Поэтому, когда за Агриппиной прислали из дома Микульчиных, она с трудом выкроила время, чтобы нанести им визит. Но пошла потому, что Анна Владимировна всегда была щедра к ней.

Встретив знахарку на пороге, Микульчина заговорила о больном зубе дочери, но Агриппина с первого взгляда поняла, что дело тут вовсе не в этом. Нет, не зуб лишил покоя эту хорошенькую девушку с пылающими щеками.

— Матушка, вы нас оставьте одних, — попросила Агриппина хозяйку, и Анна Владимировна без возражений подчинилась.

Этой женщине Микульчина доверяла, ведь ей и самой не раз доводилось делиться с Агриппиной секретами, которым, не дай Бог, дойти до чужих ушей. Один раз даже от нежелательной беременности пришлось избавляться. Сергей Васильевич, к счастью, так ничего и не заподозрил…

Когда мать вышла из комнаты, Саша принялась разглядывать ворожею с некоторым недоверием: обыкновенная тетка, нескладная, тощая, в какой-то нелепой шляпке. По виду — типичная старая дева. Неужели она способна читать человеческие души? Трудно поверить.

Но, заговорив, Агриппина тут же озадачила девушку.

— Любовь — вот ваша зубная боль, Александра Сергеевна, — без усмешки сказала ворожея.

Сашенька так и отпрянула.

— Откуда вы знаете?

— Милая вы моя! Скольких я девиц и замужних дам лечила от этой болезни, и не пересчитать.

Поднявшись, Саша нервно прохаживалась по комнате, то сжимая, то разжимая руки. Она упорно избегала смотреть Агриппине в лицо. Сашеньке не верилось, что та может видеть ее насквозь и при этом не осуждать. Более того, скользнув по ней взглядом, девушка увидела, что эта загадочная женщина смотрит на нее устало и понимающе.

Агриппина попросила девушку сесть рядом и взяла ее руку. Пальцы у ворожеи оказались неожиданно тонкими, чуткими, как у пианистки. Прикрыв глаза, она чуть наклонила голову вправо, будто прислушивалась к тому, что было скрыто от обычных людей.

— Двое мужчин, — тихо произнесла Агриппина. — К одному тянется душа, к другому тело.

Сашенька даже зажмурилась от стыда, но ворожея произносила слова так бесстрастно, что девушка снова расслабилась.

— Тот, что постарше, любит вас, Александра Сергеевна. Только больно страшится своей любви. Что-то темное у него связано с этим чувством. — Она немного помолчала, будто прислушиваясь, потом уверенно добавила: — Схоронил он свою любовь. Больше у вас, матушка, нет соперниц.

— Соперниц? — удивилась Сашенька. — Да его жена и не была мне соперницей.

— Но могла быть, если б жива осталась. Ведь этот человек в любом случае полюбил бы вас, если б встретил. Только встретиться вряд ли суждено было бы. — Агриппина протяжно вздохнула.

«Переживает она, что ли, за каждого, кому судьбу говорит? — не поверила Саша. — Так ведь изведешься, пожалуй».

Агриппина между тем продолжила:

— А у молодого сердце холодное. Страсти вспыхивают в нем внезапно, а гаснут еще быстрее. Но если зацепит его обида, он может и отомстить.

— У меня пропало одно письмо, — с трудом выговорила Сашенька, опустив голову, хотя Агриппина по-прежнему сидела с закрытыми глазами. — Это очень… личное письмо. Но я не успела его передать…

— Ночью, — перебила ее ворожея. — Он прокрался в ваш дом ночью. Надеялся, что все уже спят… И вы тоже.

Сашенька воскликнула в ужасе:

— Он намеревался овладеть мною сонной?!

— Да уж всяко проснулись бы, поди… Только когда он приблизился к вашей двери, увидел, что свеча горит и вы не спите. Так и стоял за дверью, пока вы писали.

— И видел, куда я спрятала это письмо.

— Какой-то ящик…

Подскочив, девушка прошептала:

— Комод! Да кто же это был? Скажите мне, Бога ради! Скажите скорее!

Агриппина настойчиво схватила ее за руку:

— Он высок, красив, у него густые волосы, он… молод…

— Дмитрий! — Саша упала на стул.

— Имени не скажу, врать не буду. Но пробрался он в ваш дом, одержимый желанием овладеть вами.

— О Боже! — Сашенька зажмурилась от стыда.

Открыв глаза, Агриппина сочувственно улыбнулась и выпустила ее руку.

— Так ведь вы и призывали его, Александра Сергеевна.

