У нее в штате был один сотрудник, который в последнее время активизировал свою деятельность, и она узнала от третьих лиц, что его другое предприятие по обороту капитала превосходило ее собственное. Она почувствовала опасность. «А что если Юрий Анатольевич (так звали этого сотрудника) освоился и вышел на свои старые связи? Тогда он может быть…» – она почувствовала, как сердце забилось быстрее, холодный пот покрыл ладони, и ее как током пронзила мысль о заговоре против нее.

Лиля не знала, что до истории с покушением на Андрея Степановича Сергей вернулся к своему привычному занятию быть посредником, и работал на фирме у своего знакомого, у которой были договора с предприятием Лилечки. И вот однажды Сергей приехал по делам на старое место работы, откуда его уволила Лилечка, и встретил там своего бывшего сотрудника Юрия Анатольевича. Они долго проговорили в тот день, и Сергей узнал все про жизнь Лилечки. Ему стало отвратительно на душе, когда он услышал, что она втюрилась в какого-то профессора и совсем не занимается делами.

Этот Юрий был тертый калач. Он сразу сообразил, что Сергея можно использовать в его далеко идущих планах, о которых он вскользь ему намекнул. Он даже подсказал ему, что как-то Лилечка проговорилась что хочет продать квартиру, и тогда в голове Сергея начал созревать план, который единственно в чем был ему понятен – надо отомстить Лилечке. Юрий в делах бизнеса был докой – он почувствовал, что этому Сергею что-то надо, и когда тот подвыпил, рассказал:

– Понимаешь! Твоя Лиля баба хорошая, но дура, она заходит раз в месяц и в бухгалтерию не заглядывает. Была аудиторская и обнаружили всю левую… Ты понимаешь. Ну в общем, я подумал – не буду на нее пахать. У меня свое дело, деньги есть… – тут он задумался, не лишнее ли говорит. Сергей тем временем прикидывал, что ему делать. В этот момент вся злость сконцентрировалась вокруг одной мысли – отомстить. Дальше разговор был намеками, и Сергей понял, что этому Юрию мешает Лилечка …

– Ты бы видел этого профессора. Худой, интеллигент… – и на языке пьяного прозвучала вся ненависть к интеллигентам, этим профессорам, которые еще наших баб уводят.

Расстались заполночь, и Сергей поехал к Ире, которая его принимала в любом виде. А на следующий день произошло то, что известно… Как это случилось, Сергей толком не помнил, только у Иры он еще добавил, и потом уже вообще не соображал ничего…

Сейчас в камере с ним сидел мужчина лет сорока, и рассказал про свое:

– Зарезал жену по пьяни, и вот мотать теперь бог знает сколько. Житуха не сахар на нарах, а все накормят. Мыкался на свободе от бутылки до бутылки, а она еще задумала хахиля завесть, ну вот я ее и прикончил. Не помню, правда, бухой был…

Сергей слушал его, а сам думал о своем: «Зря, наверно, этого профессора прикончил». В первые дни он не знал, что «профессор» выживет, и уже махнул рукой на себя. «Пропал, пропал…», – думал он…

Глава 21.

Жизни всех людей проходят одновременно – наш мысленный взор не может их все объять, от этого жизнь вообще очень запутанная, и никто не может сразу видеть ее во всех проявлениях, и каждый замыкается мысленным взором на что-то конкретное, отсекая все лишнее, мешающее сосредоточиться на чем-то, и чаще всего каждый замыкается на каком-то отрезке жизни на свои проблемы, выбирая самую важную. Так и Лилечка для себя понимала, что надвигается мрачная полоса, но это лежало глубоко, и нельзя было об этом знать что-то.

Здоровье Андрея Степановича шло на поправку. Он каждый день совершал с Лилечкой прогулки. Один он опасался появляться на улице, а с Лилечкой он чувствовал себя защищенным, как с мамой. Как будто в его жизни все повторялось.

Встреча с Галей откладывалась под разными предлогами, да и сам Андрей Степанович как будто об этом забыл, а Лилечка не напоминала. Время шло, и Андрей Степанович вообще не вспоминал о том, что хотел увидеться с этой Галиной Сергеевной. И вот однажды раздался звонок. Лилечка взяла трубку и услышала взволнованный голос Галины Сергеевны:

– Извините за беспокойство, но следствие идет к концу, и моему Сергею грозит срок. Я бы хотела увидеться с Андреем Степановичем. Чтобы он как-то вошел в его положение… – Лилечка молча слушала.

