– Андре, сам посуди, какие у нас внутренние резервы, если в группе одна радистка? Да и рация старого образца, громоздкая, ее не так-то просто перебазировать с места на место. Нагрузка большая, информации много, и нет никакой гарантии, что боши не сегодня, так завтра нас не запеленгуют. А если оборвется этот единственный канал связи, наша работа пойдет вхолостую.

– Ну зачем же такие мрачные перспективы, Жорж?

– А я без иллюзий живу.

– В Центр обращались?

– Да.

– Говори дальше.

– Сейчас, – Жорж присел рядом на стул, понизил голос: – Ерундистика какая-то. Советуют установить контакт с радистом, который в Антверпене. А как на него выйти?

Старков допил коктейль, поставил на стол бокал.

– В Антверпене не радист, а радистка – это во-первых. А во-вторых, я ее лично знаю, и, следовательно, установить с ней контакт не так уж трудно. Тем более что она сидит без работы. Как ты уже слышал, в Берлине провал, засветили часть группы. Но на эту радистку боши не вышли. Она осталась в стороне.

– Она работала на берлинскую группу?

– Да, была запасным каналом.

– Понятно.

– Ее знает и боксер, о котором я тебе рассказывал. У него с ней прямая связь. Но он куда-то запропастился, ни слуху ни духу. Боюсь, как бы и с ним чего не случилось, – Старков сел удобнее, вытянув ноги. – Хороший парень, боксер этот, много успел сделать. Центр рекомендует включить его в вашу, парижскую, орбиту.

– С ним все в полном порядке, – сказал Жорж.

– Ты откуда знаешь?

– Из берлинской газеты. Той самой, которую ты в руках держишь.

– Я ее еще не читал.

– Посмотри спортивный раздел. Да и наши, парижские, грустно пишут о поражении чемпиона Франции, который проиграл финал этому русскому.

Старков развернул газету и, едва взглянув на спортивный репортаж о боксе, увидел крохотную фотографию Миклашевского. Фотография и подробный отчет о поединке говорили Андрею о многом. Главное – берлинская группа провалилась не полностью. Надо срочно выяснить, кто уцелел, и, если требуется, помощь оказать немедленно. И еще о том, что товарищи, попавшие в лапы гитлеровцев, держатся. Держатся, несмотря ни на что. А в берлинских казематах умеют выматывать жилы и развязывать языки. Боксер на свободе, о нем пишут в газетах, значит, он вне подозрений. Скорее всего, у него порвалась связь с берлинской группой накануне провала. Он, как и радистка, остался в стороне. О нем уже не раз запрашивал Центр. Надо срочно сообщить, что боксер нашелся.

– Значит, ты, старина, включаешь и боксера и радистку в свою орбиту, – сказал Старков.

– Андре, ты принес хорошие вести. Придется мне делать еще один коктейль, но уже покрепче, – весело произнес Жорж.

– Выпью с удовольствием. А потом? Потом в отель, где потише, возьму номер, который потеплее, да и завалюсь спать. Чертовски устал за последние недели, вымотался вконец.

– А когда в Антверпен?

– Я позвоню.

Жорж хотел сказать, что радистку желательно было бы скорее переправить сюда, во Францию, поближе к Парижу, но в дверь раздался робкий стук и просунулась лохматая рыжая голова молодого официанта.

– Мсье Жорж, простите, вас спрашивают.

– Кто?

– Тот ваш клиент, черный полковник.

– Передай, что сейчас иду.

Но в коридоре уже слышались тяжелые шаги. Дверь распахнулась, и, заполняя тесную конторку, ввалился высокий и грузный, краснолицый гитлеровец в лакированных сапогах и черной форме эсэсовских войск.

– Милый Жорж, я не привык долго ждать, когда горло пересохло и жаждет кружки доброго пива, – выпалил он по-немецки.

– Пиво сейчас будет, господин полковник.

– А вы что пьете? Коктейль? Эту парижскую бурду? Лучше доброго пива нет ничего! – полковник, усаживаясь в свободное кресло, бесцеремонно оглядел Андрея Старкова. – Мы, кажется, с вами где-то встречались, ваша личность мне знакома.

– Да, полковник, на приеме у генерала фон Хольтица, – спокойно ответил Старков. – Но там, как мне помнится, вы с большим удовольствием пили коктейли, или, как вы изволили сказать, эту самую бурду.

