После порта Грэвсенд за штурвал «Элизабет» встал английский лоцман, и Гийом с трудом сдерживал себя. Ему хотелось выбросить за борт этого островитянина, осмелившегося командовать на правах хозяина на корабле, идущем под французским флагом. На корабле, принадлежащем ему, Тремэну, который вот уже почти полвека испытывал совершенно особую неприязнь к Англии и ко всему, что с ней связано.

Стоя за спиной лоцмана, он не спускал глаз с его рук, которые уверенно держали штурвал. Это были сильные руки, с квадратными пальцами, но необыкновенно чистые. Видно, лоцман очень заботился о своих рабочих инструментах.

Гийом услышал, как тот тихо сказал:

– У вас прекрасное судно, сэр! Оно очень тонко реагирует на руль. Одно удовольствие управлять им даже в такую погоду.

В его словах не чувствовалось никакой лести! Просто оценка специалиста, и на Тремэна это произвело впечатление.

– Я счастлив, что оно вам нравится! – пробормотал он. – А также оттого, что у вас очень острое зрение. Ведь ни зги не видно!

Действительно, густой туман окутывал все вокруг, скрывая почти полностью мачты и паруса брига. Берегов Темзы тоже почти не было видно, лишь иногда по урезу воды попадались почерневшие сваи, смутный силуэт барки, туманные очертания причала. Время от времени слышался звук рога, отвечавший с берега на сигналы корабля, едва слышный в наполненном сыростью воздухе.

Однако река продолжала жить. Слышались плеск весел, чьи-то голоса. Все формы расплывались в желтоватом тумане, но судно хоть и медленно, но уверенно продолжало свой путь.

– Мы привыкли, – объяснил лоцман. – Туманы здесь нередкое явление, и они длятся иногда долго. Отлив начнется, когда мы уже прибудем в порт. С отливом уйдет и туман. Вот почему корабли нуждаются в нас, особенно иностранные...

Тремэн ничего не ответил. Слова лоцмана пробудили в нем воспоминания о его родной Канаде. Перед его глазами снова встало широчайшее устье реки Святого Лаврентия. Его многочисленные опасности служили прекрасной защитой Квебеку. Это было и его гордостью. И надо же было так случиться, что два алчных предателя открыли врагу проходы по реке! Хоть сто лет пройдет с тех пор, но Тремэн не забудет никогда свое негодование, когда однажды июньским утром 1759 года вблизи острова Орлеан показались паруса кораблей адмирала Даррела, свидетельствуя о том, что секреты устья реки были раскрыты.

По сравнению с той королевой-рекой Темза казалась речушкой, которую могли бы легко пройти на «Элизабет» капитан Лекюйе или сам Гийом, и даже в непогоду. Здесь не было ни скрытых порогов, ни убийственных течений, ни дрейфующих льдов, а тем более китов. Может быть, песчаные мели? Гийому казалось, что вся эта история с лоцманом, которого ему навязали, есть лишь удобный способ, применяемый коварным Альбионом, для того чтобы внедрять своих шпионов на мирные гражданские суда.

Нужно было честно признаться, что его все раздражало в этой стране. Клочок бумаги, подписанный в Амьене всего несколько месяцев тому назад, позволял теперь посещать эту враждебную страну. Однако он ни за что не согласился бы даже приблизиться к ее обрывистым берегам, если бы не письмо, лежавшее теперь у него в кармане. Это был тяжелый груз былых воспоминаний и не столь давней боли. Эта боль была еще столь сильна, что заставила его, несмотря на клятву никогда не приезжать в Англию и ничего не иметь общего с этой страной, броситься на свой корабль, только что вернувшийся из Карибского бассейна, и срочно плыть в Лондон, боясь опоздать...

Письмо прислал сэр Кристофер Дойл, супруг Мари-Дус, ставший лордом Астуэлом, унаследовав этот титул. В нем говорилось: «Леди Мари, моя дражайшая супруга, доживает последние дни. И прежде чем покинуть этот мир, она желает увидеть вас. Я очень прошу вас выполнить ее последнюю просьбу. Поскольку договор, подписанный нашими правительствами, позволяет сделать это, приезжайте! Я поручился за вас. Вы можете сослаться на мое письмо, что облегчит вам дорогу к нам в Астуэл-Парк в Кембриджшире. Прошу вас, поспешите! Дни ее сочтены...»

