И опять же, время пролетело стрелой... но я запомнила каждую минуту. Отчего же так - я несколько раз задавала себе этот вопрос. А ответ так прост - эта новая жизнь очень сильно отличалась от той, что была до болезни, до его появления.

   Стоит парню взять в руки какую-нибудь вещь, и она расцветала красками. Рисунок, горный пейзаж, такой прекрасный, что изображен на обложке его тетради, ярко-оранжевый карандаш, который он вертел между пальцами... Я еще много что узнала. Например, что стол темно-вишневый, ковер по нашими ногами - бежевый в малиновых узорах, стены - светло-зеленые... да много, много другого. За прошедшие дни у меня было столько возможностей все это заметить... И теперь, как бы невзначай, подталкивала к парню поближе разнообразные мелкие вещички, чтобы увидеть их цвет. Так хотелось... Было в этом любопытстве что-то детское. И возникающий восторг тоже - ребяческий. А ну и пусть! Немрин смеялся и делал вид, что ничего не замечает.

   Мы работали над проектом. Мы... Уж скорее просто он, а я сидела на табуреточке рядом и смотрела, как он что-то вычерчивает на разложенном на столе ватмане, как перечисляет стихи, предлагает варианты оформления. И постоянно спрашивал мое мнение. Я кивала или же мотала головой. Так приятно было... порой так и хотелось надуться от важности. Но вопросы он, словно специально, подбирал все сложнее, и на них уже не дашь односложный ответ. Хех, он меня умело разговаривал. И я так привыкла, что начали мы с ним болтать уже спокойно. Бывало о чем-то, бывало - ни о чем. И дискомфорта я больше не испытывала... вот же, волшебник, по-другому не назвать. И в глаза я ему начала спокойно смотреть.

   Словно очнулась от длинного и тяжелого сна - вот такое было у меня ощущение. И такая реальность меня радовала неизмеримо больше.

   И впервые мне не хотелось оставаться одной. Хотелось побыть с ним еще немного... совсем чуточку... Я дала себе мысленную оплеуху и взяла себя в руки.

   Хватит... глупости.

   Сделала непроницаемым лицо, поднялась, попрощалась. Он проводил меня до выхода, распахнул дверь. В лицо дохнула темнота, а там, дальше, где она отступала - ждала серость.

   Тихое и теплое пожелание спокойной ночи. Надеюсь, что тепло сохранится в груди... хотя бы до утра.

***

   Мне снился сон... Волшебный, так не похожий на обычные сны. Не черно-белые картинки, как в старом кино, не однотонная серая хмарь, вихрящаяся, принимающая пугающие формы... Красочный сон.

   Озеро, окруженное неприступными скалами с заснеженными вершинами. Я стояла на возвышении, так, что передо мной простирался этот великолепный, завораживающий, потрясающий - еще много слов можно подобрать для его описания - пейзаж. Брызжущие капли света сквозь низкие, многоярусные синевато-белые облака, что задевают низом острые пики гор. Густой, насыщенно-зеленый лесок, что покрывает ее отроги... Он отражается в гладкой и спокойной поверхности воды вместе с облаками.

   Я смотрела на все это и наслаждалась. Краски, всюду краски, и нет ни единого уныло-серого пятнышка. Таких снов уже давно не было. Когда они перестали снится?.. Лет... в десять. Когда моя жизнь разбилась на множество кусочков. Когда я бросила погребальный венок в море, где вместе с экипажем утонул папа.

   Но мне не дали долго наслаждаться красками. Я проснулась, резко села, тяжело дыша, как будто мне приснилась не сказка, а кошмар. Хотя ведь так оно и было. Самый худший для меня кошмар.

   Еще темно. Все спят. Тьма, где я и остальные люди равны. Но скоро наступило утро, прочеркнувшее четкую грань между нами и оставившее меня в вечных серых сумерках. Рассвет уже давно догорел. Я не видела цвета солнца, такого, какой видела в своем сне. Только унылый серый шарик, нисколько не делящийся ни теплом, ни радостью.

   Все серое.

   Как и прежде.

