– Это ничего не значит! – напрягся я. – Мало ли, что там тебе пра Михарь наговорил! Это он у нас злобный инквизитор, а я – всего-навсего некромант, с которого он глаз не спускает. Так что не надо лишних почестей!
Томила отстранилась. На хорошеньком личике ее проступило растерянное выражение:
– Но это совсем не то… Вы меня что, не помните?
– Милая, – я пошевелил забинтованной рукой. Левая пострадала больше – ею я прикрывал горло – так что рабочей оставалась лишь правая. – Ты – красавица, каких мало. Тебя не скоро забудешь. Но, видишь ли, дело в том, что я в городе недавно. Я еще просто не успел осмотреться и…Да, мне твое лицо кажется знакомым. Наверное, мы где-то виделись раньше?
– У кладбищенской ограды. Вчера.
– А!
Вытаращил глаза на девушку. Признаться, в то время мне было не до того, чтобы ее рассматривать – ну, девица и девица, спасал я ее машинально, просто потому, что она попалась на пути. В ворота пропихнул больше для того, чтобы не мешалась и под ногами не путалась. И выкинул ее из головы, как досадную мелочь. А вот поди же ты!
– А, – нашелся с трудом, – я просто вчера не предполагал, что ты – такая. Ты так изменилась… похорошела!
– Правда? – она мило покраснела. – Я для вас старалась, господарь! И хочу вам отплатить за то, что вы для меня сделали.
С этими словами она поднялась и начали прибирать в комнате – поправила подушку, подоткнула одеяло, приоткрыла окошко, чтобы больному было лучше дышать, подобрала и красиво расставила на полочках и столе все, что там валялось кое-как. Наблюдать за Томилой было приятно. Какое-никакое, а развлечение.
Впрочем, это было единственным приятным обстоятельством в моей болезни. Ибо удача, похоже, оставила меня в покое.
Как уже было сказано, пострадал я не сильно – несколько царапин и покусов. Ниже пояса, там, где мертвяки пытались кусать за ноги, пострадавшего героя обрабатывал сам пра Михарь, всякий раз демонстративно ворча, что он не сиделка и не лекарь, чтобы этим заниматься. А вот плечи, спину и руки он доверил Томиле.
Девушка очень старалась. Она так мило смущалась и краснела, так морщила носик и от усердия высовывала кончик языка, что наблюдать за нею было одно удовольствие. Другое дело, что ее лечение не приносило результатов. Довольно скоро укусы на ногах, ягодицах и левой руке зажили, а вот спина и плечи оставляли желать лучшего. То ли происходило это от того, что я почти все время лежал и мазь, которую составил местный лекарь, вся вытиралась о постель, то ли там просто раны были глубже. Но миновала седмица, а я продолжал болеть. Более того – у меня, кажется, начало ухудшаться самочувствие.
Первые дни пра Михарь меня не тревожил – он отправил в столицу подробный отчет о последних событиях, где в красках расписал, что произошло, и какую роль во всем этом сыграл лично я. Свои рекомендации относительно моего будущего он держал при себе. И, пока не пришел ответ, мы вынуждены были оставаться в Хочеве, под присмотром местного лекаря и Томилы.
Девушка дневала и ночевала у нас. В тот день на улицу ее вынесла тревога за отца, который ушел сражаться с мертвяками. Она просто хотела выяснить, очистили ли ее переулок от этих тварей – и попалась им на глаза. Томила вообще была отчаянной – известие о том, что пра Михарь инквизитор, ее не испугало. Девушка была уверена, что мне за спасение города положена награда, и было бы прекрасно, чтобы я остался тут навсегда.
– Здесь у нас тихо, уютно, – ворковала она, что-то вечно протирая, поправляя и отчищая. – Вам понравится. Люди тут хорошие. И места тут красивые. Лес, речка…
Лично я не имел ничего против того, чтобы тут задержаться. Не то, чтобы нравилось болеть, просто возвращаться в монастырь не имелось желания. В конце концов, кто я? Провинциальный некромант и хочу им остаться.
А вот пра Михарь день ото дня становился все мрачнее. Как-то раз, улучив минутку, когда Томилы не было – она ушла за водой – иквизитор велел мне задрать рубашку и показать ему плечи. Я повиновался с неохотой – сегодня утром меня слегка знобило, и даже немного кружилась голова, словно я сильно простыл.
