– Всего-то, – притворно вздохнул я. – И зачем? Надеюсь, не поговорить о моем отчислении?

– Смеешься? – скривился он. – Тебя – и отчислят? Да я сам несколько раз слышал…

– Жаль. Я так надеялся… Ничего, надежда умирает последней.

– Шутник. Собирайся. Там что-то срочное…

– Говорю же – отчислять меня собрались, – проворчал я, бросая, как попало, перышко и начиная приводить себя в порядок.

Сосед ждал на пороге, следя за мной. Собственно, собирать было нечего. Поправить пояс – и я готов. Смятую постель заправлять не стал, как и убирать книги. В комнате надо поддерживать порядок, но я нарочно бросал свои вещи, где попало, а уборку ограничивал тем, что заталкивал мусор под кровать. Мне не хотелось быть, как все.

– Я готов.

Жижко посторонился, пропуская меня в коридор. Дверь я запирать тоже не стал. Пока там Зверь, за мое добро можно не волноваться. Да и кроме оружия и пары упомянутых безделушек, я ничем в комнате не дорожил.

– Тебе хоть сказали, что случилось? – по дороге поинтересовался я. – Может, вчера письмо какое-нибудь пришло или…

Писем я ждал уже два года. Извел столько бумаги, что хватило бы всем моим соседям до конца обучения. Писал во все инстанции – и не получил ни одной строчки в ответ.

– Не знаю я ни про какое письмо, – ответил сосед. – Но кое-что все-таки случилось. Я слышал, как о чем-то помощник настоятеля разговаривал с привратником.

С одной стороны, это еще ни о чем не говорило, но в нашем замкнутом однообразном мирке любая новость приобретала значение события мирового масштаба.

Мы прошли по дорожке мимо жилого корпуса и, обогнув палаты отца-настоятеля, вышли в проход между библиотекой и кухнями. Учебный корпус примыкал к зданию библиотеки с другой стороны, а за кухней находились лазарет, огороды и прочие службы. Сама кухня граничила с трапезной, и я невольно сглотнул – с той стороны запахи доносились умопомрачительные. Кажется, обещали рыбный день – в воздухе явственно пахло ухой и жареной рыбой. Еще немного – и прозвучит колокол, созывающий на трапезу.

– Ой, как есть охота…

– Не сюда, – Жижко прибавил шагу. – Помощник отца-настоятеля велел сразу доставить тебя к нему.

– Издеваетесь, – проворчал я. Не то, чтобы я был таким уж любителем поесть, но перед этими ароматами не устоит и святой. Кроме того, так велик был соблазн заставить себя ждать!

Мы свернули к лазарету, и внезапно стало интересно. В голове выстроилась логическая цепочка: привратник – помощник отца-настоятеля – брат-лекарь. Скорее всего, к нам кто-то приехал с важной вестью, но в таком плачевном состоянии, что был помещен сразу в лазарет. И, поскольку меня велели срочно доставить пред ясные очи помощника этого самого отца-настоятеля, важные вести явно касались вашего покорного слуги. Ох, недоброе у меня предчувствие…

Лазарет я изучил досконально. Несколько раз имел сомнительное удовольствие притвориться больным. Поначалу меня сюда клали «для профилактики», но методы лечения выбирались столь своеобразные, что лишь настоящий больной мог безропотно их терпеть. Настоящий больной – или тот, кто любой ценой пытался тут задержаться.

Начинался лазарет с передней комнаты, выглядевшей как сени в деревенском доме, откуда решили унести все лишнее. Дальше шла приемная, где брат-лекарь осматривал пациентов и раз в три месяца делал некоторым обитателям монастыря профилактические кровопускания. Мол, это способствует очищению организма, исцелению от некоторых душевных и телесных недугов и просто доставляет удовольствие. Не знаю, не пробовал.

К передней примыкали две небольшие комнатки – спальня брата-лекаря и операционная. Дальше шла большая палата, где я несколько раз отлеживался, притворяясь больным. Лаборатория, где брат-лекарь варил свои снадобья, находилась в отдельном крошечном домишке размером не больше деревенского сортира. Ароматами от него порой несло такими, что напрочь перебивало запахи кухни и отбивало аппетит даже у вечно голодных воробьев и голубей.

Меня встречали на пороге, и при виде того, кто маячил в дверном проеме, мне вдруг поплохело.

Мой куратор, пра Михарь. Тот самый инквизитор, который сыграл в моей судьбе огромную роль – и ныне оказался в числе моих наставников.

