Гудит. Катится. Щелкает. И вот к ногам потрясенной Нормы валятся горжетка, туфли и бусы... точь-в-точь, как у подружек,- бусинка к бусинке, волосок к волоску. И плешинки такие же, и царадинки такие же. Где оригинал, где копия и не разберешь.
Надо было замести следы преступления. Стараясь не греметь. Феникс оттащил использованную кассету подальше, на ее место вставил другую, Голиаф между тем держал в руках два глушителя без всякого удовольствия, явно обескураженный восхищением Нормы.
- Ерунда,- сказал он.- Это каждый может. Сюда положил, тут нажал...
- Тшш! Осторожно! Убери пальцы!
-А что будет?-Голиаф сунул руку в ратоматор и отдернул, будто обжегся.Ничего не произошло.
- Я говорю: не играй с огнем!
Но Голиафу нужно было восстановить свое превосходство. Рука осталась цела, не кололо, не болело. Раздумывать он не любил, согнувшись, быстро вскочил в ратоматор и так же проворно выпрыгнул задом, не поворачиваясь.
- То-то! Пугают вас, детишек, а ты веришь. И сейчас труса празднуешь. Слабо залезть.
- На слабо дураков ловят,-проворчал Феникс не очень уверенно.
- Отговорочки. Я залез же.
- Ну и подумаешь!
Феникс быстро шагнул в ратоматор, хотел обернуться... но неприятель его еще быстрее захлопнул дверцу.
Позже Голиаф объяснял, что он сделал это "нечаянно", задел, а она захлопнулась. Едва ли это было "нечаянно", но во всяком случае и неумышленно. Просто Голиафу очень хотелось унизить "мальца", и, увидев Феникса в шкафу, он представил себе, как это здорово будет, когда Феникс начнет стучать, просить выпустить его, а они с Нормой будут дразнить его и смеяться.
Но ратоматор стоял под током. Как только дверца захлопнулась, он задрожал, загудел... и кассета, стронувшись, поехала по журчащему конвейеру ко второму ратоматору, проверочному, вошла в него, защелкнулась, теперь загудел тот...
Голиаф, раскрыв рот, смотрел на все эти пертурбации. Норма рассеянно подняла голову: она еще не поняла, что произошло.
Но тут послышался стук изнутри.
Уже не помышляя о насмешках, потрясенный Голиаф рванул дверцу. О счастье! Ничего не случилось! Живой и здоровый Феникс выбрался наружу, потирая щеки.
- Дурак ты, Гол. Меня как иголками прошило, миллион дырок во мне, живого места нет. Лезь, теперь я тебя продырявлю. Слабо?
Видимо, кожа у него горела. Он все потирал лицо и хлопал себя по икрам, словно сомневался, целы ли.
Но тут стук повторился, на этот раз во втором ратоматоре, там, где проверялось качество записи.
Голиаф нерешительно открыл дверцу: феникс... второй, точно такой же, выбрался оттуда, потирая щеки.
- Дурак ты, Гол,- выругался он.- Меня как иголками прошило, миллион дырок во мне. Лезь, теперь я тебя продырявлю. Слабо?
Так он сказал, слово в слово, как и первый Феникс. Видимо, мозги у них были совершенно одинаковые и мысли одинаковые, и для выражения их они подбирали тождественные слова.
Этот тоже потирал лицо и хлопал себя по ногам. Должно быть, и у него горела кожа.
Свидетели обалдело смотрели на двойников. Два носа кнопкой, две пары глаз-черносливин, две пары желтых брюк в крупную клетку, одинаковые складки на брюках, у обоих из кармана висит голубой платок.
Заметив друг друга, Фениксы глумливо улыбнулись, вытянули палец одинаковым жестом и хором сказали:
- Это что за тип?
И рассердились одновременно:
- Ты еще передразниваешь меня, кривляка!
Тогда Норма закрыла глаза и завизжала пронзительно. Завизжала от ужаса, растерянности и беспомощности, завопила, не думая о последствиях, широко раскрыв рот.
Двойники, одинаковые, как эстрадные танцоры, дернулись оба сразу и оглянулись на дверь:
- Тихо, дуреха! Закрой пасть!-крикнули они одновременно.
Норма продолжала визжать.
Два Феникса кинулись ее унимать, оба протянули руки, чтобы зажать ей рот, столкнулись лбами и встали, наклонившись, как молодые бычки:
- А ты кто такой? Залез без спросу, да еще командуешь!
Они еще не понимали, откуда взялся второй. Каждый думал, что второй-это хитрый проказник, тайком пробравшийся в Дом ратозаписи.
Норма продолжала визжать.
И тут послышались тяжеловесные шаги. Распахнулась дверь кухни. На пороге, пылая от жара и гнева, стояла тетя Флора со сковородкой в руке.
Голиаф метнулся к окну и исчез. Норма повизгивая кинулась за ним, прижимая к груди две горжетки. Остались Фениксы. Они-то знали, что от возмездия не уйдешь и лучше принять трепку от бабушки, чем потом от матери, не устающей так быстро.
- Баба, я больше не буду,-захныкали они оба. И уставившись друг на друга, добавили злыми голосами:
- Этот попугай передразнивает меня все время.
Тетя Флора провела рукой по глазам.
"С ума схожу,-подумала она.-В глазах двоится и слышу двоих".
- Но она была человеком действия и давно уже привыкла к чудесному удвоению вещей. А если вещи удваиваются...
-.Ты лазил в шкаф, шалопай?
- Я больше не буду, баба.
Преступление требовало кары. Но тетя Флора,- как человек справедливый, хотела и колотушки распределить по справедливости.
- Кто из вас придумал, это?
- Я. Но я больше не буду,- ответили оба унылым хором. - И с удивлением воззрились друг на друга. Почему этот попугай берет на себя вину?
- А откуда ты вылез?
Вот тут впервые двойники сделали разные жесты. Один показал на записывающий ратоматор, другой на проверочный.
Отныне они стали разными людьми, и судьба повела их разными путями.
Тетя Флора действовала решительно. Наградив зачинщика (оригинал) тумаками, она втолкнула его в чуланчик с бракованными кассетами и заперла там.
- А теперь поговорим с тобой,-- обратилась она к копии.
- Баба, отпусти, мне надо уроки готовить.
И из чуланчика донеслось, как эхо:
- Баба, отпусти, мне надо уроки готовить.
Обоим одновременно пришла в голову мысль избавиться от наказания ссылкой на уроки. Но запертому Фениксу пришлось еще стучать в дверь--он запоздал на две секунды.
- Господи, вразуми,-бормотала тетя Флора.
Только теперь перед ней предстали ясно все неприятные последствия. За халатность в работе ее, конечно, накажут. Отстранят, присудят к скуке, дадут год или два полного безделья. Придется терпеть: виновата, оплошала. Разговоры начнутся сегодня же: надо привести чертенят к сварливой Фелиции. И так дочка ворчит, что от Феникса ни покоя, ни отдыха. И вот, на тебе, бог дал еще одного сыночка. Полно, бог ли? Бог дает детей обычным, установленным порядком. А этот вылез из атомной печки, как дьявол. Дьяволенок и есть, исчадье ада... атомов точнее.