А сегодня он особенно обрадовался, что «сын колдуньи», как он втайне называл его, пришел навестить его. Герцога беспокоили упорные слухи, приносимые его шпионами, насчет собственной племянницы, Анны Болейн. Слух, который — если окажется правдой, — может вызвать небывалый скандал.

Он, конечно, был против, когда его сестра леди Элизабет вышла замуж за Томаса Болейна из Норфолка. Тщедушный выскочка, просто удачливый торгаш — и этим все сказано. Именно он, герцог, добился места при дворе для двух дочек Болейна, когда те вернулись из Франции. Прекрасную же благодарность получил он за свои старания. Мэри стала первостатейной шлюхой, то и дело забирающейся в постель к королю, а Анну изгнали за любовную связь с Гарри Перси. Но все же они являлись его племянницами, а то, что их мать умерла и Томас вторично вступил в брак с какой-то неотесанной мужланкой из рода Норфолков, не могло перечеркнуть того факта, что в них течет кровь Говардов — они оставались членами его могущественного клана. И вот теперь эти тревожные пересуды, что и его младшая племянница Анна заставила короля настолько влюбиться в себя, что тот начал ставить под сомнение законность своего брака с Екатериной. И герцог обратился к Захарию, который на целую неделю заперся в своем мрачном доме на Кордвейнер стрит, советуясь с книгами, разбираясь по этим пугающим картам, одна из которых представляла Анну, другая — Его Светлость, а третья — королеву.

— Что они сказали тебе, сын мой? Клянусь Богом, все не так серьезно, как болтают.

Квадратное лицо, повернувшееся к нему, было таким похожим на его собственное, очертания подбородка столь же твердые и волевые, как у любого из Норфолков.

— Это очень серьезно, и даже более того, лорд герцог, мой отец, — тихо проговорил предсказатель.

Впервые Томас не улыбнулся при странной форме обращения, которой всегда пользовался Захарий.

— Что же будет?

— Моей кузине, Анне Болейн, судьбой предназначено стать королевой. Ничто не в силах остановить ее.

— Но она еще совсем девочка, Захарий! И ее даже не назовешь хорошенькой. Вот Мэри, та действительно хороша.

— Будь она хоть самой безобразной каргой во всем христианском мире, ее сила огромна. Она может заставить любого избранного ею мужчину влюбиться в нее.

— О Господи, она что — ведьма?

Слова сорвались с языка прежде, чем герцог успел подумать. Не успев еще даже договорить, он заметил сердитый взгляд на лице любимого сына.

Томас подумал: «Он рассердился. Он ненавидит разговоры о колдовстве».

А Захарий вновь мысленно представил хрупкую головку своей матери, упавшую на грудь, когда пламя охватило огромную кучу дров и соломы под ее ногами.

— Прости меня! — Враги герцога никогда бы не поверили, что у него может быть такое мягкое выражение лица. — Помни, я тоже любил ее.

Захарий улыбнулся и похлопал отца по руке.

— Я знаю, знаю, — произнес он. — Вы доказали это своим добрым отношением ко мне, лорд герцог, мой отец. Но мы говорим о кузине Анне. Я не знаю, является ли она посланницей сатаны — мне это неведомо. Но я во всем вижу ее могущество. Оно видно на ее карте жизни, по картам Таро, в кристалле. Ваша племянница будет восседать на троне Англии, сэр.

— Что будет с королевой? Она умрет?

— Ее судьба ужасна. Развод, нищета и изгнание. Она умрет в одиночестве, без друзей.

— О Боже! — произнес Томас Говард. — Ты уверен?

— Я клянусь в этом. Я ясно видел это. В Анне Болейн заключена самая мощная сила в королевстве.

Герцог Норфолкский сидел, качая головой. Если бы это сказал ему кто-нибудь другой, он бы высмеял его и выгнал из дома. Он совершенно не мог представить, как такое может произойти, но предсказание его сына подтверждали частые визиты короля в Гевер и то, что этого выскочку Болейна сделали виконтом Рочфордским, а еще тайком поговаривали, что король возбудил дело о законности своего брака с Екатериной на том основании, что она сначала была женой собственного брата короля.

— Но есть и кое-что еще, — продолжал Захарий.

— Еще?!

