидит в кресле, и в голове у него дыра. Это Михаил Ракута, никаких сомнений. Тело еще не окоченело. Сейф) открыт и пуст, никаких следов взлома, мы не стали обыскивать квартиру, приказ был прямо противоположным…
– Все правильно, – сказал Данил. – Спасибо. Уезжаем.
Они кивнули и направились ко второй машине. Януш включил мотор, хмыкнул:
– Этого ты и ждал?
– Ага, – сказал Данил без особых эмоций. – Все сходится. Ракута как раз и был тем, кто отдает приказы, без него за девочку ни за что не взялись бы – в этом деле, сам знаешь, импровизации и самодеятельность не приветствуются, вот его и хлопнули. Чтобы не рассказал мне, кто его попросил – или велел затащить девочку в бордель. Вопреки страшным россказням, эта публика старается не иметь дела со сторонними крошками – всегда есть шанс, что вмешается консульство, полиция, гораздо проще и безопаснее вывозить дурех под видом будущих горничных или плясуний… А они цапнули обычную туристку.
Значит, был заказ.
– И тебя не интересует, кто?
– Меня не интересуют пешки, – сказал Данил. – Назови это самым откровенным снобизмом, но я предпочитаю иметь дело с ферзями. Или, как минимум, с офицерами… Ну, мне пора в отель.
– А ты не думаешь…
– Не думаю, – сказал Данил. – Меня гораздо проще хлопнуть на территории Рутении. Скандала не в пример меньше. Ракуту-то легко списать на пресловутые бандитские разборки, никто и не удивится, а я как-никак человек респектабельный и заметный.
…Принимая ключ от очаровательной блондинки за стойкой, он уже знал, что дело нечисто. Нельзя требовать от смазливых блондов той же выдержанности, что от Штирлица с папашей Мюллером. Взгляд у нее явственно вильнул, сучий был у нее взгляд, нашкодивший…
«Ну и ладненько», – подумал Данил без особого волнения. Боковым зрением видел Янину, с отрешенным видом стоявшую у киоска с косметикой. Вздохнув про себя, направился к лестнице. Интересно, ч т о? Труп под столом?
Несовершеннолетняя гимназистка в порванном платьице? Бумаги со стола министра обороны? А ведь штатский, непринужденно свернувший на ту же лестницу, явно приклеился…
Вставим ключик, аккуратненько его повернем – ну не бомба же под дверью, в самом-то деле…
– Стоять! Полиция!
Он ухитрился не вздрогнуть, когда из его же собственного номера навстречу азартно кинулись двое в штатском, сгребли за руки и проворно защелкнули наручники. Стоял, как столб, штатский с лестницы проворно вошел следом, а за ним еще один, на вид ровесник Данила, лысоватый и неприметный, с тем равнодушием во взоре и походке, что вырабатывается долгими годами рутинной пахоты. А пожалуй что, ты здесь и старший, подумал Данил, под непреклонным напором двух пар рук усаживаясь в кресло. И, пожалуй, ты еще в старые времена набирался опыта, на партийных собраниях не одни портки протер…
– Пан Черский? – осведомился ровесник. – Это ваш номер?
– Да вроде бы, – сказал Данил. – Выглядит совсем как мой, да и ключ подошел… Положительно, мой. В чем дело?
Лысоватый продемонстрировал удостоверение. Чертовски мило. Контрвывяд <Контрразведка (польск.).>.
Там, конечно, несколько уклончивее все сформулировано, в его синей ксиве, но мы-то знаем, что почем…
– И вы, конечно, в состоянии присовокупить к этому серьезному удостоверению еще и санкцию прокурора, пан подполковник? – светским тоном осведомился Данил.
– Не торопитесь, – сказал лысоватый, значившийся в удостоверении как подполковник Барея (что, впрочем, ни о чем еще не говорило). – Пока что проводятся оперативные мероприятия, которые санкции прокурора не требуют. – Он ловко выдвинул ящик стола. – Это ваш пакет?
– Впервые вижу, – пожал плечами Данил. – Когда я отсюда уходил, ящик вообще был пуст.
– Да что вы говорите… – Он обернулся к своим:
– Приступайте.
В роли понятых выступали испуганная молоденькая горничная и непонятный мужичок, неведомо откуда извлеченный. Первым делом им продемонстрировали пакет и дали туда заглянуть – а вот Данилу этого со своего места сделать не удалось, – потом штатские с большой сноровкой обшарили однокомнатный номер, что не заняло много времени. Данил попросил закурить – не отказали, но сунули свои, а его пачку приобщили к прочим вещичкам. Формалисты чертовы.
Особой тревоги он не испытывал, но на душе все же было неспокойно увлекшись, мог и переиграть, чересчур положиться на возможности старого друга, с которым на пару охраняли заклейменных историей генсеков. Всякие бывают случайности…
– Ну, собирайтесь, пан Черский, – распорядился Барея и, когда Данил встал, ловко накинул ему на руки его же собственную куртку. – Пойдемте все вместе, как старые друзья, к чему смущать мирных постояльцев киношными зрелищами…
Они всей компанией покинули здание через парадный вход. Данил моментально высмотрел Янину – она лениво листала яркий журнал возле киоска и словно бы не заметила шествия.