— Излечат? Но от чего? Чем он болен?

— Это часть той тайны, которая, как вы говорите, окутывает замок Арднесс, — слегка улыбнулся лорд Страткерн. — Я не знаю, что с ним. Да, думаю, и никто не знает.

Помолчав немного, он продолжал:

— Я много раз видел дочь герцога, Элспет. Это была милая девочка, очень похожая на герцогиню. Но я не припомню, чтобы мне хоть раз довелось увидеть маркиза, да и никто из моих знакомых его не видел.

— Как странно! — воскликнула Леона.

— По этому поводу было много разных разговоров, — продолжал лорд Страткерн, — люди гадали, что с ним такое, что за таинственный недуг его снедает. Наконец, все решили, что у него, по-видимому, что-то не в порядке с позвоночником.

«Действительно, — подумала Леона, — это объясняет то, почему герцог обращался к разным докторам в надежде на помощь и помещал мальчика в лучшие европейские лечебницы.»

— Могу себе представить, какое это несчастье для герцога, — заметила она вслух.

— Ну еще бы, — согласился лорд Страткерн. — Он же так гордится своим родом!

— Да, и правда, — с улыбкой вспомнила Леона. — Он показывал мне генеалогическое древо своей семьи. Он сказал тогда, что титул всегда переходил в их роду от отца к сыну, так что, когда он умрет, сын станет его наследником.

— Похоже, здоровье юного Эуана идет на поправку, — заметил лорд Страткерн.

— Мне кажется, — ответила Леона, — его светлость хочет, чтобы я заняла место его дочери. Леди Боуден рассказывала мне, как он мучился, как тяжело переживал свое несчастье, когда умерла его дочь.

— Если вы пытаетесь разжалобить меня, хотите, чтобы я пожалел герцога, — сказал лорд, — вряд ли вам это удастся. Я нахожу, что он туп, упрям и безжалостен до жестокости! По правде говоря, я не терплю его точно так же, как и он меня!

Леона тихонько вздохнула:

— Боюсь, он страшно рассердится, когда узнает, что я специально поехала сюда, чтобы увидеть вас.

— Вы сказали, что письмо, которое вы написали мне, так и не было отправлено. Почему?

С минуту девушка колебалась, потом решила все-таки сказать правду.

— Герцог уничтожил его. Я случайно увидела, как он бросил его в огонь; я в это время стояла наверху, на площадке лестницы, но он меня не заметил.

Лорд Страткерн выпрямился.

— Это совершенно невыносимо, этого просто невозможно терпеть! — гневно произнес он. — Однако именно этого мне и следовало ожидать. Если бы только вы жили в любом другом из соседних замков, где угодно — только не в Арднессе!

— Что же делать? Я живу именно там, — совсем тихо ответила Леона.

— И все же чудо произошло — вы здесь! Вы поступили очень храбро, теперь я понимаю, сколько мужества вам потребовалось, чтобы приехать сюда, и, позвольте заверить вас, я вам очень благодарен.

— Это я должна благодарить вас, — возразила Леона. — Вы спасли меня в тот вечер, когда произошло несчастье. И я была так счастлива, «открыв» для себя замок Керн!

— Я так надеялся, что вы будете вспоминать об этом, если, конечно, вообще вспомните обо мне, — проговорил лорд Страткерн. — Однако я боялся…

— Боялись? — недоверчиво переспросила Леона.

— Боялся, что вы забудете меня!

— Это было бы невозможно!

Вновь глаза их встретились, и что-то удивительное, чудесное вспыхнуло в них, словно пламя, передаваясь от одного к другому.

Лорд шагнул к ней, и Леона почувствовала, что он готов уже сказать что-то значительное, очень важное, но в этот момент в дверях появился дворецкий:

— Кушать подано, милорд! — объявил он.

Лорд Страткерн взглянул на часы, стоявшие на камине:

— Мы позавтракаем немного раньше, чем обычно, — объяснил он, — мне кажется, так будет лучше — ведь нам еще столько всего надо успеть, прежде чем для вас настанет время возвращаться.

— Я заранее принимаю все ваши планы, — улыбнулась Леона.

Они прошли в обеденный зал, который так хорошо помнила девушка и который показался ей несравненно прекраснее, чем громадный, холодный и чопорный обеденный зал в замке Арднесс.

