— А это много?

— Пять кун? — ведьмак не оборачиваясь, пожал плечами. — На поесть и на ночлег хватит. Ну, по кружке мёда варенного можно выпить, это куна. Рыба в веси вообще дешёвая, ещё куна, и нам двоим объесться хватит. А-то и задарма накормят, так, что со скамьи не поднимешься. Сночевать где в сарайчике и за резану можно, а-то и снова, так сночуем у знакомого радимича, если он куда не подался.

— А что за резана?

— Половина куны. На торжищах куну частенько разрезают щипцами наподобие ковальных. А в последнее время дирхемы в весе сильно «гуляют». Потому некоторые обрезают по кругу, как раз под вес резаны. А из обрезков гривны серебра льют. Да не в этом дело, — ведьмак на секунду обернулся, и Вечеслав увидел его задумчивое лицо. — Было бы неплохо до Мурома по реке дойти. С купцом каким на ладейке, или с общинными. Да речной извоз дорог, кун по двадцать с рыла, а-то и по гривне, вот так вот.

— А это сколько?

— Ну, если гривна кун, — ведьмак причмокнул губами, — То это двадцать пять кун, серебряных монет арабских, или двадцать ногат. Это тоже монеты арабские, только весом больше. Отборные по-нашему, значит. Получается, гривна кун весит около семидесяти грамм. А если гривна серебра, то это четыре гривны кун.

— Да уж, — Вечеслав махнул рукой, — Запутаешься нахрен.

— Это ещё что. Есть ещё определённые отношения серебра к золоту, серебра к меху, меха к золоту…

— Может и вправду какую работёнку найдём? — перебил Вечеслав вопросом, понимая, что под палящим солнцем, который давно расплавил мозг, вся эта арифметика сильно напрягает голову.

— Не наше это дело, — ведьмак снова обернулся. — Наше дело до Ладоги добраться. Давай поживей, а-то ещё в поле придётся ночевать.

Вечеслав прибавил шаг. Ночевать в поле не хотелось. Ведь это означало, что они не дойдут до реки, и значит, опять терпеть жажду, потому как родника ведьмак искать явно не собирался. К счастью дорога пошла вниз, и идти стало чуть полегче.

Однако, впереди нарисовался ещё один холм, и подъём на него начинался примерно через полкилометра. Вечеслав удручённо хмыкнул. Подъёмы под палящим солнцем изрядно выматывали. Он медленно огляделся по сторонам. Слева всё та же картинка, луг и голубое небо, зато пейзажик по правую руку порадовал, у самого горизонта собирались белые, громоздящиеся друг на друга облака, и Вечеслав взглянул на них с надеждой. Пусть хотя бы не дождь, это уж слишком он губу раскатывает, но если прикроют палящее солнце, и-то уже огромная от них помощь.

— А сколько народу в веси живёт? — спросил он, переводя взгляд с красивых, пышных облаков на спину ведьмака.

— Сотни три, три с половиной. Роды постоянно кочуют, ищут, где лучше. Молодые парни бывает наперекор отцам сбегают в дружины младшие, кто в Муром, кто в Суздаль, а кто и в полянские земли. Славы себе ищут. Но основное население, конечно, прочно к месту привязывается. Несколько родов радимичей, местные вятичи, пришлые всякие, дреговичи те же, меря да мордва, что от болгар да торков бежит. Может и больше четырёх сотен уже будет.

Вечеслав только недоумённо выпятил губу. Он уже привык не понимать из того, что говорил ведьмак то на треть, то в половину, то вообще ничего понятного в его речи он не ухватывал. Какие дреговичи? Не, ну про мерю слышал краем уха, в школе ещё. А за этих радимичей чего он так распаляется?

— Между прочим, — продолжил ведьмак, — Рязанская весь Владимиру дань до сих пор не платит. Все остальные вятичи кое-как, через не хочу платят, а Рязанские и в ус не дуют. Благо весь их в стороне от полюдной дорожки стоит. До ближайшего погоста вёрст сорок будет. Но думаю Владимир о них не забыл, просто некогда ему теперь со своими махинациями. Ох, и готовит он для Руси потеху, — ведьмак шумно вздохнул. — Вятичи, они ж после гибели Светослава отказались Киеву платить, говорили — Светослав князь, а сыновья его не вышли княжить ими. Владимир на них и пошёл. Мечом и огнём данниками снова сделал, много людей положил.

