— Ай Цзи, — мягко предостерег Дункан Макинтош, и его матрос сразу же послушно стал проявлять интерес к тысячам бело-серебристых зданий на берегу, сверкавших в лучах солнца. Салли выуживала очередную банку пива из холодильника. Двух других гостей, стоявших на корме, Викки не знала: рыжеволосого бородатого американца средних лет, смотревшего на пенившуюся позади воду, и красивую китаянку.

В ней есть шанхайская кровь, догадалась Викки, глядя на прелестные черты лица и черные как уголь глаза за стеклами очков в золотой оправе. На ней была белая рубашка-поло и свободные брюки.

Викки сразу же отбросила мысль, что девушка могла быть подружкой матроса: может быть, Чипа — красивого инспектора Королевской полиции Гонконга, часто плавающего вместе с отцом. И хотя китаянка, казалось, немного заинтересовалась дуэлью между отцом и дочерью, ни она, ни американец не могли иметь ни малейшего представления о том, в чем суть коллизии, и поэтому Викки перестала о них думать.

Она почувствовала, что впадает в панику. Это только игра, но не из тех, которые она может позволить себе проиграть. Она должна что-то предпринять. В нескольких футах сбоку какие-то рыбаки на увешанной по всему корпусу резиновыми шинами джонке отложили сети, которые они вязали, и смотрели на происходящее с интересом. Но по их лицам ничего нельзя было прочесть, ибо какое им дело до того, что одна яхта гуйло потопит другую? Она слышала ее мотор — частое, глухое пок-к-к, чуть-чуть убыстрявшееся.

Викки почти уже было сдалась, но вдруг она вспомнила первый урок, который внушила ей мать, — всегда сначала как следует вглядись в то, что происходит, прежде чем двинуться хоть на дюйм. Сампан приближался уже не так быстро — это означает, что Викки все сделала правильно.

С торжествующей усмешкой в лицо отцу она взглянула вперед. Когда сампан прошел на расстоянии фута от носа «Вихря», Викки включила передний ход. В Чесапике,[16] она знала, такое расстояние вызвало бы бурю протестов — целое извержение угроз и проклятий, но на побережье Китая эта близость вызывала восхищение.

— Проскочила! — весело закричал Хьюго с носа, а Чип, полицейский, поднял отпорный крюк и засмеялся:

— А как насчет гарпунчика, Виктория?

— Папочке нужна рыбка побольше.

На быстром ходу она ловко вывела яхту в узкий поворот в конце канала, заставив других яхтсменов прижаться к своим сампанам, и миновала плавучий ресторанчик, где желающие быстро пообедать дожидались рыбных блюд.

Проплывая мимо веранды яхт-клуба, она заметила энергичного вида, хорошо сложенного мужчину, занявшего ее мысли и заставившего сердце сильно биться. Ветер развевал его шелковистые черные волосы, а лицо освещала улыбка человека, находящего удовольствие во всем, что только ни увидит. Держа штурвал одной рукой, она поднесла к глазам бинокль. Он болтал с хорошенькой рыжеволосой девушкой.

— Хьюго! Что здесь делает Альфред Цин?

— Выиграл соревнования по виндсерфингу, — ответил Хьюго. — Я был его спонсором.

Каждый ноябрь яхты стоимостью в миллион долларов соревновались в гонках вокруг острова Гонконг, и каждый ноябрь происходило своеобразное торжество новшества над традициями — кто-нибудь с несколькими свободными сотнями долларов, уймой выносливости и не меньшей храбростью выигрывал состязания по виндсерфингу.

— А я и не знала, что он умеет.

— Брал уроки у Синтии Хайд.

— Да, она, конечно, хоть кого научит.

В тридцать пять лет — столько, должно быть, ему сейчас — Альфред Цин был по-прежнему по-мальчишески красив. И очарователен, если судить по интересу, читавшемуся на лице рыжей.

— Ты сейчас угодишь в мол.

Резко вывернув штурвал и бросив еще раз взгляд на Альфреда Цина, Викки миновала мол и оказалась в гавани. Мертвая зыбь перекатывалась с востока. «Вихрь» устремился туда, как юноша, уходящий из дома на званый ужин.

Подбородок отца был вызывающе вздернут.