– Странно, – пробормотал он, касаясь струпьев кончиками пальцев. – Очень странно.
– Что не так? Крылья, что ли, растут?
– Хуже. Тут язвы. И они, кажется, начали гноиться.
– Что это значит?
– Вот так больно? – он надавил пальцем.
– Ого! – я дернулся. – А полегче нельзя?
– Нельзя. Терпите.
Он надавил еще раз. Я стиснул зубы. Ну, до пыток «кошками», когда со спины железными крючьями сдирают кожу, еще далеко, но все равно неприятно. Потом по спине что-то потекло. Кровь?
– Тряпку подайте!
Еле шевельнув плечом, ухватил со стола полотенце. Промокнув им спину, инквизитор небрежно бросил его обратно. Оно было в желтовато-бурых потеках. Гной? То-то мне в последнее время было больно лежать на спине и тянуло перевернуться на бок! И ясно, откуда этот жар. Неужели, заражение крови?
– Вы совершенно здоровы, брат Груви, – ответил на невысказанный вопрос пра Михарь. – Только вот эти язвы на спине не желают зарастать. У меня есть этому объяснение, но, боюсь, оно никому не понравится.
– В чем дело?
Он не ответил. Резко выпрямился, обернулся на дверь.
В сенях слышались шаги – вернулась Томила. Девушка переступила порог, неся ведро воды, и очень удивилась, когда пра Михарь шагнул ей навстречу и ловко перехватил ношу:
– Вот спасибо! Я как раз хотел тебя посылать. Неси чистую тряпицу, милая!
– А, – она окинула взглядом комнату, засмотрелась на мою голую спину, – а зачем?
– Затем, что теперь я буду лечить нашего больного.
– Но вы же не лекарь! – нахмурилась она.
– Конечно. Лекарь его лечил этими своими мазями и настойками, а я по-простому – чистой ключевой водой, постом и молитвами. Давай-давай, помогать будешь!
Отлив немного воды, он вернулся ко мне, взял поданную Томилой тряпку и стал мыть мою спину.
– Что вы делаете? – воскликнул я, когда он случайно или нарочно надавил со всей силой, едва не сдирая кожу.
– Удаляю всю гадость, что тут скопилась. У вас, брат Груви, явная аллергия на тот состав, которым пользовал вас местный лекарь. Следует, пожалуй, взять немного мази на анализ и заодно написать еще один отчет – чем же таким тут лечат, если больному становится только хуже?
– Что вы хотите этим сказать?
– Только то, что у вас тут уже до нагноения дошло. Не чувствуете разве?
Чувствовал, и еще как. Плечи и спина на лопатках словно огнем горели уже третий день. Ни повернуться, ни нормально шевельнуться. Я терпел, сколько мог, ожидая, что вот-вот наступит исцеление. Старался не обращать внимания на слабость и запашок… Ой-ёй! Что же будет?
– Не дергайтесь, Груви. Вы нужны нам живым и здоровым, – бормотал пра Михарь, вычищая раны. – Правда, шрамы могут остаться, но кого это интересует в таком месте? Вы же к женщинам спиной поворачиваться не собираетесь?
– Я вообще ни к кому не хотел бы поворачиваться спиной, если уж на то пошло, – счел нужным уточнить.
– Правильная жизненная установка! Спиной надо поворачиваться только к тому, в ком уверен полностью и до конца. А женщинам – и большинству мужчин! – верить нельзя. Мне – можно. Даже маленькие дети иногда способны на такое… хм… Сойдет на первый раз, – он критически осмотрел результаты своих трудов и кивнул Томиле: – Вот что, милая, вымой тут все и сбегай, надергай крапивы и подмаренника. Знаешь, что это такое? Ну, еще зверобой тоже прихвати, если по пути отыщешь. Зверобой рви с корнями, а от остального – только стебли с листьями. Поняла?
Девушка бросила в мою сторону жалобный взгляд, но перечить не смогла, а молча взялась за тряпку.
– И выкинь остатки мази на помойку, – отдал инквизитор распоряжение. – А вы, брат Груви, рубашку не надевайте пока. Пусть раны немного подсохнут. Я же пока сварю вам кое-что… если рецептик еще не забыл!