— Матушка! — воскликнула девушка. — Я сейчас вернусь. — И Мария убежала, оставив молодых людей вновь наедине.

— Быть может, вы тоже хотите вернуться в дом? Становится прохладно, — заметил Манчини.

— О, с удовольствием, — согласилась Лиза.

Она взяла протянутую ей руку, стала подниматься на крыльцо и тут почувствовала, как горячие пальцы молодого человека с силою и в то же время с нежностью пожимают ее пальчики. Она вздрогнула и посмотрела прямо в лицо Манчини. Тот стоял чуть ниже ее на ступеньке и, не отрываясь, смотрел на девушку. Темные глаза его блистали в свете свечей.

— Как вы прекрасны, — прошептал он.

— Перестаньте! — испуганно оборвала его Лиза.

Она вырвала руку из его пальцев.

— Простите, — негромко продолжил он. — Я не сдержался. — Манчини усмехнулся. — В этом свете свечей вы прекрасны так, что от вас нельзя отвести глаз.

Лиза возмущенно охнула и поспешно вошла в дом. Сердце ее колотилось, как бешеное, дух в груди перехватило, и она, остановившись в дверях, невольно ухватилась рукою за шею, желая помочь себе вздохнуть как следует. Спиною Елизавета вновь почувствовала на себе пристальный взгляд молодого человека и, уже не останавливаясь, быстрым шагом прошла в гостиную.

Лиза не оставляла желание посетить кладбище и могилу синьорины Урраки. И как раз именно в тот день, в который она совсем уже решилась на это, князь Гвидо вернулся в Лукку. Первым же делом он отправился навестить невесту. Бледный его вид поразил княжну.

— Что с вами? — спросила Лиза с волнением. — Вы теперь бледны еще более, чем в прошлый раз. Признайтесь мне, вы нездоровы?

— О, это влияние здешнего климата, моя милая, — ответил Кавальканти. — Недаром я годами не жил здесь и не хочу оставаться в этих краях, дорогая.

— Как странно…

— А вы? Вам, я вижу, нравится тут? И вы выглядите много лучше, чем до приезда сюда.

— Да, — улыбнулась Лиза.

— Меня это радует, — сказал князь, кинув на невесту взгляд из-под ресниц. — Мы давно не говорили с вами, давно не имели возможности быть наедине, — продолжил он. — Надеюсь, вам этого так же не хватает, как и мне…

Лиза покраснела и опять ответила:

— Да.

Кроме этого слова, казалось, ей ничего не приходило в голову. Князь Гвидо взял ее руку и поднес ее к своим губам.

— Дорогая, как вы прелестны… — прошептал он.

Девушка вдруг растерялась. Впервые она подумала, что, быть может, не совсем любит своего жениха. Раньше, когда он брал ее за руку, ей не приходило в голову сомневаться, но теперь… Теперь что-то произошло. И бледное лицо князя Гвидо, хотя и по-прежнему прекрасное, не вызывало в ней любовного трепета. Более того, ей даже показалось неприятно это прикосновение князя. Но тот ничего не заметил. Он обнял Лизу и прижал ее к своей груди. Девушка вздохнула, прикрыла глаза и почувствовала его губы у своих губ, но тут вдали раздался шум, и князь поспешил выпустить Лизу из своих объятий.

— Князь! Ну наконец-то! — Анна Александровна стремительно вошла в комнату, где сидели ее дочь вместе с женихом. — Как вы могли так надолго нас оставить?

— Увы, сударыня, но это не в моей власти. — Князь Гвидо поднялся, чтобы приветствовать княгиню.

— Но теперь, я надеюсь, вы никуда не уедете?

Лиза, затаив дыхание, слушала ответ жениха.

— Сударыня, мне очень жаль, но мне понадобится совершить еще одну поездку в ближайшую же неделю.

Девушка, неожиданно для самой себя, вздохнула с облегчением.

— Но как? — огорчилась Анна Александровна. — Ах, Лиза, что ж ты молчишь? Отчего не уговариваешь князя остаться?

— Но ежели дела требуют, то как я могу отговаривать? — запротестовала Лиза.

— Милая моя! — воскликнула маменька. — Какая ты разумница. Вот видите, князь, моя дочь станет такой женой, которая никогда не будет возражать против ваших дел. Нравится ли вам это?

