У нее в наушниках раздался треск, Селтон подала знак водителю, и вездеход тронулся в путь. На неровной местности «фарго» тут же начал немилосердно трястись и крениться, словно все его огромные шины разом спустились.

— Всех очень интересует Центральный Блок, — произнес Фальк.

Селтон взглянула на него, но он не смог уловить как — нервно или жалостливо.

— Холодная война, Фальк, была холодной около трехсот лет назад. По мере того как мы продвигаемся вперед и расширяем свои границы, становится все горячее и горячее. Глубокий космос вытягивает из войны все тепло наружу. Мы были поблизости, когда она началась, расколов единый мир, и тем не менее она началась как холодная. На данный момент она, скорее, приближается к смертельной жаре.

— Поэтично. Можно я буду цитировать вас?

— Разумеется. Фальк, мы так далеки друг от друга. Буквально. ОО, Блок, китайцы… Всем хватает места, чтобы дышать и продолжать развитие. Никто больше на наступает другому на пятки. Никто не ведет себя как неуживчивый сосед. Нет причин для войны, холодной или какой-либо другой.

— Но согласитесь, — возразил Фальк, — если бы мы вдруг нашли причину, это был бы опасный конфликт.

— Очень опасный. — Селтон резко вздернула брови. — Но на Восемьдесят Шестом не та ситуация. Это местный конфликт в рамках Поселения, конфликт с недовольными полувоенными отрядами.

— А откуда они берут оружие? — спросила девушка в зеленой ветровке.

Ей выделили откидное место за Фальком. До этого Фальку и в голову не приходило, что она тоже слушает.

Селтон что-то ответила, затем повернулась, чтобы свериться с дисплеем, куда выводилась информация относительно окружающей местности.

— Что она сказала? — переспросила девушка сквозь грохот двигателей.

— По-моему, она сказала: «Это несущественно».

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Недалеко от Майтэ-Сандз, на открытом отрезке местности, «фарго» поднялись на своих подвесках и пошли «длинноногими», как выразился Лукас. При задранном корпусе и раздвинутом шасси вес распределялся более равномерно, колебания гасились лучше, и увеличенная опорная поверхность добавляла устойчивости. Трясти стало заметно меньше.

Через запыленное боковое окно Фальк наблюдал, как сбоку от них в клубах пыли, похожих на хлопья пены, поднятой подвижными смарткартами, разворачивается панорама каменистой местности, заросшей невысоким кустарником. Их обгоняли легкие и быстрые машины. Солнечный свет вспыхивал, отражаясь от лысой вершины горы внушительных размеров.

Горы, будто серая казарменная стена, неприветливо вздымались к западу от них. В течение часа их накрыло тучами, и все стало тягучим, как при замедленной съемке: тучи клубились, солнце иногда разрывало их, но тучи быстро затягивали раны.

Через общую коммуникационную систему Селтон обратила внимание участников поездки на пару крупных редких животных, которые паслись на равнине, но Фальк не успел вовремя посмотреть в окно, и ему удалось увидеть только солнечные зайчики.

Сидеть было неудобно: жесткое сиденье передавало любой удар или вибрацию его заднице. Обе ее половинки уже начали болеть.

Девушка в зеленой ветровке что-то писала в блокноте с зажимом.

— Это ваша первая командировка? — спросил он ее, пытаясь перевести разговор в другое русло.

— Тридцать первая.

Фальк недоуменно взглянул на нее.

— Мы что, играем в «ответь-на-заданный-вопрос-ответом-на-другой»? — поинтересовался он.

— Я с вами ни во что не играю. — Девушка вновь углубилась в работу.

— Чем больше я общаюсь с вами, тем сильнее у меня ощущение, что вот именно сейчас вы настоящая.

Она снова посмотрела на него. Он считал себя непробиваемым, но презрение в ее взгляде задело.

— У меня жуткое ощущение, — произнесла она, — что однажды вам кто-то сказал, будто вы милашка, а вы и поверили.

