— Ну, таперича вам говорить.

Ведьмак, незаметно толкнув Вечеслава в спину, поднялся, и Вечеслав всё поняв, тут же вскочил на ноги.

Повторив вслед за головой клятву, они принялись отвечать на вопросы. Сначала ведьмак, потом Вечеслав, потом дело дошло и до Добряша. Добряш рассказывал о ночной охоте на татей с воодушевлением. Видно было, что он до сих пор под впечатлением и считает себя, чуть ли, не главным героем этого предприятия.

Выслушав всех, Кузьма Прокопыч снова жестом приказал охраннику подвести парня.

— Три человека говорят, что поймали тебя с лицом[*] возле дерева с бортем. Ты крал мёдь, а твой подельник рядом стоял. Так оно было? Али напраслину люди на тебя возводят?

Парень всё так же глядел себе под ноги, и по лицу его было видно, что он находится в полной растерянности. Признаваться ему явно не хотелось, но идти против фактов было делом, как минимум, нерациональным. Так и не решившись ни на одно, ни на другое, он просто промолчал.

— Ну что ж, — Кузьма Прокопыч обвёл взглядом сидевших вокруг мужиков. — Дело, по-моему, ясное.

— Ясное, — закивали мужики. — Куды ж ещё ясней-то.

— Стало быть, осталось назначить наказание, — голова покашлял и вдруг громко и зло бросил в сторону парня. — Какой рукой мёдь из бортей таскал?

Не ожидавший этого резкого окрика и видимо сразу врубившийся в смысл вопроса, парень вдруг бросился на колени.

— Почадите[*], люди добрые, — испуганно, давясь словами, затараторил он. — Не хотел я этого. Голодно было. Как весь нашу Владимирские кмети пожгли, так я один уцелел. По лесам шлялся. Голодно мне было. Почадите.

На лице Кузьмы Прокопыча появилась довольная усмешка, а остальные мужики кто закивал головой, кто нахмурился, а кто и вовсе уставился в землю, как и осуждаемый парень ещё несколько секунд назад. Видно было, что незамысловатая история его вызывает у них неприятные чувства.

— Ну, вот, — голова перестал ухмыляться, но довольство упрятать не смог. Видно было, что он рад такому повороту событий. — Чего ж, люди добрые, почадим паренька?

— Да чего ужо там, — разом закивали мужики. — Не матёрый, поди. Сопля ещё. Почадим, почадим.

Кузьма Прокопыч кивнул охраннику и тот помог парню подняться и повёл его обратно. Голова бросил взгляд на скамью.

— В поруб его на три дня поставим, а там найдём этому паре применение, — проговорил он, глядя на ведьмака. — Дело это у нас спорое, — он улыбнулся. — Кажное лето по пятёре таких ловим, совсем сопливых ещё. Ну не кнутом же ему вдоль спины? Озлобим токмо, а так глядь, и выйдет из парня чего путное. У нас уже десяток таких в веси осело, все работящими оказались, и не бегут же, понимают, иде им лучше.

Ведьмак только развёл руками в ответ, мол, как знаете, дело ваше. А Вечеславу всё произошедшее вообще показалось слишком каким-то упрощённым. Он даже и не понял в принципе, чего этому парню в наказание дали, и дали ли вообще.

— С вашим делом потрудней будет, — Кузьма Прокопыч задумчиво провёл тыльной стороной ладони по подбородку. — Ты Завиду говорил прийти? — обратился он к Вышату Годславичу. Тот закивал.

— А как же ж.

— Увар! — крикнул голова охраннику, который уже закрыл за парнем дверь и прилаживал теперь на место засов, — Поди, глянь, Завид не пришёл?

