— Продолжайте, господа. Надеюсь, вы понимаете, что в вопросе о моей жизни и смерти у меня, по крайней мере, имеется хотя бы совещательный голос.

— Она права, — снова пошевелил бровями Тауберг. — И имеет полное право знать, что мы намерены предпринять в сей ситуации.

— Вот именно, — поддакнула Таубергу Полина. — Благодарю вас, Иван Федорович. Вот вы — настоящий друг.

Тауберг хмыкнул и взглянул на Сергея, успевшего отвести взгляд в сторону.

— Хорошо, — буркнул он. — Итак, Иван, что мы имеем? А мы имеем раненого агента частного сыскного предприятия, коему было поручено разыскать Полину Львовну, а затем, как он сам выразился, составить о ней мнение. Ежели девушка поведения достойного — некий ее богатый родственник отпишет ей состояние. Ежели же госпожа Сеславина поведения дурного — сей господин, оставит ей шиш с маслом. Потом владелец сыскного агентства поручил своим агентам охранять Полину Львовну, в результате чего два агента погибли, а третий получил тяжелые ранения. По его мнению, убийца или организатор покушений на Полину вхож в мой дом или даже в числе моих друзей. Вот почему я подозреваю Болховского.

— Бориса Сергеевича? — вскинулась Полина. — Не может быть!

— А твоя тетушка с вывертами? Она не могла подсыпать яду в чашку Полины Львовны? Сдуру.

— Нет, что ты. Она ведь как сестра моей maman, а мне — тетка. И далеко не сумасшедшая. Да и с Болховским она не связана никоим образом.

— А этот богач, что о нем известно?

— Только то, что он стар, болен и живет в Петербурге.

— А ты не спросил Полину Львовну...

— Точно! — хлопнул себя по лбу Сергей. — Ты всегда зришь в корень.

Всеволожский и Тауберг повернулись к Полине.

— Скажи... те, Полина Львовна, — заметно волнуясь, произнес Сергей, — как девичья фамилия вашей матери?

— Лопухина, — просто ответила Полина.

— Что? — в необычайной ажитации хором воскликнули Всеволожский и Тауберг.

— Мою матушку звали Мария Валериановна Лопухина, — тоном учителя, сообщающего ученикам урок, произнесла Полина.

Тауберг и Всеволожский потрясенно переглянулись.

— Матерь Божия, значит, ты — внучка генерал-аншефа, сенатора Валериана Тимофеевича Лопухина! — откинулся в креслах Сергей. — А он и есть тот самый большой человек, приготовивший духовную и поручивший надворному советнику Штальбауму найти тебя и собрать о тебе сведения... Это значит, — слова давались Сергею с трудом, — что...

— ...Болховской ни при чем, — продолжил Тауберг.

— ... а в твоей гибели может быть заинтересован один твой симпатичный родственничек по прозванию Кандид, то бишь Самарцев, являющийся, как известно, племянником Валериана Тимофеевича по линии его покойной супруги. Наш... фронтовой товарищ...

Тяжелое молчание повисло в комнате. Сергей тяжело вздохнул, глянул потемнелым взглядом на Тауберга:

— Что же, теперь все встало на свои места. А я-то, дурак, думал на Бориса...

— Но Степка... Самарцев... — отозвался Тауберг, — час от часу не легче!

— А может, ты опять ошибаешься? — попробовала вмешаться в разговор мужчин Полина. — Степан Яковлевич такой милый человек...

— На сей раз — нет.

— Вы тоже так полагаете? — посмотрела она в сторону Тауберга.

Иван помолчал и с трудом заставил себя кивнуть.

— Но у вас же нет никаких неоспоримых доказательств! — воскликнула девушка.

— К сожалению, — согласился Сергей.

— Тогда надо их добыть, — тихо проговорил Тауберг.

— Что ты хочешь этим сказать? — переспросил Сергей.

— Нам надобно его уличить, — ответил Иван. — А посему следует создать ситуацию, в которой у Кандида опять появилось бы искушение... избавиться от Полины Львовны.

— Нет, — твердо сказал Сергей.

— Да, — не менее твердо промолвила Полина.

Сергей с негодованием посмотрел на нее.

— Ты что, не понимаешь, что тебя опять попытаются убить?

— Прекрасно понимаю, — решительно вздернула подбородок Полина. — Но меня пытались убить и до этого. И знаешь, я уже как-то попривыкла.

