Головы космонавтов скрывались в сложных ажурных конструкциях энцефаловизоров, но Наумову показалось, будто он видит страдальческие гримасы на белых как мел лицах, и ему стало зябко и неуютно.

Тихий звон видеовызова заставил Старченко замолчать и подойти к дальней стене зала, за перегородку технических систем. Через минуту он вернулся.

– Снова эта женщина Изотова. Просит пропустить в зал. Я сказал, сейчас время процедур и ты занят.

– Впусти. - Наумов нахмурил тонкие черные брови. - Это не просто женщина, это его жена.

– Жена! - хмыкнул Старченко. - Они же давно не… - Врач наткнулся на холодный взгляд главного и поспешил скрыться за перегородкой. Белобрысый, высокий, широкоплечий, шумный, он являл собой полную противоположность Наумову, и тот иногда удивлялся в глубине души, как это они проработали вместе уже два года. В этот день Старченко был Наумову особенно неприятен. Может быть, из-за того, что в его рассуждениях было рациональное зерно, и Наумову не хотелось в этом признаваться, а может, потому, что его уже месяц не покидало состояние неудовлетворенности.

Наумов вырастил из стены пару кресел и сел, продолжая наблюдать, как сменяются аппараты над телами людей.

Отчего же пришло острое чувство сострадания? Разве мало прошло перед ним пациентов? Разве мало он видел смертей? В тех случаях его не однажды охватывало отчаяние и гнев - медицина слишком часто оказывалась бессильной, и люди умирали, несмотря на все ухищрения ее многосотлетнего опыта. Люди научились побеждать болезни, прежде считавшиеся неизлечимыми, выращивать новые органы тела взамен утративших жизнеспособность, но мозг - мозг оказался слишком хрупким и сложным, и даже самые тонкие и точные методы его лечения подчас не давали желаемого результата. Мозг во многом продолжал оставаться тайной, открытие новых его возможностей происходило медленно, и люди продолжали умирать, если он оказывался поврежденным, продолжали умирать, если ошибалась природа, продолжали умирать на операционных столах под “ножами” хирургов в результате их неосторожности или незнания…

Из-за перегородки в зал шагнула молодая женщина, высокая, гибкая, с лицом строгим, настороженным, на котором выделялись твердые, властные губы. Взгляд ее синих глаз сказал Наумову, что он имеет дело с натурой сильной и целеустремленной.

“Такая не станет ни плакать, ни жаловаться…” - подумал он с мрачным удовлетворением.

– Здравствуйте, Валентин.

Голос у вошедшей был глубокого баритонального оттенка, который называют грудным, такой же красивый и уверенный, как и весь ее облик.

– Здравствуйте, Лидия, - ответил он, вставая навстречу. - Я не ошибся? Садитесь, прошу вас.

Изотова посмотрела на видеом, губы ее дрогнули.

– Он?

– Да, - кивнул Наумов, - слева.

Лидия едва заметно усмехнулась, Наумов понял: кому, как не ей. знать, с какой стороны лежит ее муж.

Они сели. Лидия еще с минуту смотрела на видеом, потом повернулась к главному врачу медцентра.

–Я знаю - вы один из лучших нейрохирургов Земли…

Наумов сделал протестующий жест, но Лидия этого не заметила.

– Не надо меня успокаивать, прошу ответить прямо: есть надежда? Есть ли надежда, что Сережа будет жить?

Наумов с трудом выдержал прямой синий взгляд, сделал паузу.

– Разрешите, прежде чем ответить, задать, в свою очередь, несколько вопросов? Первый: как давно вы не… живете с Сергеем?

Она нахмурилась, прикусила губу.

– Это необходимо для лечения? - Ирония еле заметна, но она есть.

– Да, - как можно тверже ответил он.

– Я не живу с Сергеем почти три года.

– И…

– Я люблю его.

Она произнесла последние слова так просто и естественно, что Наумов не мог не поверить ей. Но… любовь - и три года вдали друг от друга?

– В чем же причина вашей ссоры?

– Он спортсмен… - Заметив удивление в глазах Наумова, она заторопилась. - Он спортсмен во всем: в работе, в увлечении… в жизни. Он ни в чем не хотел быть вторым, и в семье тоже.

– Понятно. И вы не встречались с ним… потом?