— Ну, правильно, — Вечеслав улыбнулся, — Заплатил налоги, и живи спокойно.

— Мечом и огнём зачем же? Светослав как сделал? Пришёл к вятичам и спрашивает — кому дань даёте? Те говорят — хозарам. А он говорит — мне давайте, а я хозар побью. И побил. Большое дело сделал. Уже вся Европа рабов славянами называла, до того хозарские рахдониты злодействовали. Караванами гнали, и вятичей, и полян, и остальных всех на продажу. Ты слышишь? На продажу. Мужей, женщин, детей. А стариков по горлу саблей. Вот так вот. А с тех пор у них и ведётся, в Европе в смысле, славянин и раб — одно слово. Если б вы в своём времени думали, — ведьмак отвёл правую руку в сторону и потряс ею куда-то в сторону громоздящихся у горизонта облаков, — Понимали бы, кто друг вам, а кто враг.

— Слышишь? — перебил Вечеслав, останавливаясь и озираясь по сторонам.

Откуда-то, он никак не мог уловить откуда, стал слышен странный звук. Похожий немного на дробь выбиваемую дятлом, но только тише и глуше. И самым непонятным было то, что взгляд не выхватывал в обозреваемом пространстве ни одного дерева. Не дятел значит.

Ведьмак резко остановился и уставился вперёд, на вершину холма, которая подрагивала в сизоватой дымке. Его правая рука резко взлетела вверх, согнувшись в локте, и Вечеслав остановился.

— Слышишь? — переспросил он, но ведьмак вместо ответа, выставил указательный палец и покачал им из стороны в сторону.

— Что? — шёпотом выдохнул Вечеслав.

Ведьмак снова оставил его вопрос без ответа. Несколько секунд они молча слушали приближающиеся глухие удары, которые становились всё отчётливей и даже как будто звонче. Вечеславу было уже понятно, что исходит звук из-за холма впереди, и помимо этого, становилось понятно и другое — дробь выбивали копыта. Понятно стало на уровне каких-то детских воспоминаний, вот он в селе у бабушки, вот скачки на первомайские праздники, и вон он такой звук. Именно такой.

— Двое, — вдруг сказал ведьмак, и обернувшись, нервно облизал губы. — Чернобожьи.

— А ты откуда знаешь? — спросил Вечеслав, чувствуя, как в кровь вливается приличная доза адреналина. То, что Чернобожьи отнюдь не друзья ведьмаку, было уже ясно. Ведьмак обрисовал ситуацию, так сказать, со всей определённостью. И по ситуации этой теперь выходило, что и ему они друзьями не будут.

— Откуда, откуда, — напряжённо проговорил ведьмак. — Чую.

Они появились на вершине секунд через двадцать, остановили коней и слегка приподнялись в сёдлах, видимо, чтобы лучше разглядеть открывшийся взору простор. И без лишних размышлений стало понятно, что всадники их заметят сразу же. Да и как было не заметить? Две фигуры посреди дороги, справа и слева бесконечные луга без единого деревца, нигде не укрыться. Мелькнула идея спрятаться на самом лугу, в высокой траве, но Вечеслав сразу же набросал в голове панорамку, и понял, что сверху холма высокая трава нисколько не укрытие.

Какое-то время всадники просто смотрели на них, используя ладони вместо козырьков. Ни у одного, ни у другого шлема на голове не было, хотя почему-то Вечеславу здешние конные воины представлялись именно так, в шлемах и копьями наперевес.

— Что делать будем? — осторожно спросил он вполголоса у ведьмака, который с момента появления всадников, озабоченно вертел туда-сюда головой, бросая взгляд то на холм, то на своего спутника.

— Вот же ж… и спрятаться негде, — наконец выдавил он, останавливая взгляд на Вечеславе. — И чего делать?

— Да это я у тебя спрашиваю, — Вечеслав почувствовал, как бешено ускоряется сердце, а горло само по себе делает нервное глотательное движение, невзирая на то, что слюны во рту всё равно нет. Ему вдруг вспомнилось, даже не вспомнилось, а сверкнуло в мозгу молнией, что ведьмак-то теперь без своей этой магии, и если случится буза, то в ней основной действующей силой должен стать он. И поэтому ему вдруг захотелось определить с ювелирной точностью, до последнего грана, насколько эти Чернобожьи враги им. Чтобы знать наверняка к чему готовиться. Ведь тот, кто предупреждён, тот вооружён, так же оно как-то там?