Несмотря на присутствие слуг, подававших им кушанья, они могли свободно беседовать обо всем, что их волновало, а им было что сказать друг другу!

Хотя впоследствии Леона уже не могла вспомнить, о чем же они тогда говорили. Она помнила только, что еда была необыкновенно вкусная и что все слова, которые они произносили, были важны и значительны сами по себе, независимо от их смысла; они словно обладали какой-то волшебной, магической силой.

После завтрака Леона с удовольствием поговорила с миссис Маккрей; ей приятно было обнаружить, что и остальные слуги тоже не забыли ее, а спальня, в которой она провела тогда ночь, все такая же прелестная и уютная, какой она ее запомнила.

Она подумала, что если бы спала здесь, в шотландской опочивальне, она не лежала бы, напряженно вслушиваясь в тишину, как это было в замке Арднесс, не пыталась бы уловить звуки, которых нет, и не пугалась бы неизвестно почему темных теней по углам.

— А вы каждый вечер смотрите, как воины танцуют в Зале вождя? — с мечтательной тоскою спросила девушка.

— Нет, не каждый, — улыбнулся лорд Страткерн. — Обычно воины собираются по субботам, а раз в месяц они приводят с собой своих жен и детей, отцов и матерей и устраивают настоящий праздник, показывая свое искусство.

— Как бы мне хотелось все это увидеть! — воскликнула Леона.

— Как бы мне хотелось показать все это вам! — словно эхо, откликнулся лорд Страткерн.

Они вышли в сад, и снова Леона ощутила, что здесь очень тепло, — гораздо теплее, чем на равнине или в садах, окружающих замок Арднесс; живая изгородь из густо разросшихся кустов и каменные стены защищали сад от ветра, так что даже сейчас, в сентябре, здесь можно было любоваться чудесными, яркими цветами.

Лорд Страткерн сорвал розу для своей гостьи, и она приколола ее к застежке у ворота.

Леона заметила, что он выбрал для нее белый, еще почти не распустившийся бутон, и улыбнулась, вспомнив, что белые розы были эмблемой якобитов. Девушка напомнила ему об этом.

— На самом деле я выбрал ее потому, что она очень похожа на вас, — возразил лорд Страткерн.

— Белая роза?

— Белая, чистейшая, невероятно прекрасная и еще почти не распустившаяся! — ответил он.

— И вам кажется, что она похожа на меня?

— У меня такое впечатление, что вы еще очень мало знаете о жизни, — объяснил он. — Когда вы сталкиваетесь с жестокой действительностью, как например, с выселениями, это вас больно ранит, так как для вас мир все еще остается чудесным, светлым и радостным… И так оно и должно быть!

— Мне бы очень хотелось, чтобы он был таким.

Лорд Страткерн ничего не ответил, и Леона, секунду помолчав, сказала:

— Вы говорили мне, что человеку часто приходится разочаровываться.

— Часто, но не всегда!

Они спустились к берегу озера; вода была очень чистая и прозрачная, видно было желтое песчаное дно, и рыбки скользили в глубине неслышно, как сказочные духи вод.

— В этом озере, наверное, живут нимфы, — задумчиво произнесла Леона. — А в горных пещерах скрываются гоблины, да, как вы думаете?

— Ну конечно! — уверенно подтвердил лорд Страткерн. — А когда по утрам над озером поднимается легкий туман, светлая, чуть прозрачная дымка, я всегда вспоминаю о вас!

Леона повернулась к нему, и с минуту они стояли молча, неподвижно, глядя в глаза друг другу. Потом лорд Страткерн заговорил, и голос его звучал так, словно ему стоило непомерных усилий выговорить эти слова, точно каждое слово застревало у него в горле:

— Я проклинаю себя за то, что вынужден торопить вас, и все же я чувствую, что нам пора возвращаться. Кроме того, мне хотелось бы показать вам еще кое-что, прежде чем мы доедем до границы.

Леоне показалось, что солнце в небе внезапно померкло и стало темнее.

— Да, мне нельзя опаздывать, — проговорила она машинально, в то время как все в ней протестовало, и ей хотелось умолять его, чтобы он позволил ей остаться.