– Ой, пойду-ка я домой…

– Что с тобой? – Жижко придержал меня за локоток.

– Да вот худо мне что-то. Слабость и голова кружится… С голодухи, наверное… Если мне дадут кусок хлеба с сыром и стакан вина, да позволят насладиться этим в тишине и одиночестве…подальше отсюда…

– Не советую торопиться с завтраком, – спокойно сказал встречавший. – Ему может не понравиться…Но, если ты настаиваешь, могу лично сопроводить тебя на завтрак к отцу-настоятелю.

Рядом завистливо сглотнул слюну Жижко. Даже за деньги, которые ему присылали из дома, он не мог заставить нашего повара готовить лучше, чем тот умел и мог. И дело было отнюдь не в его неумении, а в ограниченном наборе продуктов. Но отец-настоятель питался гораздо лучше. Если бы вы видели, какие ему разносолы присылают в качестве добровольных пожертвований…

– Вы можете быть свободен, брат Жижко. А мы с братом Груви пройдем сюда…

Я смерил голубое небо долгим взглядом. Никак, допрыгался, Згашик? Что тебя там ждет? И кто?

Пра уже был в сенях и откинул крышку, ведущую в погреб.

– За мной.

Изнутри пахнуло прохладой и запахом подземелья.

– А может, не надо?

– Я не шучу, – мой собеседник посторонился. – Время дорого! Ты, кажется, собирался завтракать? Чем раньше освободишься, тем быстрее попробуешь заливное из телятины за столом отца-настоятеля.

Он что, серьезно? Ну, раз так…

Спустившись по обычной шаткой лесенке, мы оказались в просторном глубоком погребе, где тускло горел светильник, озаряя отделанные старым камнем стены, низкий потолок, выкрашенный грязно-серой краской, утоптанный до твердости камня пол и деревянную перегородку, делившую погреб на две части. С той стороны было светлее, дверца на ту половину гостеприимно распахнута.

– Прошу, – мой спутник сделал приглашающий жест.

Переступив порог, я чуть было не шарахнулся назад. На низком столе лежало мертвое тело. То есть, даже не столько тело, сколько… как бы это сказать… туша.

Нет, дело было не в размерах – они-то как раз были обычными. Просто так разделывают туши мясники на скотобойне – распоротый от горла до паха живот, перерезанные запястья и щиколотки, содранная кое-где кожа, висевший на одном лоскутке скальп…

– Это – шестнадцатый, – прозвучал над ухом голос пра. – Шестнадцатый за семь с половиной месяцев, брат Груви!

Я все еще не мог отвести взгляда от тела.

– А я тут при чем? У меня алиби…

– На теле было найдено вот это!

Перед моими глазами на цепочке закачался гильдейский знак. Увы, по иронии судьбы он был мне знаком слишком хорошо.

– Некромант…

– Да, убитый был некромантом. И, судя по всему, еще молодым?

Вопрос относился к брату-лекарю, который выглядел несколько взволнованно. Естественно, большинство его пациентов, переселяясь в иной мир, выглядели не в пример лучше. Во всяком случае, в гроб они попадали целиком, а не частями.

– Ему было примерно двадцать три или двадцать пять лет, – негромким голосом промолвил брат-лекарь. – Точнее я ничего сказать не могу.

– Двадцать пять лет, – задумчиво повторил пра, покачав у меня перед носом знаком гильдии, который имеют право носить только выпускники Колледжа Некромагии и действительные цеховые мастера. – Значимый возраст, не правда ли, брат Груви?

Я старательно отвел взгляд от покачивающегося медальона. Если кто-то пытается меня загипнотизировать, он зря старается.

– А я-то тут при чем?

– А при том, что это шестнадцатый молодой некромант, погибший при загадочных обстоятельствах за последние семь с половиной месяцев, – донесся до уха вкрадчивый шепот. – Каюсь, точная статистика не велась. Трудно понять, какой случай был первым и когда это началось. Как и невозможно отследить все смерти. Кроме шестнадцати погибших, за тот же период расстались с жизнью еще несколько человек. Трое пропали без вести и тела до сих пор не найдены. Еще одного заколол ревнивый муж, застав в будуаре супруги, в чем мать родила. Второй утонул, свалившись пьяным с моста, одного зарезали в темной подворотне, двое других закололи друг друга на дуэли – вернее, один погиб, а второй скончался через несколько часов после него. Восемь случаев за полгода в целом по стране – это еще куда ни шло. Но на фоне тех шестнадцати…