Городок Маблхэд был основан лет пятьдесят назад, и жили там горняки. Первыми поселенцами, по словам Селтон, стали в основном китайцы и португальцы, но их присутствие постепенно сходило на нет по мере того, как город развивался. Городок специализировался на добыче руды для строительной отрасли, по большей части голубого металлического концентрата для промышленного производства бетонных смесей, но также добывались и горные породы для облицовки и внутренней отделки домов, в основном использовавшиеся при строительстве Шейвертона.

На ранней стадии конфликта Маблхэд стал одним из очагов напряженности. ВУАП ограничило возможности сообщения, и производство сократилось. За последние девять месяцев куда-то исчезла б о льшая часть населения.

Селтон проинформировала их, что, согласно программе, они должны встретиться с передовой патрульной группой, провести оценку уровня безопасности и убраться отсюда до темноты.

В окрестностях города дорожное покрытие стало твердым, вездеходы опустились и пошли в «низком» режиме. Сопровождавшие их «олл-уейз» держались поблизости. Один пронесся вперед, разведывая обстановку.

— Не отходите далеко, — приказала Селтон в свой микрофон. «Олл-уейзы» сбросили скорость. — Полномочия по применению оружия остаются в силе. Начинайте стандартную развертку и целенаправленный забор проб.

Откуда-то сверху над ними послышался приводящий в замешательство шум мотора. Самонаводящаяся пушка на крыше кабины «фарго» начала вращаться в поисках цели.

Они въехали на длинный серпантин дороги, вившийся по краю долины, постепенно спускаясь к городским окраинам. Городок выглядел непривлекательно — грязный и мертвый, ряды безобразных бараков, кое-как возведенных на пустоши, чтобы дать крышу над головой временным рабочим. Закрытые ставнями окна заколочены досками и сверху прикрыты грязной сеткой с пятнами от солнечного света. На стенах — граффити совершенно непотребного вида, оставленные скучающей, праздной выселенной городской молодежью, безработными мигрантами, не нашедшими работу горняками. В восточной части города земля была изрезана огромными шрамами открытых шахт и карьеров, лунные ландшафты «ям» со ступенчатыми стенками напоминали негатив, созданный путем вдавливания в мягкую глину перевернутых вниз вершиной зиккуратов. Каждая такая «яма» была достаточно большой, чтобы туда поместился городок. Отработанная руда и горнодобывающее оборудование образовывали новые «горы». Ржавый оранжевый огромный экскаватор, старые гусеницы и приземистый транспортер придавали местности вид детской песочницы, из которой убежали, испугавшись дождя, детишки. Карьеры были заброшены еще больше: только их стенки, выскобленные до светлых зернистых скальных пород, белели, как обнаженные кости.

На севере расположились автоматизированные заводы, рекреационные предприятия и безобразные с функциональной точки зрения печи с форсированной тягой для переработки побочного продукта. Вдоль этих непрезентабельных строений тянулись погрузочные платформы и обширные транспортные парки, где угрюмо дремали укрытые от непогоды приземистые роудлайнеры, сон которых уже почти два года никто не нарушал.

— Восхитительный вид, — заметил Фальк.

— Я рассчитывал, что можно будет погреться на солнышке, — отозвался Лукас.

Добравшись до городской окраины, они прошли дальше по дороге, минуя трое или даже больше широко распахнутых проволочных ворот, у которых, похоже, было единственное назначение — скульптурное украшение. Вдоль всей дороги то тут, то там виднелись топливные цистерны, утяжеленные бетонными болванками, и другой сваленный в кучи мусор: столбы для ограды, вывески, указатели — все, что могло создать полосу препятствий и заставить любое более или менее габаритное транспортное средство сбросить скорость. Их конвой на небольшой скорости обошел эти препятствия.

— Где все? — спросил Жано, озираясь по сторонам и записывая в блокнот свои наблюдения.

— Сейчас комендантский час, — ответила Селтон, по-прежнему следя за мониторами.

— Дело уже к обеду, — заметила девушка в зеленой ветровке.