Да, герцог очаровался Любавой. Всю дорогу домой он только о ней и думал. Правда, государственные заботы и заботы о собственном положении и упрочении его несколько потеснили образ молодой девушки в его голове, но все же, ложась спать на другой день, он так явственно увидел ее перед своим внутренним взором, что даже сам тому поразился.

Хрупкая очаровательная красота подростка, тонкие руки и бледное, но полное огня лицо возникли перед ним, будто живые.

— Красавица, — прошептал он.

Ни старая жена его, ни дебелая императрица, тоже старая и больная, которую тем не менее он любил всю жизнь по-своему за то положение, которое доставила она ему, и никакие другие женщины с этой девушкой не могли теперь равняться. Конечно, у нее не было ни денег, ни власти, но у нее были юность и красота — бесценные сокровища, которые не купишь ни за какие деньги. Герцогом внезапно овладело бурное желание обладать ею. Будто это могло подарить ему молодость, дать бодрость и радость, которых в своей жизни он давно был лишен.

— Что же, — криво усмехнувшись, сказал он сам себе, — я имею все… Она же — только молодая и слабая девушка. Разве не смогу я сделать ее своею когда захочу?

С этой мыслью он спокойно заснул.

Любава этой ночью, точнее, уже этим утром вовсе не спала. После праздника в доме тетки, упоенная успехом и восхищением, которые выпали на ее долю, она вернулась в дом Голицына, переодевшись снова в мужское платье, и там, не в силах успокоиться, вспоминала и вспоминала все события этого вечера и пыталась передать их Федору, который ничего не хотел слушать, а желал только спать. Он, конечно, наблюдал за Любавой и видел всех этих щеголей, что вились вокруг нее. Он был горд ее успехом, но, с другой стороны, все эти молодые люди были так похожи на того ее жениха, от которого она сбежала! И ведь, по чести сказать, самым стоящим из всех был ее дорожный знакомец — Иван Боратынский. Вот влюбись Любава в него, тут бы и волноваться нечего. Но эти крашеные красавцы…

Но Любава и сама все понимала. Самое простое платье и честную натуру предпочла бы она любому разряженному кавалеру. Что же, их внимание было ей в новинку и приятно будоражило сознание того, что она может владеть их умами и чувствами хоть некоторое время. Но владеть ими всегда? Нет, только одним бы человеком, вернее, только чувствами и мыслями одного овладела бы она с удовольствием и навсегда, но было ли сие возможно?

Девушка вздохнула. Она даже и не подозревала, чью страсть сумела вызвать этой ночью. А узнала бы — так и испугалась. Тетка ее, смеявшаяся и веселившаяся всю ночь, с каким-то потаенным лукавством поглядывала на девушку, но и слова ей не сказала. На все вопросы Любавы она лишь усмехалась и говорила, что все еще впереди и всему свое время.

Что касается всех тех кавалеров то, как и Федор, она прекрасно видела и сама, что в них есть то общее сходство с Аркадием Дмитриевичем Мининым — ее женихом, которое подметил и ее спутник. Разодетые, разукрашенные согласно моде, распускали они хвосты как петухи и каждый считал своим долгом приволокнуться за нею.

Любава задумалась. Это было лестно, но довольно глупо. Тут ей в голову пришла неожиданная мысль: а что, если Иван Боратынский нравится ей как раз именно потому, что не видит он в ней женщину? Что не ухаживает за ней, не красуется перед нею? Но, полно, стал бы он так себя вести, как эти столичные щеголи? Нет, не стал… Девушка улыбнулась. Он вовсе не таков! Он умен и серьезен, за что она и полюбила его. Да, уже полюбила!

Вздохнув, Любава наконец улеглась под одеяло и задремала. Ничего уж тут не попишешь. Полюбила…

С той поры Любава стала часто бывать у тетки. А графиня все зазывала и зазывала ее к себе. Девушка вела будто какую-то двойную жизнь: ночью она была красавицей-племянницей графини Болховской, а днем — юным недорослем Багровым.

