— То, что до замужества ты носила фамилию Долларт. И ты не взяла ее после развода. Тебе понравилась другая фамилия, Бринстед.

— Ну и что? — огрызнулась она. — Ну, не хотела возвращаться к девичьей фамилии, а Бринстед не хуже любой другой.

— В умении соображать тебе не откажешь, — ухмыльнулся Шейн, — но вот сейчас тебе придется поднапрячься. Каким образом Элен Бринстед была с Чарльзом Бортингом в «Сторк-клубе» в Нью-Йорке, где они были сфотографированы для воскресной «Миррор», в то время как ты была уже тут, в Майами?

— Откуда вы знаете про фотографии? — вяло спросила она.

Он похлопал себя по карману.

— Телеграмма. «Миррор», страница 14. И фото. И все подробности скандального развода. Две колонки. Эти две колонки были вырезаны из воскресной газеты, которая валялась на постели Лейси в его номере. Понятно, откуда вы взяли эту душещипательную историю, которая должна была меня сразить.

Элен глядела в пол остановившимися глазами.

— Все правильно, — наконец сказала она. — Но я обезумела от страха, мистер Шейн! Ведь любая минута, пока был жив Макс, могла стать последней в моей жизни! Вы должны это понять.

— Ничего я вам не должен.

— Вы должны мне верить.

— Трудно. Как сказал мой своевременно притихший друг Тим, кто раз солгал, тому веры уже нет.

По ее щекам катились слезы, лицо было искажено, и она не прятала его.

— Да, да, это была дурацкая затея со свадьбой и прочим, но я была в таком отчаянии! Лейси боялся выйти против Макса открыто… А что оставалось мне?

Она плакала так некрасиво, что можно было поверить ее искренности — хлюпала и сморкалась.

— Значит, когда со мной не прошел первый номер и я уклонился, а время не ждало, ты нашла другой выход. Подкараулила меня и прокралась ко мне в постель, надеясь, что, когда явится Макс, а явиться он, очевидно, должен был, мне придется или убить его, или выгораживать тебя, если убьешь ты. У меня по-прежнему не было повода убивать его. Тем более что он уже опустил пистолет. И тогда убила его ты. Как по писаному. Браво. А я тебя выгородил. На бис не надейся.

— Ох! — зарыдала она. — Клянусь, я не знала, что он может сюда явиться! Он выследил меня. Как вы можете говорить, что я планировала это!

— На суде так и скажут: запланированное убийство. Преднамеренное.

— Я ничего не планировала! Что бы вы ни думали обо мне, я ничего не планировала! Но когда Макс пришел и застал нас…

— Эта комедия уже сыграна и успеха не имела. Максу было плевать, в чьей ты постели. Уж это я понял сразу. Почему бы тебе не начать говорить правду для разнообразия? Хотя бы в некоторых вещах.

Ее тонкий платочек промок насквозь. Шейн бросил ей свой. Затем закурил, ожидая, пока она приведет себя в порядок.

— Для начала скажи, почему ты решила, что Макс убьет тебя? Чем ты ему так уж мешала?

— Он угрожал мне… Ну… У него был жуткий характер…

— Мало ли у кого жуткий характер. Если бы всех за это убивали… Ты вроде собралась говорить правду.

Она молчала.

— Тогда я скажу. Вы предали его — ты и Лейси. Узнав об этом, он сбежал из тюрьмы и последовал сюда за вами. Не так уж трудно было выдать его, как беглого преступника, но он мог на допросе расколоться и тем самым испортить вам с Лейси всю коммерцию. Это обстояло так, и только так.

Она всхлипнула, но плакать не стала, увидев окаменевшее лицо Шейна.

— Да. Примерно так. Но я не предавала Макса. Я хотела сохранить его долю до того времени, когда он выйдет из тюрьмы. Я хотела сказать ему это…

— Но он бы не поверил тебе, — с ехидным сочувствием сказал Шейн.

— Нет… Он не стал бы слушать!

— Почему бы это? — усмехнулся Шейн. — Похоже, что он слишком хорошо тебя знал, чтобы поверить в такую чушь. Но он вынужден был передать тебе свою часть квитанции, когда его посадили. Тюрьма — не лучшее место для хранения документов.

— Да, он велел сохранить это для него. Но я не знала, что это такое. Он только сказал, что это очень важная вещь.

— Где она теперь?

— Я не знаю. Ну… знаю, но не точно.

