Однако хуже всего было возникшее в Самты настойчивое желание лечить людей. Нет, пожалуй, еще хуже было то, что раз возникнув, это желание решительно отказалось уходить и оставить доктора Клауса в покое. Чтобы отвлечься от дурных мыслей, Самты попытался заняться делом. А именно. Спортивными прыжками через железную суковатую палку, из-за чего диктаторский дом стал напоминать английский паб после визита футбольных болельщиков. А также оздоровительным нырянием в прорубь, из-за чего в поселковом пруду случайно утонули два промышленных морозильника, а доктор Клаус опять имел очень неприятный разговор с ПД.

Тогда, чтобы хоть чем занять себя, Самты принялся вовсю ухаживать за мисс Авас, втайне надеясь вернуть прежний интерес к прекрасному полу и одновременно задушить стремление благодетельствовать роду человеческому. Добился он мало чего. Не в смысле ухаживания, за Кики и ухаживать не надо было, примерная девчушка и без того смотрела на доктора с обожанием, как младший прапорщик на генеральскую жену. Только всякий раз, когда Самты хотел сказать мисс Авас двусмысленный комплимент, или игриво ущипнуть за пухлую ляжку, он непроизвольно переходил на командный тон:

— Мисс Кики у вас замечательно красивые э-э… подайте скальпель, зажим, и проверьте уровень кислорода в крови! Балда вы этакая!

Кики не обижалась, но понятия не имела, что такое скальпель, зажим и уровень кислорода в крови. Тем более, откуда все вышеперечисленные предметы взять. И потому обычно приносила Самты пива из диктаторского холодильника.

Наконец, Самты принял единственное на его взгляд, правильное решение. Он пошел в лодочный сарай за советом к ПД. Справедливо рассудив, что если уж у Лэма Бенсона хватило ума взять его в плен, то наверняка хватит ума и на то, чтобы подсказать, что в этом плену делать.

Самты робко заколотил изо всех сил железной суковатой палкой в хлипкую жестяную дверь сарая:

— Будьте любезны, коли вы там! Можно войти?

Ответа никакого не последовало, да и не могло последовать. Просто потому, что хлипкая дверь не вынесла робкого стука изо всех сил железной суковатой палкой, и с грохотом слетела с петель. Явив растерянному взору Самты не менее растерянного диктатора, валявшегося на полу среди обломков походной раскладушки и громко стонавшего.

И ничего удивительного. Если вы мирно себе спите после обеда, пускай даже в лодочном сарае, и пускай даже на неудобной алюминиевой раскладушке, среди старых весел, ароматных рыболовных сетей и наживки! Если вы при этом видите приятный и глубокий сон на тему, как опять прилетели гомноиды из созвездия Собачьих Псов, да и побрали с собой всех ваших гостей, военнопленных и дурацких Избранных, а заодно и все проблемы! Если вы еще перед тем сытно покушали остатками, которые не до конца уничтожили нахлебники тетушки Изауры! То оно конечно. Робкий стук изо всех сил железной суковатой палкой не вынесет не только ваша хлипкая дверь, но и чувствительные нервы. Понятное дело, от таких внезапных переживаний ПД свалился на пол, подпрыгнув перед тем до потолка и развалив вдребезги походную раскладушку.

— Вам больно? — непривычно-участливо нагнулся Самты над стонущим диктатором.

— Не то, чтобы очень, — уклончиво ответил ПД, вообще не любивший признаваться в своих слабостях. — Просто встать не могу. Наверное, ушиб спину.

(Надо думать, ушиб! Примите во внимание. От раскладушки до потолка — метра два с небольшим, да плюс еще ускоренный обратный полет. Да и пол в сарае отнюдь не коврами выложен. Неструганные сосновые доски — на такие не то, что упасть! Присядешь на минутку, полдня будешь из задницы занозы выковыривать!)

— Нужна срочная госпитализация, — в Самты продолжал бушевать заправский благодетель человечества. — Эй, кто-нибудь, носилки сюда!

— Не надо, пожалуйста! — взмолился испуганный Лэм Бенсон. — Я тихонечко полежу, и все само пройдет, — энтузиазм штатного патологоанатома окружной тюрьмы показался ПД страшно подозрительным.

