— Вот уж ничуть! Впрочем, ежели тебе повезет и твой супруг окажется таким человеком, что ты вокруг себя и смотреть не захочешь…

— То есть если и он и я будем равно любить друг друга…

— Можно и так сказать, — лукаво сказала Агния Петровна. — Но сие весьма редкий случай! Желаю, чтобы тебе таковой достался, моя дорогая, — прибавила она.

Агния Петровна принимала у себя самое изысканное общество, ближайших своих друзей. Но никак она не предполагала, что нынче ей будет нанесен еще и тайный визит. В то время, как гости собирались, а сама графиня Болховская занималась племянницей, к дому с черного хода подъехала темная карета. Слуга, спрыгнувший с запяток, почтительно отворил дверцу, склонившись в три погибели перед хозяином. Тучная темная фигура вынырнула из глубины экипажа и, не торопясь, проследовала к двери, которая тут же распахнулась перед ним, и гость беспрепятственно вошел в дом. В доме он следовал хорошо знакомым ему путем. Никто не смел ни остановить его, ни спросить о чем-либо. Человек прошел в комнату, дорогу к которой он будто бы хорошо знал, отворил дверь и, войдя, уселся в кресло, будто специально для него поставленное. Прислуга побежала за графиней.

Любава увидела, как дворецкий тетушки, войдя, что-то зашептал ей на ухо, закатывая глаза. Агния Петровна тут же, не медля ни секунды, бросила Любаве:

— Подожди меня, я скоро, — и поспешно вышла.

Дворецкий последовал за ней.

Что же это был за человек? Вы, верно, удивитесь, ежели узнаете, что это был не кто иной, как всесильный и могущественный временщик Эрнст Иоганн Бирон [2]. Недаром графиня хвастала племяннице, что пользуется его благорасположением. Более того, Бирон покровительствовал графине за то, что она, будучи женщиной легкой и не обремененной излишними моральными принципами, способна была выполнять различные поручения самого сомнительного свойства. Агния Петровна, в сущности, была не злой персоной, без лишнего воображения. Посему она мало себе представляла последствия своих поступков. К тому же она полагала, что первый долг каждого человека заботиться о самом себе, а уже после о других. Такие люди бывают ценны при любом правлении, хотя доверять им можно только до той поры, пока власть и сила твоя незыблемы.

Вот и теперь Бирон приехал к графине для того, чтобы дать ей некое поручение. Она должна была сойтись с одним дворянином, которого подозревали в измене, и выведать намерения оного. Изложив сей план, Бирон спросил ее, коверкая русские слова, как делал это он на протяжении всей своей жизни:

— Что нынче у тебя за праздник?

— В честь племянницы, сударь, — ответствовала Агния Петровна, потупив глаза, но при этом лукаво улыбаясь.

— Как звать девицу?

— Любовь Николаевна Багрова.

— Что? И хороша твоя племянница? — спросил герцог.

— Не дурна. Впрочем, в нашей семье все женщины хороши собою.

— Верно… Жаль, — нахмурился Бирон, вздохнув совсем по-свойски, — что моя бедная Гедвига не такова…

— Но она умна, — возразила графиня.

— Что для женщины ум? Первое — красота… Несчастная горбунья, — покачал он головой.

— Нет, сударь, ум предпочтительнее даже для женщины. Вот увидите, — усмехнулась Агния Петровна, — когда полетят головы многих, ваша милая дочь выберется целой и невредимой и займет недурное положение в обществе.

— Ну наши головы полетят еще не скоро, — прищурился Бирон. — Особенно ежели вы выполните мое поручение…

— Непременно, — ответила она. — Это в моих первейших интересах…

— Да, это так. Что же племянница твоя? Можно ли на нее взглянуть?

— Разве вы хотите показаться гостям? — изумилась графиня.

— Нет, ни в коем случае. Мой визит — тайна и тайною же должен оставаться…

— Конечно, но как исполнить вашу просьбу? — Графиня призадумалась.

Впрочем, для чего нужно ему посмотреть на Любаву? Странное пожелание. Но не исполнить его нельзя. Как бы не навредить племяннице благосклонностью или немилостью всемогущего герцога, однако, с другой стороны… Ежели будет она умна, то сумеет воспользоваться милостями такого человека. От немилостей же она сумеет оградить племянницу своим влиянием, думала графиня.