   Я жила все эти годы с серостью, и мне было почти все равно. Разве то кроме редких приступов. Я к ней привыкла, она не доставляла мне неудобств. Но теперь, после того, как надо мной сыграли такую жестокую шутку - дали вспомнить, каким бывает этот мир, серость давила на плечи как огромный и не знающий жалости пресс. Заставляя сгибаться, корчиться и едва подавлять желание свернуться калачиком, забиться в самый дальний уголок, плотно зажмурившись, чтобы больше никогда не видеть серого мира - лучше тьма. Чтобы все обо мне забыли, не трогали меня... вру. Сама себя всегда, всю жизнь вру. Я хочу, чтобы обо мне помнили. Хочу жить как все! Я хочу... чтобы рядом был он. Ничего не делал - просто улыбнулся и присел ненадолго рядом. И я поняла, что я - не калека.

   Не смогла бороться. Забилась под одеяла, завернулась в них как в кокон, чтобы ни кусочек мира не проглядывал. Стало намного легче, потому что я еще и вспоминала сон, уже распадающийся на кусочки, забывающийся... а я отчаянно цеплялась за эти кусочки, не желая отпускать. Но разве мои желания что-то изменят?

   Я слышала голоса, приглушенные толщей одеяла, но не откликалась. Нет, ни за что, не хочу больше видеть этот мир! И они, спустя какие-то время, затихли. Меня оставили в покое... в тишине... одну. В моем привычном одиночестве. Но теперь хотелось выть от него и от этой давящей тишины.

   Я металась между сном и явью, не желая в ней находиться, и опять старалась всеми силами уснуть, в надежде увидеть хоть крупицу цвета.

   "Пожалуйста..." - умоляла я неизвестно кого, ясно осознавая, что никто и никогда мне не поможет. Огромный мир и каждый в нем за себя. Но впервые очень хочется отступить от принципов: "Я привыкла рассчитывать только на себя... Мне никто не нужен...", и попросить помощи... принять ее. Но не от кого. Нет такого, кто сможет мне помочь... А ему я никто.

   Слышала, как пришли с пар девчонки. Меня никто не трогал. А я успокаивалась всеми силами. Собирала по крупицам уверенность, отрешенность, безразличие - мои обычные, такие, как оказалось, необходимые качества. И это даже получалось.

   Я вышла на свет, открыла глаза только когда стала уверена, что я практически в норме. Я выдержу. Ничего... скоро все пройдет, я уверена. Это просто мимолетная слабость, не более того. Только нужно вновь привыкнуть... как тогда, когда я поняла, что мир выцвел навсегда. Ведь и тогда было трудно, верно? Но я справилась, а значит, сделаю это еще раз.

   Я старалась отвлечься от тяжелых мыслей, не дать им поглотить меня, как недавно. Присела рядом с Аней, спросила, что было на парах, прекрасно зная, что сейчас на меня обрушится словесный, неудержимый поток. Старательно вслушивалась, пыталась понять, про что она вообще говорит, но не получалось, смысл ускользал. Но пусть... пусть просто говорит. Я буду так же просто слушать.

   Но мысли не хотели меня покидать. Мне становилось все хуже... опять. Через каких-то полчаса я готова была лезть на стену. Стала невероятно раздражительна, поссорилась из-за какой-то ерунды с девчонками, да так, что ушла, хлопнув дверью.

   Пошла вперед... не задумываясь, куда иду вообще. Но, наверное, подсознательно, все же задумывалась. Иначе как объяснить, что через какое-то время я уткнулась носом в знакомую дверь.

   А ведь это... единственное решение.

   Как же я хочу, чтобы серость отступила!

   Это желание было сильнее, чем что бы то ни было. Я дернула ручку и без стука вошла.

   Только на первый взгляд комната была пуста. Он был здесь, лежал на своей кровати, под покрывалом. Больше никого.

   Я... только взгляну на него. И уйду.

   Подкралась на цыпочках, и застыла рядом с его кроватью. Из-под флисовой ткани виднелись только концы золотистых прядок на его макушке. Жаль... но пусть, даже этого хватит.

   Я притянула, стараясь не шуметь, поближе табуретку, села, уткнувшись недвижимым взглядом на парня.

   А что же будет после того, как я уйду? Что если мне опять станет плохо? Опять приду к нему? Буду преследовать? От этой мысли я усмехнулась. Преследовательница... какой ужас. Но, думаю, мне будет все равно, что подумают обо мне люди... а он?