– Я передам вашу просьбу, – и она повесила трубку. «Этого еще не хватало, чтобы Андрей хлопотал об этом мерзавце. Разве не достаточно того, что он следователя попросил, чтобы ему смягчили наказание», – подумала Лилечка, и опять странная мысль, а почему какая-то Галина считает, что надо «входить в его положение»…

– Что там, Лиля? – услышала она спокойный голос Андрея Степановича.

– Ничего серьезного, – ответила Лилечка, в который раз мучаясь ревностью и ложью. Она ревновала непроизвольно, подсознательно чувствуя, что тут не все так просто.

Сомнения нас покидают и не тормозят жизнь, которая плавно продолжает свой бег в неизвестность, но это естественный ход ее, и мы ему подчиняемся, и не раздумывая идем навстречу будущему, в котором мы себя видим другими, и кажется, что все еще возможно, не исправить, а сделать лучше. В такие мгновения прошлое осознается как свершившееся единственно возможным способом, но однажды наступает минута, когда, оглядываясь на прошлое, обнаруживаешь в своей душе бесконечный источник возможностей проживать свою жизнь в соответствии со своими мыслями, и предчувствуешь перемены, и именно тогда всякие сомнения устраняются. Такое случилось с Андреем Степановичем.

– Лиля! Я не буду встречаться с этой женщиной. Давай забудем эту историю. Я знаю, что это произойдет не сразу, но мы не должны свою жизнь тратить на преодоление каких-то непонятных эмоций, – он замолчал, чувствуя, что еще очень далеко до того момента, когда все, о чем он говорит так уверенно, осуществится. – Давай постараемся это сделать… – он замолчал.

Как только эти слова дошли до сознания Лилечки, как будто что-то рухнуло, лопнуло, что тормозило ее жизнь в последнее время. Она почувствовала такой прилив сил, что стала дышать глубже, как будто ощущая вкус воздуха, который, ей казалось, обжигал ноздри непонятно откуда взявшейся свежестью. Она почувствовала себя счастливой и свободной от бремени вдруг свалившегося с ее плеч, она начинала жить заново, и от глубины чувства она как будто на какое-то мгновение потеряла дар речи и молчала.

То же самое испытывал Андрей Степанович, понимая что страх перед своим прошлым, страх делать выбор, принимать решение, куда-то ушел, и он смотрел в никуда, испытывая чувство путешественника отдыхающего после долгой дороги. Долгую дорогу проходила его мысль, напрягая силы души, которая по прежнему не могла оценить прошлое, которое беспокоило Андрея Степановича нелепостью его поведения тогда, невозможностью решить сейчас для себя трудную задачу отношения к нему, к прошлому, от которого он сейчас прятался, испытывая чувства неопределенные, но которые не давали ему никогда покоя, напоминая о себе, и всегда что-то больно кололо его сердце, когда он вспоминал свою романтическую любовь, которая так его обманула тогда, что он долго не мог себе сказать тех единственно подходящих для этой ситуации слов, что он тогда ее обманул САМ своей нерешительностью и страхом перед мамой, любовь к которой всегда была высшим мерилом его отношений с людьми.

И только теперь многое объяснило ситуацию далекого прошлого, вдруг так о себе напомнившего этой историей с Сергеем. Андрей Степанович не находил в душе никаких чувств к этому человеку, человеку родному, но чужому, и долго чувство неопределенности своего отношения к этой ситуации не давало ему спокойно жить в последнее время. И вот теперь он испытывал чувства человека освободившегося от тяжелой ноши, мешавшей нму жить дальше не испытывая угрызений совести.

Когда он себе сказал, что он не хочет в этой истории копаться, когда он как будто окончательно отказывался от мысли принять участие в судьбе этого человека, который и по его, Андрея Степановича, вине жил в условиях, не способствующих развитию его лучших сторон, – ведь Андрей Степанович думал, что если бы этот Сергей воспитывался в других обстоятельствах, такого бы с ним не случилось. На этом заблуждении Андрея Степановича и прорастал его стыд и страх перед случившимся, которые как бы ему напоминали о его причастности к произошедшему. А это было далеко от той правды, которая скрыта в жизни, в ее поворотах, и наши объяснения и наши переживания связаны не с жизнью и ее законами, а с нашими собственными представлениями о ней, которые очень далеки от той правды, которая скрыта глубоко, и есть она или нет ее?