— Да. Много мужчин умрут из-за Анны, и некоторые из них высокого звания. Пока не понятно почему. Но одно ясно: ей самой уготована жестокая смерть. Она будет сброшена с высот глубоко под землю.

Герцог увидел, что его сын дрожит, и на него накатила очередная волна нежности. Из-за его чудесного дара отец иногда забывал, что Захарий очень молод и еще живо переживает страхи и эмоции, которые не трогают мужчин, которым за сорок.

— Почему ты дрожишь? — спросил он. — Ты ведь не знаешь Анну, не так ли? Она покинула двор до твоего появления там.

— Я видел ее однажды, когда был там с моим учителем. Я особенно присматривался к ней, так как знал, что она — моя кузина. Вы правы, отец, она — не хорошенькая. Она — прекрасная. А что касается ее смерти… — О Боже милостивый! — Возможно, она умрет на костре.

«О Господи, — подумал герцог. — Мне кажется мальчик сам влюбился в нее. И это после того, как всего лишь раз увидел ее! Проклятая девчонка явно ведьма и умрет, как ей и подобает».

В это мгновение в сердце Томаса Говарда зародилась лютая неприязнь к своей племяннице Анне Болейн; неприязнь, которая останется у него навсегда. Ему было тяжело видеть своего сына таким встревоженным; слышать, что знатные люди лишатся из-за нее жизни; узнать, что королева Екатерина — женщина, которая ему всегда нравилась и которой он почему-то сочувствовал — должна окончить свои дни в нищете. В тот момент он принял решение как можно усерднее препятствовать восхождению дочери Болейна. Но он должен действовать хитро. Он не испытывал желания оказаться среди тех, кто лишится головы, и ему пришла в голову еще одна мысль.

— Захарий, я тоже должен умереть из-за Анны? Ты можешь быть честным со мной.

— Нет, лорд герцог, мой отец, такая участь вам не грозит.

Взгляд янтарных глаз был устремлен сквозь него, и Томасу стало не по себе.

— Не смотри так на меня. Что ты хочешь сказать мне?

— Именно вы, отец, огласите ей смертный приговор.

В комнате воцарилась полнейшая тишина. Норфолк слегка дрожащей рукой налил бокал вина.

— Именно вы — потерявший свою возлюбленную на костре — приговорите ее к сожжению.

И с этими словами великий доктор Захарий закрыл лицо руками и заплакал. Говард сидел, не двигаясь, пораженный услышанным. Слишком трудно было осознать столь невероятное предсказание. А затем пришли мысли, которые помогают людям пережить все.

«По крайней мере, я это снес. Если судьбой предначертано, что дочь Болейна должна создать весь этот ужасный хаос, я не стану уклоняться, если мне действительно суждено приговорить ее к смерти».

Он увидел, как Захарий вытирает глаза, заметил побледневшее лицо под густыми черными кудрями.

— Сын мой, — уже спокойно произнес он. — Если этим событиям назначено свершиться, мы должны покориться судьбе. Я никогда не испытывал желания приговорить кого-либо к смерти, но если судьбой предназначено мне стать судьей Анны, да будет так. Ты не должен мучиться из-за этого. Для меня очевидно, что в твоем сердце родилась некоторая странная привязанность к Анне Болейн. Из этого следует, что если я должен приговорить ее к смертной казни, то твоя ненависть обернется против меня. Я хочу, чтобы ты сейчас поклялся, что останешься верным мне, когда разразится буря, независимо от того, что мне суждено судьбой.

— Лорд герцог, мой отец, — сказал Захарий. — Я знаю, что только что плакал, как дитя, и это правда, что один взгляд Анны разбередил мне душу, но вы были добры ко мне. Я во всех отношениях обязан вам своей жизнью. Я клянусь вам именем моей матери, что, если вам собственными руками придется убить королеву Анну, я все равно останусь вам верным сыном.

— Значит, между нами любовь и мир?

— Навсегда, — подтвердил Захарий.

Анне Вестон понадобилось двое суток, чтобы добраться до дома на Кордвейнер стрит. К концу второго дня она наконец-то достигла цели, но девушка, открывшая дверь, сказала, что доктор Захарий ушел. Анна чуть не расплакалась. Длительные путешествия не радовали ее никогда, и было крайне досадно обнаружить, что человека, которого она так жаждала увидеть, нет дома.