Сначала Викки подумала, что он смотрит на тяжелую громаду комплекса «Экспо-центра», возводившегося в районе дороги от старого аэропорта Кай Тэ. «Экспо» было своеобразным подарком гостям, которые прибудут на торжества по случаю «1 июля 1997 года». Большинство зданий возводилось в соответствии с задуманными сроками — окруженные кранами и роем сновавших туда-сюда по бамбуковым лесам рабочих. С другими же, подобными ультрасовременному отелю Макинтошей «Голдену», дёла обстояли хуже. Он одиноко стоял в центре строительной площадки «Экспо» — его высокий скелет был частично покрыт стеклом, словно полузаконченная ракета, находящаяся далеко от стартовой площадки.

Хьюго сказал ей, что КНР, которой постоянная нехватка в Гонконге рабочей силы была только на руку, делала все, чтобы у Макинтошей были трудности с наемом рабочих. Китайцы совершенно очевидно хотели чего-то, хотя и не говорили чего. Все, что оставалось Хьюго и его отцу, — вести вслепую переговоры с коммунистами-бюрократами.

Но тем не менее не «Голден-Экспо» приковал внимание Дункана Макинтоша, а видавшее виды грузопассажирское судно, шедшее с востока. Викки узнала его. Его изящный корпус когда-то был выкрашен в белый цвет. Толстый слой ржавчины виднелся на бортах. На огрызке трубы, из которой вылетали черные клубы дыма от низкосортного дизельного топлива, Викки разглядела красно-золотистые волны и якоря шанхайской пароходной компании «Хай Син».

— Это «Данди»? — спросил Питер.

— Это «Инвернесс», — прорычал отец. — Каждый дурак это видит. Посмотри!

Хрупкая фигура Питера поникла в замешательстве. Мэри Ли, энергичная уроженка провинции Фуцзянь, привстала со скамейки кокпита, чтобы прийти ему на помощь, но увидела Фиону, жену Хьюго, покачавшую головой, и ледяной взгляд Салли Макинтош. Хьюго ободряющим жестом старшего брата обнял Питера за плечи, и Викки инстинктивно погладила его по волосам, но глаза ее смотрели на отца — он тоже страдал.

Когда-то давно «Инвернесс» принадлежал Макинтошам, и «Данди» тоже. И «Стерлинг». И «Эдинбург». И «Форт Вильямс». На их бортах названия всех шотландских городов и множества других, расположенных вдоль пароходной линии Фаркар, а позже линии Макинтош — Фаркар. Были также и «Ханой», «Тайбэй», «Шанхай», «Манила» и «Гонконг». Но в конце концов, не в силах конкурировать с дешевой китайской рабочей силой Макинтоши потеряли все — они были вынуждены продать корабли Ту Вэй Вонгу за жалкие гроши.

Вместо того чтобы влить их в состав своего грандиозного флота, Ту Вэй Вонг уступил их компании «Хай Син». И теперь благодарная ему КНР качала себе твердую валюту, возя бывших беженцев, а ныне жителей Гонконга в гости в родные города Шанхай, Фучжоу и Нинбо. Они плыли, прихватив с собой видаки и японские стиральные машины для менее удачливых родственников в Китае.

Неважно, думала Викки, что шотландская пароходная линия была анахронизмом в Азии, что на авиалинии «Золотой дракон» летало скромное количество пассажирских и грузовых самолетов. Неважно. Дункан Макинтош любил эти корабли, и их потеря больно ранила его. Эта рана не зажила до сих пор.

— Ай Цзи!

— Сейчас, тайпан.

Матрос-танка был, наверное, последним китайцем в Гонконге, называвшим главу последней независимой шотландской компании тайпаном без всякой иронии. Он окликнул своего помощника, и они стали ставить паруса на мачтах «Вихря».

К Ай Цзи и Хуану присоединились матросы из набранного по случаю экипажа, уже хлебнувшие пива из банок. Они ставили кливер, который стал развеваться как вертикальный тент для окон. Викки правила яхтой по ветру, чтобы легче было потравливать снасти парусов. Шхуна стала слегка подпрыгивать на волнах, и бородатый американец чуть позеленел и пошел от кокпита по направлению к сходному люку, оставив китаянку одну на палубе.

— Кто хочет порулить?

Чип, полицейский, взялся за штурвал с сонной улыбкой:

— Я позову, если опять что-нибудь появится по курсу.

— Теперь твоя очередь. Я уже сделала свой меткий выстрел.

Викки выбралась из кокпита и прошла мимо матери. Китаянка стояла немного в стороне. Оттуда ей хорошо была видна вся шхуна и те, кто на палубе.