— Что ты с ней сделала?

Она вскочила на ноги, вся дрожа.

— Дайте мне что-нибудь выпить! Я вам все расскажу. Кому же еще? И Джим, и Макс умерли…

Шейн налил коньяку в рюмку Тима и подал ей. Тим лежал неподвижно, и лишь из тонких губ его через равные интервалы прорывалось хриплое дыхание.

Расплескав полрюмки, Элен одним глотком осушила остаток. Это придало ей уверенности, и она заговорила уже более ровным голосом:

— Я не знала, что означает этот кусок картонки. Макс собирался скоро выйти, но угодил под статью сроком от пяти до восьми лет. Я о нем не скучала, а про обрывок картона и не думала. Мне ничего не говорили эти цифры и буковки. Обещала хранить — и хранила. Его дела меня не касаются! Подальше — поспокойнее… Но вот недели две тому назад ко мне явился человек якобы от Макса. Сказал, что его зовут Гарри Хозмен и что я должна отдать ему этот кусок картона. А мне что. Я и отдала.

— И за сколько же? — спросил Шейн.

Она заморгала своими кукольными ресницами и наивно переспросила:

— Что?

— Сколько вы получили за это, мадам?

— С чего вы взяли…

— Не надоело кривляться? Ты не тот человек, чтобы даром отдавать такое. Так сколько ты содрала с этого Хозмена?

Ей удалось покраснеть, чему Шейн даже поаплодировал, сказав, что это здорово. После этого она, разозлясь, хлебнула еще коньяка, налив его сама, и проговорила вызывающе:

— А почему бы и нет! Я имела на это все права! Бог свидетель, Макс никогда не помогал мне. Я сама ему помогала! И он не оставил мне ни цента!

— Трогательные подробности прибереги для присяжных, — нетерпеливо перебил ее Шейн. — Так сколько же дал тебе Хозмен?

— Тысячу долларов и еще два дня торговался. Говорил, что этот обрывок не стоит таких денег. Потом все-таки дал.

Шейн присвистнул.

— Всего тысячу? Я готов поверить, что ты не знала, что продаешь.

— Конечно! Вот и Джим так сказал. Он появился два дня спустя. И я догадалась, что он-то знает… Только он не знал, что эту картонку Макс оставил мне.

— А потом узнал. Видимо, от Хозмена.

— Да-а, так оно и было. И вот Джим позвал меня сюда, в Майами, чтобы попробовать отколоть от Хозмена кусок побольше. Он сказал, что Хозмен вообще ни при чем и ничего не заслуживает.

— Хозмен в Майами? — мельком спросил Шейн.

— Да.

— Где?

— А с чего это я должна все вам выкладывать?

— С того, что ты уже вне игры. Лейси мертв…

— А его кусок квитанции у вас.

— Допустим. Скажи, где Хозмен, и, может быть, мы с ним столкуемся.

— А я?

— Вышла из игры, я уже сказал.

— Но что-то я должна иметь со всего этого?

— Тебе недостаточно, что я тебя вытащил из истории с убийством?

— Ну вытащил и вытащил, это дело прошлое, этим не проживешь.

— Скажи спасибо, что вообще жива. Выдай я тебя полиции, жизнь стала бы для тебя далекой мечтой.

— Что же вы теперь-то можете изменить? Сыграете отбой? Сами ответите за то, что скрыли правду.

— И все-таки, — медленно сказал Шейн, — ты мне все скажешь. Хотя бы в кредит, — жестко добавил он, — если прошлые заслуги для тебя ничто. Рассчитаемся.

— Только за наличные, — раздраженно сказала она. — Нашел дурочку.

Шейн некоторое время молча разглядывал ее. Как какое-то насекомое. Затем пожал плечами.

— Впрочем, он сам придет ко мне. Ему больше ничего не остается.

Элен повертела в руках рюмку.

— Это объявление… вы звонили в газету… Это для него?

Шейн кивнул.

— Осел! — взорвалась она. — Продадите за тысячу?

— Вы же, мадам, продали свою часть за эту цену.

— Но тогда я не знала! А вы знаете! Хозмен в ваших руках! И он даст и десять тысяч, и все пятьдесят!

— Так ведь и я в его руках, — просто сказал Шейн, — у него моя жена.

— Ваша жена?!

— Вот-вот. И моя позиция очень ослабла. Мне хоть бы тысячу. Чтобы компенсировать моральные издержки, — усмехнулся он.