Упоминание фамилии генерала, пользовавшегося особым доверием Гитлера, подействовало так, словно на полковника вылили ушат холодной воды. Это можно было увидеть по его сузившимся маленьким глазам, в которых мелькнула растерянность. Она продолжалась какой-то миг, но Андрей успел все заметить. Полковник внешне не изменился. Почмокав губами, он произнес:

– Так там же был напиток «Букет цветов», составленный из лучших сортов старых вин!

– И его приготовлял, если вам неизвестно, Жорж.

– Жорж, это правда, или меня разыгрывают? – полковник всем корпусом повернулся к бармену.

– Правда, – сказал Жорж и вздохнул.

В конторку внесли поднос, уставленный кружками пива.

– Радоваться надо, а не грустить, – эсэсовец взял кружку, осушил залпом, взял вторую.

– Да я не об этом, – произнес Жорж.

– Так о чем же, если не секрет?

– Какой секрет, если вся Франция знает, – Жорж показал на газету.

– А что? – насторожился полковник, остановив у рта поднесенную кружку.

– Наш чемпион по боксу в Лейпциге проиграл русскому, – грустно сказал Старков, принимая игру и поддерживая Жоржа.

– Жак Пиляс, кумир Парижа, и вдруг такое, – подхватил Жорж.

– И это все? – полковник переводил глаза то на Старкова, то на Жоржа, стараясь понять, не разыгрывают ли они его, но, убедившись, что оба говорят вполне серьезно, звучно рассмеялся. – Ха-ха-ха!.. Как говорила моя тетушка, мне бы ваши заботы!..

Он выпил еще одну кружку пива. Почмокал губами. Вынул носовой платок, обтер вспотевшее лицо. И, приняв серьезную мину, философски сказал:

– Не зря говорят, что французы – народ легкомысленный. Не обижайтесь, но, видит Бог, факт налицо. Что значит проигрыш какого-то боксеришки по сравнению с тем, что мы, немцы, терпим ради всей вшивой Европы от проклятых русских на Восточном фронте? И то мы не теряем бодрости духа!

– Полковник, вы истинный ариец и, как всегда, правы. Ваше здоровье! – Андрей поднял свой бокал с коктейлем, отпил, потом спросил: – Вы, надеюсь, с транспортом?

– Машина у подъезда. Скажите Гансу, что вы от меня, и он отвезет нас по любому адресу, – важно произнес полковник. – А я здесь еще задержусь, такого пива нет во всем Париже.

Но Старков знал, что полковника здесь удерживает не только свежее пиво, а и другие, чисто коммерческие дела. Полковник связан с интендантской службой. Жорж помогал ему сбывать на черном рынке крупные партии дефицитных товаров начиная от продовольствия и кончая бензином и обмундированием. Прощаясь, полковник ткнул пальцем в берлинскую газету.

– А вы обратили внимание, что на финальных поединках присутствовал сам великий Макс Шмеллинг?

«Ну и шельма, – подумал Старков, – пьянствует, развратничает, грабит страну, а нос держит по ветру, в курсе всех дел». И вслух произнес:

– Макс Шмеллинг – кумир немецкой нации.

– И любимец самого фюрера! – полковник сдул с кружки пивную пену. – Я имел счастье видеть его победный бой с Джо Луисом, когда он лишил этого хваленого американского негритоса звания чемпиона мира. То был поединок! Пятнадцать раундов сплошной мясорубки! Профессиональная работа высшего класса!.. А в Лейпциге, простите, боксировали любители. Будьте здоровы! А Гансу скажите, чтобы машину сразу же пригнал сюда.

Старков хотел было напомнить полковнику о втором поединке между Максом Шмеллингом и Джо Луисом, который состоялся ровно через год. Первую встречу Джо Луис проиграл на пятнадцатом раунде из-за повреждения. А через год взял реванш. Вторую встречу Коричневый Бомбардир закончил в первом же раунде, послав в нокаут хваленого арийца. Но о поражениях немцы не любят вспоминать.

Появление Макса Шмеллинга в театре было встречено дружными выкриками «хайль!» и бурными аплодисментами. Миклашевский находился в раздевалке и готовился к выходу на финальный поединок. Но и сюда, через стены, донесся восторженный рев публики. Игорь переглянулся с тренером, как бы спрашивая: что там произошло? Бунцоль недоуменно пожал плечами. Потом решил: