— Вы ответите…

— Виселица принимает и больных, и неодетых, уж поверьте мне…

— Не-ет! — закричала Эл, но её отбросили на постель грубо и стремительно.

От возмущения и неожиданно навалившихся страха и отчаяния Аэлла не могла вымолвить ни слова, только ноги подкосились, отказывая держать её.

— Вперёд! — приказал рыцарь, и остальные, подхватив княжну под руки им поудобнее, потащили вперёд. Аэлла хрипло дышала, еле-еле перебирая босыми ногами по каменным плитам пола, смотрела вокруг огромными ошарашенными глазами, и не верила тому, что это происходит с ней. Как?.. Как же так?.. Идвар, ты же обещал… Ты говорил, что не убьёшь меня… Я не хочу, я боюсь… Боже… Нет…

Безвольную, почти невменяемую, её стаскивали со ступенек лестницы, поднимали вверх куда-то, она не видела ничего! Опомнилась лишь наверху Городской стены, в свете костров, на самом высоком месте, где даже не было зубцов, и всё просматривалось на милю вокруг. Стояли люди, трещал огонь, слышно было, как переговариваются лучники, внизу, под стенами, горели костры, расцвечивая ночь ярким светом.

И даже когда ей связали руки спереди, она не верила, что это с ней, смотрела отсутствующим взглядом, хрипло дыша больными лёгкими. И лишь, когда на её шее затянули грубую скользящую петлю, Аэлла испугалась настолько, что из глаз потекли слёзы.

— Нет… Нет… Нет… — шептала она, ища по лицам окружающих её людей, всё искала его, ждала его, хотела увидеть, но встретила лишь лицо седовласого человека с тёмными пугающими глазами. Он подошёл к ней и встал рядом. Аэлла прошептала ему в лицо:- Чей… Чей это приказ?.. Кто… — она в отчаянии закачала головой, не отводя взгляда от чёрных глаз. — Нет… Пожалуйста…

Мирополец поймал пальцами переброшенную на грудь косу из светлых необычных волос, покрутил, разглядывая, потом отбросил, коса качнулась тяжело и снова легла на грудь княжны.

— Не убивайте меня… прошу вас… — Аэлла смотрела ему в лицо, а слёзы сами текли и текли на щёки, срывались на шею.

Мирополец молчал, разглядывая её в упор, и Аэлла отвернулась, снова бросилась взглядом по лицам, искала, искала его! Но лица все, отсвечивающие алым в свете костров, были чужими, враждебными, безразличными.

— Мирона ищешь? — мягко спросил незнакомец, наклоняясь к самому лицу, но Аэлла даже не глянула на него, смотрела мимо отсутствующим взглядом, хрипло дышала через распахнутые губы. — Зря ищешь, его здесь нет, он вон там, — указал подбородком вдаль, в черноту, где метались огни, — воюет с твоим братом…

Но Аэлла никак не прореагировала, будто оттого, что с ней случилось, она тронулась рассудком, ничего не видела, не слышала, не чувствовала. Даже, когда герцог ущипнул сильными пальцами за грудь через ткань рубашки, княжна лишь хрипло застонала, но даже не глянула в сторону источника боли — смотрела куда-то в сторону. Герцог Вальден усмехнулся.

*

Всё произошло так, как он и рассчитывал: они столкнулись в долине как раз в сумерки, когда день сменился вечером. Удар двух армий получился сильным, первые ряды буквально смело, перемешав под ноги и копыта следующих. Середины двух армий увязли, а усиленные фланги миропольской армии начали теснить противника, медленно отодвигая его назад. И хотя армия Райронского князя была больше, в узком месте долины она не могла развернуться в полную силу. Некоторые части попытались обойти справа, вошли в реку, но пока подобрались через неё на помощь своим, перевес в бою был уже на стороне противника. Заметив это, райронцы вернулись обратно в реку и тут же попали под перекрёстный огонь миропольских арбалетчиков и дальнобойных лучников, стреляющих с холма. Отходили они поспешно, бросая в шуме боя и плеске воды раненых и утопающих. В это время фланги миропольцев сомкнулись, зажав в кольце у себя в тылу центр райронской армии, в пылу боя всё ещё сражавшийся с центром миропольской.

Разрозненная армия князя начала отходить, понимая, что штурмовать в лоб армию рыцарей не имеет смысла. В темноте шли личные поединки лишь в центре, да иногда пролетали короткие арбалетные стрелы — болты. Дальнобойные луки уже не стреляли: никто не хотел тратить драгоценные стрелы в полумраке, разя вслед уходящему противнику.