— Само ничего никогда ни у кого не проходит. А если и проходит, то после этого пациент попадает ко мне, на анатомическое вскрытие, — наставительно ответил Самты. — Вот если хотите, можете пока для развлечения подержаться за мою суковатую железную палку!

— Благодарю покорно, но я не хочу держаться ни за вашу палку, ни за чью-нибудь другую. Ни за суковатую, ни за полированную! А хочу, чтобы вы оставили меня в покое! — злобно огрызнулся ПД. Потому что, ему все еще было больно. И еще потому, что было жаль хорошую вещь, в смысле раскладушку. — Помогите мне подняться на ноги!

— Что вы, вам нельзя вставать! Ни в коем случае! А вдруг у вас перелом позвоночника!? — мечтательно воскликнул Самты, и про себя тихо взмолился, чтобы так оно и вышло на самом деле.

— У меня нет никакого перелома! По крайней мере я не чувствую! — озабоченно возразил ПД. Все же Доктору Клаусу удалось немного его озадачить.

— Это вы сейчас не чувствуете. А потом почувствуете, да еще как! Если вовремя не принять меры, то дальше — инвалидная коляска, памперсы для паралитиков, и никакого приятного общения с женщинами, даже такими страхолюдными, как доктор Бряк! Вы будете не Пожизненный Диктатор, а Пожизненный Пользователь Подкроватной Утки. И, просыпаясь по утрам, станете спрашивать только об одном: «Почему я не умер в раннем детстве?». Родственники будут вас жалеть вслух, а втихомолку задаваться тем же вопросом. Вам это надо?

— Ладно, давайте ваши носилки. Так и быть, полежу. Если не долго, — согласился Лэм, все же слегка обеспокоенный перспективой, нарисованной ему бурной фантазией Самты.

Так у доктора Клауса появился первый в его жизни живой пациент. С непонятным пока диагнозом. Но как говорил сам себе Самты: «главное — не диагноз, главное — чтобы пациент не умничал!».

Спустя полчаса ПД лежал у себя в доме, в своей спальне, на своей кровати, и все бы было хорошо. Если бы не гипс, который покрывал его щуплое тело от пяток до подбородка. Вот теперь ПД и в самом деле не мог пошевелить ни ногой, ни рукой. Обидно было только, что боль к этому времени совершенно прошла, и он чувствовал себя превосходно. Не считая небольшой занозы в интимном месте, которую доктор Самты не догадался вытащить при перевязке. А может, попросту не заметил.

— Нужна экстренная операция, — продолжал ворковать над ПД радостный доктор Клаус.

— С ума вы спятили! Какая еще операция? — натурально взвыл Лэм. Подобного оборота обстоятельств он не ожидал. — Я думал, просто полежу в покое. Денька два. Поем свежих пирожков, посмотрю по телеку новое реалити-шоу «Халупа — 22» или «Амбар — 51», точно не запомнил.

— Непременно нужна операция! Процесс прогрессирует! — провозгласил Самты, и, заметив озлобленно-недоверчивый взгляд ПД, приказал: — А ну-ка! Пошевелите правой рукой! А теперь левой ногой! Не можете? Не удивительно.

— Чего же тут удивительного, если я с ног до головы в гипсе? — ошалело закричал Лэм, прозорливо предполагая, что отделаться от настырного доктора ему не удастся.

Тут некстати вмешалась его единственная неродная дочечка Дулечка, как раз зашедшая к «дорогому папочке» с набором для пускания мыльных пузырей и бутылкой детского шампанского «Буратино». По ее мнению, это были самые подходящие предметы, чтобы развеселить «дорогого папочку» и приятно провести время.

— Ой, папочка! — пропищала Дулечка противным тонким голоском, от которого задребезжали стекла. — Слушайся доктора! Доктор хороший! Ты бы видел, как он здорово кидается яйцами прямо в соседские форточки и никогда не промахивается!

— Слава богу и счастье доктора, что я этого не видел! — заскрежетал зубами ПД.

— Ты не прав, папочка! Доктор без ловкости рук все равно, что мошенник! Это не я придумала. Это Самты так сказал! И потом, если ты не поправишься, то кто же отдаст меня учиться по обмену? И воо-бще! Кто на мне женится, если я буду уже не диктаторская дочка, а сиделка при отце-паралитике! — Дулечка зарыдала и уронила бутылку «Буратино». В комнате противно запахло аммиаком и древесным необработанным спиртом.