– Встречались. Потом он ушел к Юпитеру… Послушайте, ну это же неважно, понимаете?! - В глазах ее плеснулись боль и гнев. - Мы были нужны друг другу, независимо от… Я люблю его, разве этого мало? И хочу знать, он будет жить?! Именно таким, каким я его знала?

Наумов невольно посмотрел на видеом, но тот уже погас: программа процедур закончилась.

– Знаете, Лидия, положение осложнилось. Изотов и Пановский попали не под простой лучевой удар, а под удар информационный. Ну, вы, наверное, уже слышали новость об открытии цивилизации на Юпитере. Так вот, юпитериане послали в космос мощный импульс, содержащий некую закодированную информацию, и, оказавшись на пути луча, Изотов… оба “поймали” импульс на себя, и информация “записалась” у них в мозгу почти на всех уровнях памяти. Мозг теперь заблокирован чужеродной информацией и разблокировать его мы… пока не в состоянии.

– Но ведь вылечивается же синдром Пальтса - болезнь мозга от переизбытка знаний?

– Это абсолютно другой случай, так сказать, “космический” синдром, шок от переизбытка сверхинформации, причем закодированной. неизвестным образом. И тут есть одна сложность… - Наумов помолчал, обдумывая, как бы смягчить объяснение, но так и не придумал. - Сложность в том, что мы еще сами не разобрались, какие центры и уровни памяти “забиты” ненужным знанием. Может случиться, что в результате операции сотрутся те виды памяти, которые заведуют механизмами памяти наследственной, то есть сотрется “я” Сергея Изотова. Это страшнее смерти.

– Не знаю, - покачала головой Лидия. - Что может быть страшней его смерти?

“Ты права, - подумал Наумов, - но что я могу сказать тебе в ответ? Кто-то заметил: “Если не знаешь, что сказать, говори правду”. Иногда жестокость - единственное выражение доброты”.

– Извините, что я так… сразу. Ведь все может закончиться хорошо.

– Спасибо. - Лидия встала, не поднимая глаз. - Я верю вам, верю, что вы сделаете все, чтобы спасти его…

Она попрощалась и вышла.

“Его!… Эгоизм в самом чистом виде! О том, другом, товарище ее мужа, она даже и не вспомнила, все заслонил любимый… Самый слепой из эгоизмов - эгоизм любви! Черт возьми, мне-то от этого не легче! Лгать другим мы разучились, и продолжаем лгать себе, испытывая при этом величайшее наслаждение! Как врач, специалист, я не верю в их излечение, но как человек, я надеюсь. А многое ли сделаешь, имея надежду и не имея уверенности?”

– Нас вызывает Ленинград, - сказал Старченко. - Экспертный отдел Академии медицины.

Наумов кивнул задумавшись. Красные огни индикаторов на пульте казались шипами, царапающими незащищенное тело.

В четырнадцать часов дня кабинет быстро заполнился светилами медицины Земли и представителями Академии наук, причем “живых” людей было от силы пять-шесть человек, большинство присутствовало через видеомы, хотя по внешнему виду невозможно было отличить видеопризрак от реального человека.

– Мозг человека способен вместить все знания, накопленные опытом нашей цивилизации, - продолжал молодой врач. - А у Пановского и Изотова заблокированы чуть ли не все уровни памяти, сознание и подсознание. Так что запас чужой информации, “забившей” даже инстинкты, огромен.

Среди общего оживления Зимин остался бесстрастен и холоден, он изучал Старченко.

– Существует ли возможность “считывания” этой информации?

Старченко замялся и оглянулся на главного.

“Этого следовало ожидать, - подумал Наумов. - Было бы странно, если бы кто-нибудь не задал этого вопроса. Что ему ответить? Что я уже думал над этим? И не пришел ни к какому выводу?…”

– Теоретически существует, - ответил Старченко. - Но на практике последние пятьдесят лет никто с этим не сталкивался, потому что случай этот особого рода. Понимаете… - Он помолчал. - Существует метод так называемой психоинтеллектуальной генерации, основанной на перекачке криптогнозы, то есть информации, осевшей в глубинах неосознанной психики, из сферы подсознания в сферу сознания. Но, во-первых, этот метод применялся всего один раз и нет доказательств, что он себя оправдал, а во-вторых, может оказаться, что мы сотрем психоматрицу субъекта, а для моих пациентов это равносильно смерти.