Тауберг вскинул белесые брови и хмыкнул, уважительно посмотрев на Полину.

— Ты с ума сошла, ты...

— А кроме того, — не дала договорить Сергею Полина, — мне уже надоели эти покушения. Право, досадно! Пора покончить с этим раз и навсегда.

— Ладно, Иван, что ты предлагаешь?

— Когда ты хочешь объявить о своей помолвке с Полиной Львовной? — начал Тауберг.

— В октябре матушка обычно дает бал. Вот на нем и...

— Не бал, — поправил его Тауберг, — маскарад.

— Но это еще более опасно! — похолодел Сергей.

— Это быстрее подтолкнет Кандида к действиям. После того как ты объявишь о своей помолвке, он поймет, что это его последний шанс. Не беспокойся, мы глаз не сведем с Полины Львовны, — пообещал Тауберг.

— Это само собой, — раздумчиво произнес Сергей. — Значит, мы возвращаемся в Москву. Я собираю вас всех, то есть тебя, Пана и Кандида, и говорю вам о намерении объявить бал...

— Маскарад, — снова поправил его Тауберг.

— Хорошо, маскарад, — согласился Сергей, — где я, мол, сообщу свету о своей помолвке. А потом я попрошу вас всех быть очень внимательными и приглядывать за Полиной, ибо опасаюсь нового покушения. А на балу...

— Маскараде, — снова поправил непробиваемый Тауберг.

— А на балу, — пропустил реплику друга мимо ушей, — сначала Пана, а потом и тебя, Иван, вдруг...

Сергей перешел на шепот, и три головы заговорщически сблизились.

22

Князь Сергей по приезде в Москву первым делом поднялся в будуар к матушке и сообщил о том, что «милая Полина Львовна благосклонно приняла мое предложение руки и сердца», и поинтересовался, будет ли дано на сей союз ее родительское благословение? Благословение было им получено немедленно.

Дальнейшая беседа оказалась короткой, но содержательной. Как и месяц назад, говорил по большей части Сергей, а княгиня, если и успевала вставить в его речь словечко-другое, то преимущественно нечто вроде: «Ах, как ты прав», «Я так давно об этом мечтала» и, конечно, свое любимое — «Весьма, весьма достойно».

Когда Сергей, попрощавшись, вышел из будуара, княгиня Марья Тимофеевна залилась слезами умиления и благодарности Всевышнему за благостную весть, а губы ее прошептали:

— Ах, Михаил Сергеевич, друг любезный, как жаль, что не дожил ты до сего радостного дня. Какой милый вырос мальчик! Слава, слава тебе Господи...

На другой день любой грамотей, развернув «Московские ведомости», в разделе хроники жизни города мог прочитать уведомление следующего характера: «Княгиня Марья Тимофеевна Всеволожская имеет честь объявить о помолвке сына своего Сергея Михайловича с Полиной Львовной Сеславиной 19 числа Октября месяца сего года».

И зашумела первопрестольная. Кому досталась столь завидная партия? Из каких Сеславиных? Откуда вдруг появилась? А венчание-то когда? Так скоро? Что за спешка? Далее шу-шу-шу... или даже еще на полтона ниже и только на ушко. Ибо князь Сергей такая горячка, влепит пулю в лоб за длинный язык, да и друзья у него под стать — герои, победители!

Марья Тимофеевна с Варварой Апрониановной притомились, принимая любопытствующих визитеров. Полина старалась как можно меньше показываться на людях. А Сергей начал осуществлять план, рожденный в тихих стенах раздумьинской библиотеки.

Поутру князь послал нарочных с записками к друзьям, в коих писал, что ему необходима их помощь, и просил пожаловать в час пополудни в дом Всеволожских. Когда напольные часы аглицкой работы пробили час дня, дверь в библиотеку распахнулась, первым впустив князя Болховского.

— Здоров ли ты, друг мой? — поинтересовался он, крепко пожимая руку хозяину дома, будто и не было между ними никакой фронды. — Вся Москва только и говорит, что о твоей помолвке. А может, враки все?

— На сей раз молва тебя не обманула. Я действительно сделал предложение Полине Львовне, и она его благосклонно приняла, — улыбнулся другу Сергей, чувствуя себя виноватым перед столь искренним проявлением дружбы.