Парень кивнул, заторопился с засовом, и уже через пару секунд бегом кинулся к забору. Всё это время мужики перешёптывались друг с другом, на их лицах появилась заинтересованность, и Вечеславу стало немного не по себе. С парнем они никакой особой заинтересованности не проявляли. Сидели со спокойными лицами. Он ещё раз пробежал в голове историю, которую во время завтрака рассказал ему ведьмак, благо Добряш поел раньше и за столом не присутствовал. История эта была о них самих, как ходили они в Рогожинское поселение за должком к некоему Вавиле Грому, который, по словам ведьмака, действительно там проживает и промышляет средней руки торговлей. Как Вавилу этого не нашли и теперь ни с чем возвращаются домой, лишившись и своего кровного, украденного татями в ночь, пока они спали. Ну и ещё кое-какие мелочи, вроде того, что они братья двуродные, и что долг забрать хотели, потому как родной брат его, то есть Вечеслава, у мурман-варягов в плену сидит, и те за него выкуп требуют. А в плен попал, когда подвязался с купцом одним, Анисием, по-моему, свести зерно по Варяжскому морю той самой чуди, прозывающейся ещё эстами, у которых помимо всего и сами по себе земли неплодородные, так ещё и недород случился… Вечеслав нервно сглотнул, дальше он ни черта не помнил. Да и можно ли запомнить целую историю с одного раза?

Голова всё это время внимательно следил за охранником и когда тот, выглянув за ворота, обернулся и закивал, он громко крикнул ему:

— Ну так веди, чего гривой трясёшь!

Охранник что-то проговорил тому, кто находился за воротами, и вскоре появился Завид. Остановившись на пару секунд, он огляделся вокруг, и мотнув головой, усмехнулся, после чего быстро, но держа горделивую осанку, двинулся к месту судилища. На его лице было нарисовано некое пренебрежительное отношение к происходящему. Подойдя к тому месту, где совсем недавно на коленях просил пощады молодой тать, он остановился, и скрестив руки на груди, с недовольным взглядом посмотрел на голову.

— И чего мне клепать удумали? — спросил он и снова усмехнулся. — Али забыл ты Кузьма Прокопыч, что до тебя я головой был?

— Да как же ж, помню, — перебил голова. — Токмо ты ж знаешь, у нас все в веси ровня. Вот и я таперича, если чего нашкодю, и меня люди судить будут. А ты гонор свой не показуй раньше времени, тебе ещё никто ничего не клепал.

— Так ведь собрались же, — Завид оглядел мужиков. — Али что таперича, я у вас в опале? Гнобить удумали?

— Да перестань ужо Завид, — тихо, с укоризной проговорил старик. — Сам понимаешь, дело скользкое вышло, чуть гостя Добряшеского жизни не лишили, а ты ерепенишься. Никто тебе ничего клепать не собирается. А вот правду во всём этом выведать надобно, абы перед гостьми стыда да зазора[*] не было.

— Ладно уж, выведывайте свою правду, — Завид махнул рукой и уставился куда-то вправо, поверх огибающего копище тына.

— Да правда она чьей-то не бывает, — старик покачал головой. — Правда она одна, а стало быть и на всех разом даётся.

— Ладноть, мужи Рязанские, приступим, — второй раз за это судилище проговорил голова, поднявшись. — Клепать ничего покамест не будем никому, потому как дело тёмное. Но коли вина чья выведается, тогда по копе* судить станем.

— По копе, — Завид усмехнулся, и уставился на Кузьму Прокопыча. — А ты разе не слыхал, что князь таперича по новой Правде судиться всем велел? Что ска…

— А ты давно от того князя жопу свою унёс? — зло остановил его голова. — Али забыл уже, аки пришёл сюда с половиной своего рода? А как на князя того жалился, тож позабыл? А копное право предков тебе ужо не угодно, значит? Али може не выгодно? — голова прищурился и холодно продолжил. — Роту богам давай молви.

Всё с той же нескрываемой усмешкой на губах, Завид повторил за головой слова клятвы, после чего дали слово ведьмаку. Точнее ведьмак сам взял его, объяснив, что его родич, то бишь Вечеслав в таких делах не мастак, и истцом с их стороны будет он один.

— Ну, начинай по порядку, — проговорил голова, приготовившись внимательно слушать. — Кто вы, откель и куды идёте?

Мужики тоже замерли, и пристально уставились на ведьмака. Тот пару раз кашлянул и заговорил.

— Ладожские мы, — его голос звучал уверенно. — Ходили в Рогожинское поселение должок вернуть. Вавила прозвищем Гром задолжал нам пять гривен кунных за кади. У нас в роду мастера есть кади кедровые делать, вот ими и торгуем. А Вавила в долг взял, молвил, потратился весь, а в следующий раз, мол, приду и заплачу. Так почитай второе лето уже прошло, а он всё не возвращается. Ну, мы и пошли.