— Конечно, нравится, княгиня. Однако теперь мне бы хотелось, — тут Кавальканти повернулся к девушке, — чтобы Елизавета Гавриловна стала бы меня упрашивать остаться. — Он улыбнулся.

— Разве этим можно изменить ваше решение? — спросила Лиза.

— Нет, но мне было бы приятно. Своими словами вы показали бы, как вам меня не хватает. А то я уже начинаю думать, что вы вовсе по мне не скучали! — сказал князь.

— Нет, я скучала. — Лиза опустила голову. — И я бы хотела, чтобы вы никуда не уезжали.

— И я бы этого хотел, но, увы!

— Когда же вы едете? — поинтересовалась Анна Александровна.

— Довольно скоро, сударыня. Через два дня. Я направляюсь во Флоренцию. Там находится часть семейного состояния, некоторая недвижимость… Я должен этим заняться, чтобы после ничто не препятствовало моей спокойной жизни в России.

— Что же, это прекрасно! — произнесла княгиня. — Надеюсь, вы недолго будете отсутствовать.

— О, совсем недолго. Не более десяти дней, — с этими словами князь склонился к руке Анны Александровны. — А теперь я прощаюсь с вами до вечера. Надеюсь, что мы встретимся за ужином, сударыни.

После Кавальканти поцеловал руку Лизы и вышел.

— Что за человек! — обернулась маменька к дочери. — Только как он бледен. Я не стала ничего говорить, но это же прямо беда!

— Да, маменька.

— А что он сказал тебе, Лизок? Ты спросила о причине его бледности? Он, быть может, нездоров?

— Князь сказал, что на него так действует здешний климат.

— Вот странность… — задумчиво протянула княгиня. — На таком солнце здешний уроженец так бледен…

— Да, это странно, — согласилась Лиза. — Маменька, вы позволите мне пойти к себе?

— Ступай, ступай, милая, отдохни…

Лиза заперлась в спальной и, усевшись в то самое вольтеровское кресло — единственный удобный предмет мебели в доме, — принялась раздумывать. Нет, она думала не о замужестве и не о женихе. Она размышляла о кладбище. Ей втемяшилось в голову непременно пойти на это злосчастное кладбище, и Лиза только досадовала, что придется так долго ждать отъезда князя Гвидо.

Но дни, против всякого ожидания, пролетели быстро. И вот уже Лиза, надев шляпку и взяв в затянутые перчатками руки кружевной белый зонтик, в сопровождении одной только служанки отправилась на кладбище.

Своими планами Лиза еще раз поделилась с Марией. Та, посоветовав не ходить, все же объяснила, как найти могилу бывшей князевой невесты. Служанка, тоже не любившая кладбищ, не хотела сопровождать госпожу, но Лиза решила действовать хитростью. Она дала служанке несколько монет, подарила ей шелковый цветной платок и бусы из агата. В ответ на столь щедрые дары (или в ответ на этот подкуп, что вернее) служанка, которую, кстати, звали Сильвией, согласилась сопроводить молодую хозяйку до самых кладбищенских ворот.

Между ними уговорено было следующим образом: обе девушки дойдут до ворот, но Сильвия останется снаружи, а Лиза пойдет внутрь одна. О, там бояться было нечего. Кладбище было совершенно пустынно, как объяснила служанка госпоже. И, кроме мертвых, пожалуй, никто не побеспокоит ее хозяйку. Да и мертвые вряд ли будут ходить по кладбищу среди бела дня на самом солнцепеке.

— Отчего же ты боишься тогда пойти внутрь, Сильвия? — спросила княжна, когда девушки уже направлялись к столь желанной для Лизы цели.

— Да так… — замялась девица. — Просто мне не по себе, синьорина. Не по себе, когда я даже издали смотрю на кладбищенские памятники. Это напоминает мне о том, что все мы смертны, — прибавила она шепотом.

— Memento mori [6], — пробормотала себе под нос княжна.

— Что? — переспросила Сильвия.

— О, так говорили древние, — ответила Лиза. — Это значит, что каждую минуту надобно помнить о своей кончине, ибо она может наступить в любой момент и неожиданно. И человек постоянно должен об этом себе напоминать походами на кладбище.

— Ужасы какие, синьорина, — выпучила глаза служанка. — Зачем же это человеку добровольно надо об этом помнить? Да еще каждую минуту?