Голицын и его приятель, хотя и занимались какими-то своими делами, в которые ее не посвящали, все же довольно много времени проводили в компании Любавы, которую называли Александром. Оба желали как-то помочь юному искателю Фортуны, но девушка убедила их, что ее судьба складывается как надобно и скоро она поступит на службу благодаря протекции друзей ее тетки.

— Все же это как-то странно… — заметил Голицын своему приятелю. — У нашего знакомца будто нет никаких дел. Я бы даже заметил, что, по мне, так по ночам дела не делаются. Он будто на балы бегает, а не к родне…

— Ну какие балы! — отмахнулся Боратынский. — В какой же дом он станет ходить на балы?

— Так, может, он игрок?

— Да нет, нужды в деньгах он не обнаруживает. Да и не сорит лишними, ибо таковых, видно, нет…

— И то правда…

Много странностей, на взгляд Голицына, было в этом юноше, но Боратынский, памятуя о поведении сего молодого человека на том самом постоялом дворе, отмахивался от всех подозрительных замечаний приятеля. К тому же этот молодой Багров с таким вниманием и, как казалось порою, даже с обожанием смотрел на него и ловил каждое его слово… Боратынскому было как-то даже не по себе. Впрочем, отчего бы ему не быть образцом для такого юноши? Как старший брат, которого у того, верно, не было. И вот эта немая любовь, которую принимал Боратынский за выражение дружеских и братских чувств, как казалось Голицыну, делала его слепым по отношению ко всем тем странностям, которыми была полна жизнь недоросля.

Наконец, подозрения Голицына утвердились настолько, что нельзя было не обращать уже на них внимания. Князь решил, что молодой человек, так беспечно живущий у него в доме, шпион и заразил этим опасением Боратынского.

— Иначе, посуди сам, — говорил он Ивану. — Что он у тебя все время расспрашивает о том, где ты бываешь да что делаешь?

— Из простого любопытства, — нерешительно ответствовал Голицыну приятель.

— Когда ты окажешься на дыбе [3] «из простого любопытства», — передразнил его князь, — а вместе с тобою там же окажусь и я, то много нам с тобой будет утешения знать, что мы проявили благородство и были введены в заблуждение мальчишкой!

— Хорошо! — разозлился Боратынский. — Ежели ты прав, то вся вина на мне, ибо это я притащил его в твой дом. Поэтому я сам разузнаю все, что касается жизни Багрова. Нынче же я выслежу его, и мы узнаем наконец правду.

— Вот и ладно, теперь я спокоен, — заметил Голицын.

Беспечная Любава и не подозревала даже о замысле друзей. Ее простое поведение и откровенный вид заметно смущали Боратынского.

«Нет, не может сей юноша быть предателем, — размышлял Иван. — Ну как же можно иметь такой невинный вид и лгать?»

Можно, можно! Но сие был не тот случай. Положив выследить юного своего знакомца в его ночных похождениях, Боратынский в ближайшую же ночь не улегся спать. Заметив, что юноша, как и обычно, куда-то собрался, да еще один, без Федора, Иван выскользнул за ним, укрывшись темным плащом.

Юноша и не думал прятаться. Он открыто и спокойно шел своей дорогой, и Боратынскому сделалось даже стыдно за свои подозрения. Но отступить он уже не решился.

Наконец, он увидел дом, в который вошел Багров. Помедлив некоторое время, подошел он к сторожу, сидевшему в будке неподалеку.

— Скажи, любезный, чей это дом, — обратился Боратынский к нему, указав рукою на интересовавшее его строение.

— А тебе что за нужда? — спросил сторож.

— Да увидел я знакомого, который вошел туда. И есть мне нужда срочно увидеть его. Но не могу же я войти в дом, о хозяевах которого ничего не знаю?

— Что же… Это дом графини Болховской Агнии Петровны, — ответил сторож. — Ноне там машкерад, много гостей соберется ввечеру. Туда билетов не раздают и в дом всякие приходят, кто знает о празднике. По простому, значитца…

— Что за госпожа? — задумчиво произнес Иван. — Никогда о такой не слышал.