— Ну что? Надумала?

— Право, весьма лестный интерес, — произнесла графиня.

— Мне лишь интересно, такова ли она, как и ее тетка…

— О нет, — рассмеялась она, — вовсе не такова! Прямо скажем, ничего похожего в характере.

— Это хорошо, — заметил герцог. — Так ты мне ее покажешь?

— Покажу, — улыбнулась графиня. — Но только тайно…

— Разумеется. — Бирон тяжело поднялся с кресла.

— Ступайте за мною, господин герцог, — прошептала Агния.

Дом графини был устроен с таким расчетом, чтобы можно было принимать в нем разных людей и устраивать так, чтобы не видели они друг друга. Тут были и тайники, и самые разные укрытия, два черных хода, да еще такой ход, о котором не знал никто, кроме хозяйки. Вел он из ее спальни наружу и выходил на волю далеко от дома, за садом, который был разбит вокруг дома Агнии Петровны. Сей ход предназначен был для того, чтобы можно было легко и быстро улизнуть от любого врага. А врагов у графини было много. Даже всесильный герцог, который ныне с нею дружил, в любой момент мог сменить гнев на милость и тогда — берегись! Слишком многое знала графиня о неприглядных его делах.

Агния провела герцога темным коридором к малому чуланчику и, приложив палец к губам и тем призвав его к молчанию, оставила его одного. Выйдя из этого потайного коридора, графиня отправилась в комнату, где одевалась Любава. Девушка уже была готова и ждала только тетку в предвкушении необычного праздника.

— Ну что, дорогая, ты готова? — спросила, войдя, графиня.

— Да! — весело ответила Любава.

— Но как же ты хороша, милая моя, — заметила графиня. — Повернись, дай мне на тебя посмотреть!

Девушка с удовольствием повертелась перед теткой, поглядывая на себя в зеркало.

— Это зеркало нехорошо, — нахмурилась графиня. — В нем себя толком не рассмотришь. Пойдем-ка со мною…

Любава, не возражая, последовала за теткой. Графиня привела девушку в небольшую комнатку, совсем просто обставленную, но украшенную огромнейшим зеркалом во всю стену.

— Вот, любуйся! — улыбаясь, сказала Агния Петровна.

Крутясь перед зеркалом, Любава и не подозревала, что рядом в потайной комнате сидит человек, который не сводит с нее глаз.

— Ну налюбовалась? — спросила графиня.

— Да, вволю, — рассмеялась Любава.

— Теперь ступай, я тебя тотчас догоню.

Девушка послушно отправилась прочь, а Агния Петровна, обернувшись к небольшой двери, вошла в нее.

— Что? Какова? — спросила она.

— Хороша… — протянул герцог. — Слов нет… Представь ее ко двору, — повелительно произнес он.

— Представлю, но не теперь, теперь не те обстоятельства.

— Почему? — нахмурившись, спросил Бирон.

— Видите ли, ваша светлость, племянница моя бежала из дома от отца. Она боится огласки и родительского гнева.

— Отчего она бежала? Что за причина?

— Нежеланное супружество, — вкрадчиво ответила графиня.

Герцог неожиданно усмехнулся.

— Императрица покровительствует девицам, желающим избежать оков нежеланного брака. Я позабочусь об этом.

— Но Анна Иоанновна больна…

— Да, — герцог вновь нахмурился. — Как бы то ни было, она скоро выздоровеет и тогда…

— Тогда — непременно! — воскликнула графиня.

— Но даже если Ее Императорское Величество не встанет… — герцог помолчал. — Покровительство тебе и твоей племяннице я беру на себя.

Графиня низко поклонилась в ответ на эти слова.

— Выведи меня отсюда, — велел Бирон.

— Прошу, сударь, — шепнула она, и в пять минут герцог уже стоял у выхода.

— Что ж, прощай, графиня, — сказал он строго.

— Ваша светлость, — вновь поклонилась Агния, усмехнувшись про себя.

«Попался, старый лис, на удочку! — торжествовала она в душе. — Если Любава будет умна, а я помогу ей поумнеть, мы многого сможем достигнуть вместе… Подумать только, он очаровался этой девочкой…»