— Я? Призывала? Да что вы такое говорите?

— Разве не с ним вы проводили время во снах, предаваясь самым смелым ласкам? Вам хотелось, чтобы то же самое повторилось наяву, и молодой человек распознал ваш зов.

— Не может быть, — прошептала Сашенька растерянно.

— Милая вы моя, чего только не бывает в жизни.

Саша бросилась к ней.

— А что теперь? Что он собирается сделать с этим письмом?

Опять сжав ее руку, Агриппина погрузилась в себя.

— Что сделает — пока трудно сказать. Но сейчас я чувствую в его душе настоящую бурю. Он гневается на вас.

— Гневается…

Голос гадалки набирал мощь, в нем звенела пугающая Сашеньку сила.

— Его душа жаждет мести! Хотя он не до конца понимает, что именно вы в своем письме описывали! — Внезапно она успокоилась. — Но вы можете не волноваться. Он сжег его.

— Сжег? — Саша едва не запрыгала от радости.

Агриппина подтвердила:

— В сердцах швырнул его в камин, а после-то опомнился, бросился доставать. Только поздно уж было. Бумага, она ведь сразу вспыхивает.

Обмякнув, Саша простонала в изнеможении:

— Сжег… Спасибо тебе, Господи!

— Да только в память его все как есть впечаталось. И вам он, голубушка, этого не забудет.

— Да пускай помнит, — отмахнулась Сашенька. — Лишь бы не опозорил на весь свет. С него станется.

— А как же ваша страсть к нему? — хитро прищурилась Агриппина.

— О, это сейчас не главное.

Испустив очередной вздох, кудесница покачала головой.

— Вот прямехонько сейчас оно, может, и не главное. Потому как вы больше из-за неосторожности своей беспокоились. А когда волнение уляжется, опять любовная тоска начнется. Она вас так просто не оставит… Вам, голубушка, поскорее нужно выбор сделать, а то изведете себя вконец.

— Выбор? — пролепетала Саша. — Какой выбор?

— Да между двумя мужчинами. Какой же еще?

Издав нервный смешок, Сашенька отошла к окну, отвернулась, чтобы спрятать лицо.

— Да разве нужно выбор делать? Ни один меня пока замуж не звал.

— А который, вы хотите, чтоб позвал? Я ведь подсобить могу в этом деле…

«Который?» — Саша неожиданно задумалась об этом всерьез. С Дмитрием жизнь будет как на вулкане. Сегодня страсть, завтра ревность, послезавтра ненависть… И так по кругу. А с Михаилом Антоновичем ее ждет светлая дружба, спокойная уверенность в своем счастье, но…

«Через десять лет он ведь стариком сделается, а я еще молода буду, — тоскливо подумала она. — Что ж это за жизнь тогда? Любовников заводить — это не по мне. Совесть не позволит. Да и его несчастным делать, в посмешище превращать… Как это можно?»

Тогда Агриппина с пониманием проговорила:

— Что, ни один не хорош? Может, кого третьего подождать?

— Все такие пустозвоны! — вырвалось у Саши. — Пока эти двое не появились, и влюбиться не в кого было. Гусару, что ли, мне сердце отдавать?

— Нет, гусары не для такой девушки, как вы, — заключила ворожея.

Саша невольно потупилась.

— Да какая же я, по-вашему, девушка?

— В вас порода чувствуется. И умная вы, и красивая, и чувствуете глубоко, переживаете вон как! Да и страстностью не обделены. Вам муж такой нужен, чтобы и на руках носил, и страдать не заставлял.

— Тогда… — Она чуть не произнесла имя, но во время спохватилась. — Ну, тот… постарше. Да только…

— Горячей крови своей опасаетесь? — Агриппина оглянулась на дверь. — Я вам по секрету скажу, Александра Сергеевна, в семейной жизни кровь завсегда холодеет. Хоть и по страсти замуж выйдете, все одно через десяток лет вас к мужу тянуть не будет, как в первые ночи. Правда, если неумелый попадется, так и в первую ночь всю охотку отобьет.

«А можно ли назвать Дмитрия умелым? — впервые задумалась Сашенька. — Что я знаю о нем? Добр ли он? Умен ли? Ничего этого я не поняла из наших встреч. Я даже не могу сказать, интересно ли мне будет разговаривать с ним. Какие книги он любит? Понимает ли музыку? Об Орлове я могу с уверенностью ответить на каждый из этих вопросов. Но Оленин… Я не знаю ничего, кроме того что он просто свел меня с ума!»