От чего умирала Мари? Англичанин не писал об этом. Но горе, которое он испытал, узнав об этом, позволило ему понять ту глубину чувства, которое он все еще испытывал – несмотря на десятилетнюю разлуку, – и ту сумасшедшую страсть, которую он пережил в Париже накануне Террора.

С тех пор Гийом остепенился. В Индии, где он был еще подростком, он стал фаталистом и поэтому считал, что Мари куда-то очень далеко уехала, но обязательно когда-нибудь вернется к нему и их судьбы сольются. Он думал, что следует ждать, и горе уляжется. Ему даже не приходила в голову мысль, что Мари может смертельно заболеть: ведь она – его детские мечты, мужская страсть и все его надежды. Ведь она была его сказкой, а сказки бессмертны...

Гийом выехал сразу же. Ему было безразлично, что Ла-Манш во второй половине октября 1802 года был не самым прекрасным местом для морских прогулок. Если бы было нужно отправиться одному и в ореховой скорлупе, он бы это сделал. Он очень любил море и не боялся его ничуть. К тому же чем сильнее ветер, тем быстрее пойдет судно. А сейчас это было главное: он любил и считал, что стоит ему только оказаться у изголовья Мари, и она будет спасена. Она тоже знала это и поэтому звала его! Вот почему медленное продвижение среди густого тумана вверх по Темзе после вихря, подхватившего их у Гавра, раздражало его до крайности. Мокрые паруса едва ловили слабый ветер. Может, стоит спустить шлюпки и посадить людей на весла?

Но его мучения далеко не закончились. Когда они подошли к Дэптфорду, где строились самые лучшие корабли королевского флота, из тумана вынырнула лодка и причалила к борту «Элизабет»: еще один чиновник в синей форме с блестящими пуговицами потребовал, чтобы его подняли на борт. Он был из таможенной службы и заявил, что он должен досмотреть корабль.

– Ваши коллеги из Грэвсенда уже обшарили его сверху донизу, – проворчал, скрипя зубами, судовладелец. – И ничего предосудительного не нашли.

– Всегда можно что-то забыть, – заявил с чисто английским хладнокровием чиновник. – Даже самые аккуратные и бдительные могут что-то пропустить...

– Мои трюмы пусты. Я еду по вызову близкого человека, который умирает. Вы думаете, я стал бы терять время на погрузку?

– А вот и посмотрим. На корабле пахнет ромом!

– Корабль вернулся с Антильских островов десять дней тому назад. Постарайтесь поспешить. Я тороплюсь...

– А мы не требуем, чтобы вы остановились. Во всяком случае, я поеду с вами до таможни. Таково правило! Все прибывающие корабли должны бросить там якорь!

– Боже! – взбесился Тремэн. – Что за страна! Я был совершенно прав, когда дал клятву никогда не ступать на ее землю!

– Извольте дать мне ваш паспорт! Он будет передан в Службу по делам иностранцев, и его вам вернут, когда вы будете возвращаться...

Пальцы Тремэна сжали золотой набалдашник трости, а лицо приобрело кирпичный оттенок.

– Я не останусь в Лондоне. Как же в таком случае я буду передвигаться по вашей проклятой стране? Ведь меня схватит за воротник первый попавшийся полицейский!

Англичанин с большими зубами и холодными глазами взглянул на этого явно разъяренного иностранца, готового взорваться, и спокойно ответил:

– Успокойтесь, сэр! Вам выдадут временный паспорт... если, конечно, вы будете отвечать тем условиям...

– Каким условиям?

– Об этом вам скажут другие. С вашего позволения, я хочу начать досмотр!

– Поразвлекайтесь! – проворчал Тремэн. – Вы найдете много пустоты. Что же касается моего багажа, то он уже опечатан вашими коллегами из Грэвсенда. Там вам развлечься не придется...

В этот момент его отвлек лоцман:

– Посмотрите, сэр! Как я и говорил, туман становится менее плотным.