Метались раненые люди, обезумевшие кони рвались с поводов, горели факела, звенело ещё оружие в единичных поединках, кто-то кричал от безумной боли, и многие, многие ещё продолжали умирать, хотя бой уже был практически остановлен.

С самого начала Идвар, как и хотел, попал в центр атакующей армии, там, где было тяжелее всего. Он ничего не видел, ничего не слышал, надеялся на своих командиров на флангах, надеялся, что они сумеют пробиться вперёд, используя преимущество.

Он отбивался со всех сторон, знал, что телохранители всегда будут рядом, а значит, он будет не один, а поэтому рвался вперёд, разбрасывая лёгких ополченцев грудью коня, закованной в броню. Там, впереди, были рыцари и, возможно, именно там был князь Райрона, брат Аэллы… Лучше бы ему погибнуть в бою, в плен он брать его не хотел…

А вот и первый рыцарь, чёрный орёл на щите, чёрные перья на шлеме, какой-то знатный богач, аристократ местный. Идвар столкнулся с ним в поединке, и он был сложным, чуть не стоившим ему жизни. Рыцарь был умелый, сильный, и, видно, с хорошим боевым опытом. Легко отбивал удары меча, правильно принимая его на лезвие. Кони крутились по кругу, хрипя и втаптывая копытами в землю зелёную траву. Идвар не сводил глаз через прорезь забрала, следил за каждым движением сильного противника. И тут конь его споткнулся, упал на колено и завалился на бок, придавливая Идвара к земле. Он выронил щит, но пальцы продолжали стискивать рукоять длинного меча, скрипнули металлическими костяшками перчатки.

Идвар на локтях попытался выбраться из-под коня, упёрся ногой, вскинул голову, заглядывая вверх, на нависающего над ним рыцаря.

Рядом закричали:

— Господин Мирон!.. Мирона спасайте!

Идвар ничего вокруг не замечал, только глаз не сводил со своего противника, и, кроме него, казалось, никого больше не существовало. Они двое на всё поле, и время, словно, замедлило бег.

Рыцарь спросил:

— Мирон?.. Так я убью самого Мирона?

Длинная мощная стрела пробила латы на его груди, отбросила рыцаря на землю, и Идвар облегчённо выдохнул, наконец-то, в бой вступили лучники, и вовремя.

— Помогите кто-нибудь! — закричал Мирон, и сразу же весь мир навалился на него, ожил. Появились люди вокруг, звенели мечи, кони ржали, кто-то кричал над ухом. Идвар сам выбрался из-под убитого коня, в груди его арбалетный болт застрял, пробив броню. Хороший был конь, его Идвар помнил по предыдущему бою, тоже с райронцами.

Он подобрал свой щит и тут же поймал на него меч пехотинца, ударил в ответ наискось через живот. Двигался он легко, как угадал, перед боем надел облегчённую кирасу, простые доспехи, поэтому-то и сумел подняться сам, без помощи оруженосца, хотя не мешало бы, чтобы он был сейчас где-то рядом.

Дальше Идвар продвигался пешком, стараясь выбирать пехотинцев, разил мечом, отражая удары щитом. Один из райронцев ранил его в руку, случайно попал лезвием меча между пластинами доспехов. Но ещё бо́льшую рану он получил при близком столкновении с одним из воинов, когда сошлись ближе, чем длина меча и добрались уже до кинжалов. Лезвие кинжала райронского рыцаря попало под мышку, как раз под доспехи, и, если бы Идвар не убил его первым, этот поединок стал бы для него последним.

Он смертельно устал, рана на груди, судя по всему, сильно кровоточила, шерстяная поддёвка под панцирем стала тяжёлой, причиняла постоянную боль.

Сражение подходило к концу, сумерки сгустились, кое-где горели редкие факела, их принесли райронцы. Всюду, куда можно было бросить взгляд, лежали мёртвые и раненые люди и кони, и глаза Идвара сами собой выхватывали яркие красные перья на шлемах.

Идвар перебросил меч в руку со щитом, обернулся, ища глазами сигнальщика с трубой. Тот был рядом, он состоял в свите Мирона, но за время боя она заметно поредела. Парень был занят стрелой под правой ключицей, и, как заметил Идвар, стрела была своя, миропольская. Это всё темнота виновата… Мирон постучал ладонью по шлему сигнальщика, пытаясь обратить на себя внимание. Закричал: